В подконтрольных России регионах Украины уничтожены или закрыты сотни храмов, православие превращено в инструмент пропаганды, а несогласных священников пытают, убивают или вынуждают бежать. Сохранить нейтралитет всё сложнее: «сотрудничество» с оккупационными властями становится условием выживания для служителей церкви. О том, как религия стала заложницей «русского мира», рассказывает «Новая газета Европа».
Владимир Будник
священник УПЦ, впоследствии перешел в ПЦУ. Служил в Свято-Духовском храме (Голая Пристань, Херсонская область)
Люди в штатском начали приходить с апреля 2022 года. Они хотели, чтобы я проповеди перестал читать на украинском, — говорили, что здесь теперь Россия, не надо нам всего этого. Потом стали требовать проповедь про триединый народ: единое прошлое, единая история, единая церковь. Я увиливал, отговаривался, что плохо знаю русский, но они всё больше напирали. Я не знал, куда от них деваться.
Они меня спрашивали про деньги: сколько вы тут получаете? А хотите больше? Хотите новую машину? Храм у вас не достроен, — хотите, стройматериалы привезем, рабочих, — всё сделаем.
За несколько дней до так называемого референдума россияне стали уже по несколько раз в день приходить, искали меня, но никак не могли застать. Я то на погребении, то еще где. Тогда уже появилось ощущение, что меня заберут вот-вот. Мой знакомый священник к тому времени уже две недели был на подвале: его обвиняли в «сотрудничестве с киевским режимом». Когда выбрался оттуда, хотел уехать из оккупации, но его не выпустили. Он служит теперь священником в РПЦ.
А мы тогда собрались спонтанно за один вечер и уехали. В дороге было неспокойно: 18 блокпостов, причем последние два — очень жесткие, вытащили все вещи из машины, допрашивали.
Уже когда добрался до Киева, получил смс с незнакомого номера с предупреждением, что за мной в ближайшее время придут и мне надо срочно уезжать.
У меня многие знакомые остались там, надеясь, что это <оккупация> временно. Ждут Украину.
Вера в руинах
После аннексии четырех украинских регионов Россией количество религиозных общин в них сократилось более чем вдвое: от 1967 осталось всего 902. Остальные разрушены обстрелами, запрещены или лишены возможности продолжать работу.
Захватывая города и поселки, российская армия часто практически стирает их с лица земли, а большинство жителей вынужденно покидают свои дома. В разрушенных городах исчезают и церковные приходы: не остается ни храма, ни паствы. Так, почти полностью был уничтожен город Попасная (Луганская область). К апрелю 2023 года в городе осталось всего около 200 человек, — из 20 тысяч, живших там до войны. Неудивительно, что из семи религиозных общин в городе не сохранилось ни одной.
Храмы и молельные дома часто оказываются уничтожены в ходе боев. По данным проекта «Религия в огне: 3 года войны в цифрах», за время полномасштабной агрессии в Украине были полностью разрушены или повреждены 643 религиозных объекта. Половина из них (326 строений) — в Донецкой, Луганской, Херсонской и Запорожской областях.
— Определить, наносились ли удары по религиозным объектам целенаправленно или это был сопутствующий ущерб, на данный момент нельзя, — рассказывает Карен Никифоров, один из авторов проекта «Религия в огне». — Но мы точно знаем о случаях, когда религиозные здания использовались российской стороной как военные объекты, что нарушает все международные нормы. Например, храм использовался как опорный огневой пункт. Это превращает его в законную военную цель для другой стороны, цель для обстрелов.
Хотя в каждом конкретном случае сложно доказать умысел, в совокупности разрушения не выглядят случайными. Если бы речь шла исключительно о сопутствующем ущербе, удары по храмам разных конфессий были бы распределены равномерно. Однако как минимум в некоторых областях мы видим другую картину.
Например, в Херсонской области — одном из наиболее пострадавших регионов — уничтожены или повреждены 20% (38 из 193) храмов Украинской православной церкви, и больше 50% (18 из 35) храмов Православной церкви Украины.
Первая из этих церквей признается Русской православной церковью, вторая — нет.
Избежавшие разрушения храмы либо захватывает РПЦ, либо используют оккупационные власти для своих нужд. Так, например, в Мариуполе РПЦ присвоила себе храм Православной церкви Украины и собирается переделать уникальное строение, чтобы привести его «в соответствие с канонами РПЦ». В храме Православной церкви Украины в Новоазовском районе теперь расположен морг, а протестантскую церковь в Мелитополе используют как концертный зал для российских военнослужащих. Храм Св. Иосифа Римско-католической церкви мы нашли в списке бесхозного имущества ДНР — видимо, приводить католический храм в соответствие с канонами РПЦ слишком сложно и нерентабельно.
Фактически РПЦ получает контроль над религиозной жизнью в регионах, где уничтожены или вытеснены другие церкви.
— У нас нет никаких достоверных сведений о том, как именно сформулирована политика РПЦ на оккупированных территориях, — рассказывает религиовед, старший научный сотрудник Центра православных исследований Фордэмского университета в Нью-Йорке Сергей Чапнин. — Но из того, что происходит, мы видим и намерения, и механизмы реализации этих намерений. Совершенно очевидно, что интересы Московской патриархии и интересы российского государства совпадают. Территория оккупирована, и новая власть навязывает новое церковное управление — это Русская православная церковь, официальная церковь путинской России.
Неправильное православие
С самого начала полномасштабного вторжения стало ясно, что в сферу российских интересов входят не только территория и ресурсы, но и религиозная жизнь украинцев. Должен остаться один народ, одно государство, одна церковь.
Наиболее масштабная «зачистка» коснулась православных церквей. Приходы Украинской православной церкви в добровольно-принудительном порядке вошли в состав РПЦ. Приходов Православной церкви Украины не осталось вовсе.
Россия считает «истинной» и «канонической» только Украинскую православную церковь (УПЦ), в то время как Православную церковь Украины (ПЦУ) называет раскольнической «псевдоцерковью», американским политическим проектом и сектой. При этом ПЦУ признана как автокефальная (независимая) церковь Константинопольским (Вселенским) патриархатом.
Вид разрушенной авиаударом церкви Рождества Пресвятой Богородицы в селе Новоэкономическое Донецкой области, 30 июля 2024 года. Фото: Анатолий Степанов / AFP / Scanpix / LETA
Чтобы не запутаться в похожих названиях, проще всего запомнить так: УПЦ и РПЦ — созвучные аббревиатуры — признают друг друга и до недавнего времени были тесно связаны. А вот ПЦУ — совершенно отдельная, новая церковь, максимально дистанцированная от РПЦ. Мы будем называть ее в тексте полностью: Православная церковь Украины.
Олег Горбовский
священник Православной церкви Украины, служил в храме св. преп. Сергия Радонежского на территории комплекса «Арабатские Термы» (с. Стрелковое, Арабатская стрелка, Херсонская область)
Я жил в Геническе, а в храме служил на Арабатской стрелке. Там курортное место, комплекс для отдыха. В первый же день, как Россия зашла в город, у меня оказалась отрезана дорога к храму, потому что там поставили блокпост и установили спецрежим: туда было не проехать без прописки.
Я четко понимал, что мне вообще с блокпостами сталкиваться нельзя. И из-за церкви, и из-за того, что у меня была позиция патриотическая и я выходил на митинги <против оккупации> в Геническе. Когда мы уже выехали из оккупации, а украинские области «присоединяли» к России, они там начали поднимать всех, кто активно участвовал в митингах, отвозили на подвал. Людей там избивали, заставляли приносить извинения на камеру.
Уезжали из Херсонской области мы, когда еще были пропускные пункты через линию. Мы долго ждали сначала, потому что были такие случаи, когда люди пытались выехать, а их расстреливали. Но со временем немного устаканилось, и перевозчики начали работать в постоянном режиме. И тогда мы уже решились ехать с семьей.
Другие священники Православной церкви Украины, насколько я знаю, в основном тоже выехали. Не могу точно сказать за всех. Но вообще смысла оставаться им там нет. Даже священники УПЦ, которые могут продолжать служить в оккупации, — к ним же приходят, как в советское время, вызывают на ковер. Там пропаганда идет полным ходом, в ней очень сложно не участвовать.
Для священников Православной церкви Украины выезд с оккупированных территорий не был излишней мерой предосторожности. Помимо того, что они оставались без работы — новые власти закрывали и отбирали храмы один за другим, — сама их жизнь была под угрозой.
13 февраля 2024 года российские военные похитили священника Православной церкви Украины Степана Подольчака из его дома в Херсонской области. «Его забрали босого, с мешком на голове, утверждая, что везут на допрос.
Его избитое тело — возможно, с раной от пулевого ранения в голову, — было найдено на улице села 15 февраля», — рассказывает правозащитная организация «Форум 18». О смерти Степана его жене сообщили сотрудники морга, пригласив явиться на опознание.
Этот случай был далеко не единичным примером насилия против священников Православной церкви Украины — это часть системных репрессий. Настоятеля храма Пресвятой Богородицы из Херсонской области Сергея Чудиновича похитили, забрав прямо из храма. Позже он рассказывал о пытках, угрозах изнасилованием и расправой с семьей.
Бердянский священник Олег Николаев был задержан и вывезен в неизвестном направлении. Священник Андрей Чуй, дольше всех продолжавший служение в оккупированном Донецке, и отец Христофор Хримли из села Каменка были арестованы, незаконно удерживались в заключении и, в конце концов, депортированы российскими властями. О судьбе многих священников Православной церкви Украины, похищенных оккупационными властями, до сих пор ничего не известно.
Иерархи Православной церкви Украины сообщают, что нормальная деятельность на оккупированных территориях полностью прекращена. Службы осуществляются теперь только подпольно, с огромным риском для священнослужителей: «Собирают общину где-то так, чтобы никто не знал об этом, потому что приходят, арестовывают». Тех священников, которые всё еще находятся в оккупации, церковь призывает уезжать: оставаться для них слишком опасно.
Священник Русской православной церкви благословляет людей возле храма Александра Невского в Мариуполе, Донецкая область, 16 февраля 2025 года. Фото: EPA
Свои, но не совсем
Дело не ограничилось ликвидацией «раскольнической» Православной церкви Украины. Российские власти занялись и «своими» — Украинской православной церковью, от которой потребовали полного подчинения.
Несмотря на разрыв УПЦ с Московским патриархатом, эту церковь в Украине часто обвиняют в тесных связях с РПЦ, которая поддержала войну и даже объявила ее «священной». Претензии звучат не только в адрес церкви в целом, но и в адрес отдельных священников: к середине прошлого года Служба безопасности Украины (СБУ) возбудила более 100 уголовных дел против клириков УПЦ. Среди обвинений — госизмена, коллаборационизм и оправдание российской агрессии.
УПЦ на оккупированных территориях действительно подчинилась российской церковной власти почти без боя. Шесть из семи епархий (административная единица в структуре церкви, объединяющая приходы на определенной территории) без возражений перешли в состав РПЦ.
Единственная епархия, в которой архиерей (руководитель епархии) Ефрем (Яринко) выступил против, — Бердянская. Однако позиция архиерея не получила поддержки среди прочего духовенства: 76 из 86 священников епархии обратились к патриарху Кириллу (Гундяеву) с просьбой о включении приходов в состав РПЦ. В итоге в мае 2023 года епархия стала частью Русской православной церкви, а несогласного архиерея заменили на нового (УПЦ по-прежнему считает главой Бердянской епархии митрополита Ефрема).
Одним из священников Бердянской епархии, отказавшихся от подписи за переход в Московский патриархат, был Константин Максимов. Уже через две недели оккупационные власти его задержали, а в августе 2024 суд приговорил его к 14 годам колонии строгого режима за шпионаж. По версии суда, священник якобы собирал информацию о расположении российских систем ПВО и передавал ее через интернет сотруднику СБУ.
Несмотря на демонстрацию лояльности иерархов УПЦ в оккупированных регионах к Русской православной церкви, полного доверия между местным украинским духовенством и Московской патриархией нет.
Украинских архиереев заменили на российских в трех епархиях из восьми (впридачу к семи аннексированным епархиям, еще одна епархия, Скадовская, была создана РПЦ; в нее вошли те приходы Херсонской епархии УПЦ, которые находятся на оккупированной территории). В их числе — Донецкая епархия, глава которой митрополит Иларион (Шукало) еще недавно сам поддерживал переход в РПЦ.
Российский военнослужащий на мосту Каховской ГЭС на фоне православной церкови в Каховке, Украина, 20 мая 2022 года. Фото: Сергей Ильницкий / EPA
— Кадровая политика патриарха РПЦ Кирилла (Гундяева) непоследовательная, довольно хаотичная, — объясняет религиовед Сергей Чапнин. — Логично было бы ориентироваться на украинских священнослужителей и их ставить епископами. Но Кириллу мешает его гиперподозрительность, он им не доверяет. Самое важное для него — личная лояльность, он должен в ней убедиться. А украинское духовенство Кирилл толком не знает, поэтому и доверять им не может. Вот он и не ищет кандидатов в Украине, использует тот кадровый резерв, который ему знаком.
Некоторые иерархи УПЦ из не захваченных Россией регионов выразили свое недовольство такими кадровыми решениями, назвав их «агрессивной церковной политикой» против Украинской православной церкви. Впрочем, возмущение было довольно тихим и ни на что не повлияло. Назначения не пересматривались, а представитель РПЦ Владимир Легойда объяснил ситуацию «особыми условиями военных действий, когда ход церковной жизни требует таких решений». Официальной реакции УПЦ на увольнение Илариона (Шукало) — одного из самых авторитетных иерархов Украинской православной церкви — вообще не последовало.
— УПЦ с происходящим молчаливо не соглашается, — рассказывает Карен Никифиров. — УПЦ не признала аннексию епархий, не признала ни одного назначения РПЦ. Но и ни одной официальной ноты вместе с тем тоже не было, ни разу митрополит Онуфрий (предстоятель УПЦ. — Прим. ред.) или Священный синод не сделали официального заявления, что они против таких действий РПЦ.
Молчи или беги
Многие священники УПЦ не захотели оставаться в оккупации и переходить в РПЦ. Тем более, что, кроме формального перехода, от них теперь требовалось активное сотрудничество с новой властью.
— У российских военных, оккупационных властей, есть эта идея, что церковь нужно поставить на службу государству. Украинские священники, которые прошли через аресты, плен, все потом рассказывают, что россияне их спрашивали: «Какие задачи перед вами ставило государство, какие задания вы получали от СБУ?» Даже по постановке вопросов видно, что Россия воспринимает церковь как некую неофициальную госструктуру. Им непонятно, как может быть иначе, как может церковь существовать независимо, — рассказывает автор проекта «Религия в огне» Карен Никифоров.
«Новая-Европа» собрала данные о руководителях православных приходов оккупированных регионов из украинского и российского государственных реестров. Мы ограничились новооккупированными территориями: Херсонской и Запорожской областями, а также теми частями Донецкой и Луганской областей, которые до февраля 2022 года были под контролем Украины и не входили в состав «ЛДНР». Полные данные по религиозным организациям «народные республики» не публиковали, поэтому актуальных сведений о главах приходов на их территории нет.
Согласно российскому реестру, на этой территории действует 314 приходов РПЦ, которыми руководят 234 настоятеля (один священник нередко управляет несколькими храмами, особенно в сельской местности).
Всего 132 из них (56%) возглавляли приходы и до вторжения российской армии, 102 человека (44%) — назначены после оккупации.
— Отношение священников УПЦ <на оккупированных территориях> к оккупации, к аннексии церкви разное, — рассказывает Карен Никифоров. — Есть несогласные, есть коллаборанты. Примеров активного сотрудничества с оккупационной властью мы знаем примерно столько же, если не меньше, сколько священников, которые уезжают. Из тех, кто остаются и продолжают служить, не все приветствуют оккупацию, а сама по себе религиозная служба не является коллаборационизмом. Хотя на них, безусловно, оказывают давление. Но это не значит, что они каждую исповедь потом бегут и пересказывают.
Александр Сорокин
священник УПЦ, служил в храме Святителя Николая на Источнике (Авдеевка, Донецкая область)
Мы уехали еще в 2015-м. В Авдеевке очень активные боевые действия были. Жили без света, под обстрелами. Я сначала вывез семью к родственникам. А потом дорогу к моему храму военные перекрыли и сказали «всё, мы никого не пускаем». Вот и перевелся уже сюда, в Киев.
У тех священников, которые остаются, разные причины для этого. Кто-то остается ради прихожан. Особенно те, кто много лет прослужил, это очень сильно привязывает. Еще важный момент: жилье и быт. У многих там собственные квартиры, построены дома, жизнь налажена. Они не хотят всё это менять и готовы мириться с какими-то негативными вещами. Они думают, что при любой власти как-то выживут: церковь вне политики, мы вне политики. А я считаю, что ничего вне политики быть не может.
Они <остающиеся> не понимают этой ментальной и духовной радиации, которая там <на оккупированных территориях> сейчас: они ее не замечают, а она их очень сильно меняет. Люди сами не видят, насколько они изменились. Насколько изменили той свободе, в которой они жили, насколько их испортил тот ужас, который туда пришел. Мне сейчас очень сложно бывает с ними разговаривать.
У моего знакомого священника храм, где он служил, спалили дотла российские войска, убили кучу людей в этом городе. И вот сейчас мне рассказывают, что этот батюшка так доволен: россияне всё отстроили, такие молодцы, так всё хорошо, иконостас чуть ли не из мрамора. А у меня просто волосы дыбом, когда я это слышу. Я говорю: люди, а какой ценой это всё? Убили столько людей, жизни разрушили, всё разрушили. Это же у нас на крови всё.
Так вот затыкают рты деньгами. Для священников — для тех, которые лояльны, — там сейчас жизнь просто в шоколаде.
А были и те, кто ментально и духовно привязан к России, они ждали прихода российских войск.
Очень многие священники бежали оттуда. Кому-то люди в штатском угрожали: «Батюшка, у вас же есть семья, вы же хотите, чтобы с ними всё было хорошо?». Они бросали храмы благоустроенные, бросали свои дома, всё бросали и бежали. Здесь им приходится снимать жилье, служить вторыми, третьими священниками по храмам, ютиться в школах. Это печальная ситуация. Но они остались верными Христу. И в ладу со своей совестью. Они прекрасно понимают, ради чего это всё, это их выбор.
Церкви вне закона
До войны в ныне оккупированных регионах действовали не только православные приходы (их было 58% от общего числа религиозных организаций), но и общины католиков, протестантов, мусульман, иудеев и буддистов. Теперь ситуация изменилась кардинально: многие религиозные течения оказались почти или полностью ликвидированы.
Как и разрушение церковных зданий, сокращение числа религиозных общин распределено по конфессиям непропорционально. Если приходы УПЦ (впоследствии перешедшие в РПЦ) сократились в 1,4 раза, то число протестантских общин уменьшилось в 3,6 раза. Католическая церковь почти полностью уничтожена: из 15 приходов Римской католической церкви остался всего один, из 49 приходов Украинской греко-католической церкви — ни единого.
В целом количество религиозных организаций, не подчиняющихся Московскому патриархату, уменьшилось в пять раз после оккупации.
Отчасти ликвидация религиозных общин связана с российским законодательством. Репрессивные законы о «нежелательных» и «экстремистских» организациях касаются не только журналистов и правозащитников, но и религиозных общин. Так, «Свидетели Иеговы» (113 общин) и протестантская церковь «Новое поколение» (25 общин) были вынуждены полностью прекратить свою деятельность: обе эти организации запрещены в России.
При этом «Свидетели Иеговы» легально исповедуют свою веру почти во всём мире: запрещают их разве что в Китае, Северной Корее, Иране и некоторых других авторитарных странах.
Но в большинстве случаев преследование религиозных меньшинств вообще не имеет законного обоснования: они формально не под запретом, но и продолжать работу не могут.
Так, деятельность украинских греко-католиков запрещена властями только в Запорожской области, однако фактически они не зарегистрированы ни в одном из оккупированных регионов.
Греко-католики и протестанты подверглись таким же репрессиями, что и Православная церковь Украины.
Католических священников депортировали и держали в плену. Храмы, по свидетельству предстоятеля УГКЦ Святослава (Шевчука), — закрыты или захвачены РПЦ.
«Девятого марта кто-то постучал в дверь, жена меня разбудила, я зашел на кухню, увидел на своем лице лазерные лучи и понял, что это Росгвардия. Меня вытащили на улицу, бросили на бетон… разбудили старшего сына, приставив автомат к лицу, — а ему было девять лет — забрали моего отца, брата, многих служителей нашей церкви», — рассказывает Марк Сергеев, протестантский пастор из Мелитополя.
Причины давления на церкви, по мнению религиоведа Сергея Чапнина, могут различаться. Православная церковь Украины — прямой конкурент РПЦ, с греко-католиками у Русской православной церкви исторически, еще с советских времен, очень тяжелые отношения. А протестанты неудобны прежде всего светским властям.
Епископ Лука читает молитву о Святой Руси в соборе Рождества Христова Бердянска, 29 мая 2023 года. Фото: pravoslavie.ru
— Российское государство боится децентрализованных структур. Например, РПЦ — структура иерархическая, епископат контролирует приходы и гарантирует государству, что они ведут себя как минимум лояльно, а то и патриотично. У протестантов же устройство горизонтальное, сетевое — это множество независимых общин. Так что властям приходится контролировать каждую общину в отдельности. Это очень трудоемкая история, на это нужны огромные ресурсы. Проще запретить, уничтожить или заставить уйти в глубокое подполье.
Оккупация одна — правила разные
Репрессии против религиозных общин на новооккупированных территориях оказались еще жестче, чем в так называемых «ЛДНР», где российское влияние установилось еще в 2014–2015 годах.
Определить, насколько изменение религиозного ландшафта в «ЛДНР» стало результатом формальной аннексии в 2022 году или происходило постепенно с 2014 года, сложно. Сведения в украинском государственном реестре не обновлялись после утраты контроля над этими территориями, а «ДНР» и «ЛНР» не вели открытых реестров. Но сравнить ситуацию до начала фактической оккупации и сейчас мы всё равно можем.
На территориях «ЛДНР» (в границах до февраля 2022 года) сохранилось 40% протестантских общин и 35% малочисленных для данной местности религиозных групп (среди них индуисты, буддисты, иудеи), а количество мусульманских организаций даже выросло на треть. На новооккупированных территориях сохранилось всего 19% протестантских общин и 10% от числа мусульманских. Все остальные не относящиеся к РПЦ общины полностью стерты с ландшафта.
— Когда российские войска заходили в «ЛДНР», у них отношение к местным жителям было позитивное или нейтральное, — рассказывает Карен Никифоров. — Грубо говоря, эти люди не служили «киевскому режиму». Совсем другое — с Запорожской и Херсонской областями. Это только российская пропаганда говорит, что там люди страдали под бандеровцами все эти годы. Но сами оккупанты понимают очень четко, что люди голосовали, не протестовали, наверняка «сотрудничали с властью», — в их картине мира невозможно с властью не сотрудничать. Все священники из Запорожской и Херсонской областей рассказывали, что отношение к ним абсолютно другое, чем к священникам из Донецка и Луганска.
Михаил Гречило
священник УПЦ, служил в кафедральном соборе Рождества Христова (Бердянск, Запорожская область)
— Я почти семь лет служил в кафедральном, то есть главном храме Бердянской епархии. Мы выехали по приглашению друга на его свадьбу, назначенную на 20 февраля. После праздника поехали в Чернигов, погостить к родителям. Там нас и встретила война.
Когда мне предложили вернуться, я без колебаний отказался. Ведь ни я, ни моя семья не смогли бы жить под властью тех, кто пытался нас убить, непрерывно обстреливая и бомбя Чернигов.
Всё мое окружение, священство УПЦ, имеет четкую антивоенную и государственническую позицию. Однако главное даже не это.
УПЦ заняла такую позицию не из-за политических или национальных взглядов, а потому, что стремится быть Христовой Церковью. А Христос учит: «Не убий».
Материал подготовлен при поддержке проекта «Бенефициары войны» Содружества журналистов-расследователей — Фонда 19/29.
Визуализация данных: Ксения Сторожева
Делайте «Новую» вместе с нами!
В России введена военная цензура. Независимая журналистика под запретом. В этих условиях делать расследования из России и о России становится не просто сложнее, но и опаснее. Но мы продолжаем работу, потому что знаем, что наши читатели остаются свободными людьми. «Новая газета Европа» отчитывается только перед вами и зависит только от вас. Помогите нам оставаться антидотом от диктатуры — поддержите нас деньгами.
Нажимая кнопку «Поддержать», вы соглашаетесь с правилами обработки персональных данных.
Если вы захотите отписаться от регулярного пожертвования, напишите нам на почту: contact@novayagazeta.eu
Если вы находитесь в России или имеете российское гражданство и собираетесь посещать страну, законы запрещают вам делать пожертвования «Новой-Европа».
