На Каннском кинофестивале впервые представили фильм, посвященный российской антивоенной эмиграции. Короткометражный анимационный фильм Winter in March («В марте была зима») был сделан в Эстонской академии искусств (EKA) армянской режиссеркой Натальей Мирзоян.
Наталья Мирзоян родилась и выросла в Армении. В середине двухтысячных переехала в Санкт-Петербург и жила на две страны. Там же она стала работать в анимационной студии «Петербург», а параллельно ее короткометражные фильмы «Дерево детства», «Чинти», «Пять минут до моря» и «Привет, бабульник!» номинировались и побеждали на международных кинофестивалях. Работы удостаивались призов на Берлинале, Аннеси, Загребском кинофестивале и в Хиросиме. В 2021 году Наталья большую часть времени проводила в Армении. Начало войны она с семьей застала в России, откуда в марте 2022 года вместе с мужем и ребенком вернулась на родину. В том же году Наталья поступила в EKA и переехала в Таллинн. Пока режиссерка была в Армении, она собирала интервью у друзей, также покинувших Россию. Это и натолкнуло ее на мысль сделать фильм.
Главные герои «В марте была зима» Кирилл и Даша — пара россиян, у которых война в Украине вызвала ужас и чувство вины за происходящее. Реакция Даши — протест, Кирилла — депрессия. Понимая, что в России им больше нет места, пара решает переехать в Грузию.
«Путешествие, происходящее скорее в метафизическом, чем в реальном пространстве, наполнено метафорами войны. Поезд проходит вдоль российско-украинской границы, позволяя паре наблюдать мрачные картины. Тем временем их попутчики, кажется, не замечают ничего странного», — гласит синопсис.
— Расскажите, как вы оказались в Эстонии?
— Я переехала в Россию, в Санкт-Петербург, когда мне было 23 года: у меня бабушка из Питера. Питер для меня не чужой город. Мне уже давно не нравилось, что происходит в России, в том числе из-за этого мы с мужем собирались уехать. Эстонию мы выбирали очень старательно. До войны было преимуществом, что она находится недалеко от Питера. Мы как люди из Питера очень часто ездили в Таллинн, где у нас были друзья.
Самое главное, что Эстония — вообще уникальная страна в плане анимации. У меня даже есть шутка, что в Эстонии самое большое количество аниматоров в процентном соотношении на душу населения.
— Чем эстонская школа анимации отличается от российской?
— Эстонская школа анимации имеет очень глубокие традиции, в том числе кукольная анимация была развита всегда. Мне хотелось поработать именно с кукольной анимацией, которой в Питере просто нет. В Москву я никогда не хотела ехать. Эстонскую анимацию сформировал Прийт Пярн (основатель эстонской анимационной студии Eesti Joonisfilm. — Прим. ред.) — одно из самых больших имен в мировой анимации. Его влияние до сих пор чувствуется.
От российской школы отличается очень сильно. В российской школе анимации очень важна история. Эстонцы, наоборот, работают практически без нарратива, и всё строится на каких-то абсурдных гэгах. У них очень специфический юмор, который мне всегда был близок.

Наталья Мирзоян. Фото с личной страницы в Facebook
— Как вы поняли, что хотите снять анимационный фильм о том, что пришлось пережить вам и вашим друзьям?
— У меня было совершенно непонятное желание записывать наши разговоры. Я приехала в Армению, и вдруг туда [после начала войны] приехали друзья из Питера и Москвы. Для меня это были два отдельных мира, я жила между двумя странами. То, что вдруг в армянский мир стали врываться русские, было очень сюрреалистично.
В первые месяцы войны у меня было ощущение, что я живу в каком-то сне, измененном состоянии сознания. И не только я, но и мои друзья. Мне показалось, что им нужно выговориться, а мне нужно это записать.
В 2022 году мне почему-то казалось, что сейчас нужно делать фильм на какую-то отвлеченную тему, никак не связанную с тем, что происходит. Как будто бы не хотелось или казалось всё неважным. Потом я думала, что, может, не стоило работать по свежим ощущениям и следам, не осмыслив как следует. Но когда я приехала в Эстонию, у нас был урок документальной анимации, я вспомнила про эти интервью. Глава кафедры анимации Уло Пикков очень поддержал идею сделать [фильм] по записям.

Фото: Festival de Cannes
— Почему вы решили сосредоточиться на Даше и Кирилле, а не взяли несколько историй?
— Мне показалось, что мозаика всегда получается как будто обо всём и ни о чем. Я смотрю на друзей вокруг и то, что с ними происходит. И, может, просто совершенно случайно наткнулась на такую типичную историю именно про поведение мужчин и женщин в такой ситуации. Когда углубляешься в одну историю, в отношения, больше шансов раскрыть характеры. У меня был материал, наверное, на полный метр, даже если брать только эту историю. В итоге у меня получился фильм больше о взаимоотношениях женщины и мужчины. Потом оказалось, что это универсальная история.
— У вас были сомнения о том, стоит ли затрагивать тему именно российских мигрантов? И что вы хотите показать этой историей зрителям?
— У меня, конечно, были сомнения, насколько правильно рассказывать об этом именно сейчас. С другой стороны, это то, что знаю я. У меня есть друзья-украинцы, но я сама этого не переживала. Украинцы сами делают фильмы о своем опыте. Я ближе, конечно, знаю русских и их переживания. Тем более у меня муж русский, и я вижу, например, как у него произошел разрыв связей в семье, и так далее. В первую очередь, мне кажется,
очень важно рассказывать такие истории, именно про людей, и перестать уже, наконец, какие-то ярлыки клеить. Русские такие-сякие, русские — люди разные. Есть такие замечательные ребята, как мои герои.
Мне кажется, важно западному зрителю тоже понять, что есть совершенно разные люди. К сожалению, их очень маленький процент в России — именно поэтому [в том числе] невозможны протесты. Но эти люди есть. И они тоже имеют чувства. Конечно, это несопоставимо с тем, что происходит в Украине. Но у них тоже как бы разрушилась жизнь, просто по-другому.

Фото: Festival de Cannes
— Насколько вообще было неожиданным для вас попасть в короткую программу фестиваля?
— Достаточно неожиданно, честно говоря. У меня были сомнения, стоит ли этот фильм выпускать именно сейчас. Анимация настолько долго делается, что я была уверена, что, пока завершу, война уже закончится — все же не ожидали, что она будет так долго. Я знала, что буду делать [фильм] года три, и, конечно, надеялась, что война не может продлиться больше полугода. В итоге мой фильм послали в Канны еще не готовый. Моя продюсерка сказала, что мы вообще не знаем, что будет в мире. Поэтому мы просто послали рабочую версию и получили ответ буквально через три дня. Это был очень хороший стимул, чтобы закончить фильм, потому что мы его никак не могли доделать, собраться с силами, были сложности с финансированием, но тут мы завершили просто за два-три месяца. Так что благодаря Каннам у нас появился дедлайн.
— Сколько прошло времени от идеи до премьеры?
— Очень смутные идеи у меня были в июне 2022 года, но не было четкого намерения делать фильм. Первый семестр я искала себя, идеи. С начала 2023 года я уже активно приступила. Получается два с небольшим года.
— Что значит для вас вообще участие в Каннском фестивале?
— У меня предыдущие фильмы попадали на Берлинале, но я никогда не была в Каннах. Наверное, это здорово. Какое-то внимание к фильму, безусловно, будет — и к проблеме, что важно. Для меня это очень странно.
С одной стороны, Канны какие-то, красные дорожки, я даже не представляю, как это. С другой стороны, новости, которые обрушиваются на нас каждый день… Как будто это всё несопоставимо.
Ощущение, что мы живем в каких-то параллельных реальностях.
Никаких ожиданий у меня нет, потому что я там никогда не была и даже не знаю, как это происходит (интервью было взято до показа в Каннах. — Прим. ред.). Например, мой соавтор по музыке Евгений Федоров писал у себя в каком-то посте: «Что ж теперь надеть?» Надеюсь, что всё-таки можно попасть на показы без какой-то особенной одежды, потому что у меня, честно говоря, ее нет.

Фото: Festival de Cannes
— Вы планируете как-то затрагивать тему российских мигрантов, которые находятся в Армении, Грузии, других странах?
— Думаю, что нет. У меня есть небольшой проект выставки [по этому фильму]. Уже было сделана выставка в Академии художеств. Надеюсь развить этот проект в интерактивную выставку, где более глубоко раскроются какие-то детали, которые не удалось показать, потому что фильм длится всего 16 минут. У меня было интервью с моими героями часов на шесть, из которых только пять минут вошли в фильм. Там было очень много важных мыслей и слов. Надеюсь, что в формате выставки это удастся. Но пока что мне нужно передохнуть и потом заняться уже выставкой. А в кино, надеюсь, что у меня будет уже другая тема.
— Где можно будет посмотреть фильм после премьеры?
— К сожалению, с авторской анимацией всё немножко сложно в плане скорости. Но мы уже начали посылать фильм на другие анимационные фестивали — их очень много по всему миру. Я потом буду на своей странице в фейсбуке публиковать какие-то предстоящие показы. К сожалению, фильм еще минимум год-два будет ездить по фестивалям по всему миру. Можно следить за анонсами и пробовать смотреть на большом экране. Мне кажется, что в зале на большом экране всегда совершенно другой эффект от фильма. Думаю, что только к концу года фильм, возможно, появится в онлайне.
Делайте «Новую» вместе с нами!
В России введена военная цензура. Независимая журналистика под запретом. В этих условиях делать расследования из России и о России становится не просто сложнее, но и опаснее. Но мы продолжаем работу, потому что знаем, что наши читатели остаются свободными людьми. «Новая газета Европа» отчитывается только перед вами и зависит только от вас. Помогите нам оставаться антидотом от диктатуры — поддержите нас деньгами.
Нажимая кнопку «Поддержать», вы соглашаетесь с правилами обработки персональных данных.
Если вы захотите отписаться от регулярного пожертвования, напишите нам на почту: [email protected]
Если вы находитесь в России или имеете российское гражданство и собираетесь посещать страну, законы запрещают вам делать пожертвования «Новой-Европа».