В Великобритании есть механизм диалога между парламентом и различными общественными группами, он называется APPG — All-Party Parliamentary Group. Такую группу можно зарегистрировать в парламенте от имени любой группы для обсуждения общественно важных вопросов, но для этого нужно договориться хотя бы с 20 членами парламента и проводить такие встречи не меньше двух раз в год, соблюдая при этом сложные бюрократические процедуры. В эту группу входят представители всех партий, что позволяет обращаться к парламентариям с самыми разными взглядами и уровнем влияния.

Такие группы собирают самые разные сообщества — от футболистов до защитников окружающей среды, включая множество групп от представителей различных стран. До 2022-го года существовала и по России, но, по словам главы «Российского демократического общества в Лондоне» Ксении Максимовой, была упразднена (публичного анонса найти не удалось) с началом полномасштабного вторжения в Украину.

Сейчас Максимова вместе с другими активистами находится в процессе организации новой группы, в рамках которой можно было бы отстаивать права россиян в британском парламенте. Мы поговорили с ней о том, что именно они планируют сделать и как это поможет антивоенным россиянам.

— Как это будет работать? Активисты приходят к вам, и вы что-то от них передаете парламентариям?

— Такие группы собираются в самом парламенте, но повестка и пакет обсуждаемых проблематик задаются секретариатом группы. И поскольку мы («Российское демократическое общество». — Прим. авт.) достаточно известная низовая организация в Великобритании, к нам так или иначе все обращаются со своими проблемами, и мы всегда стараемся вести себя наиболее репрезентативно.

Например, как только началась мобилизация [в сентябре 2022-го], я сама водила в парламент деколониальных активистов. То же самое с ЛГБТК+ группами. Чтобы они сами могли себя представлять, а не через нас. Думаю, что получится привозить в Лондон их представителей. У нас есть контакт с британским МИДом, мы в состоянии помогать им с визами.

— То есть люди приезжают в Лондон, и вы организуете их встречу с парламентариями?

— Да, и таких встреч будет где-то пять в году.

— Что именно нужно сделать активистам, которые хотели бы воспользоваться вашей помощью?

— Можно связаться с нами, нам вообще всегда можно писать, мы отвечаем. Писать можно в контактную форму.

— Какие вопросы вы планируете там поднимать?

— Во-первых, я уже два года пытаюсь протолкнуть квоту на визы для россиян, потому что в Великобритании нет гуманитарных виз. Мы хотели сначала запросить такую квоту для студентов. Чтобы получить студенческую визу в Великобританию, нужно иметь ВНЖ в той стране, из которой вы будете на нее подаваться. Но если ты мужчина призывного возраста или если у тебя есть политическое преследование, то последнее, что ты хочешь, это ехать обратно в Россию [для подачи на визу в Великобританию].

— А по квоте можно было бы обойти это ограничение?

— Да. Там хитрый план был, что мы сначала запросим эту квоту на студентов, а потом расширим ее на другие группы. Мы скажем: ну, ребята, у нас все равно не будет 500 студентов в год — и попросим в эту квоту добавить активистов. На самом деле, если посмотреть, сколько антивоенных активистов в Европе, то у нас [в Великобритании] столько нет. То есть мы бы хотели, как организация, привлекать новых людей, но нам некого привлекать, потому что к нам невозможно попасть.

— А что насчет других проблем? Например, банковские счета, которые не открывают россиянам?

— Конечно, этот вопрос сразу будет подниматься. У нас самих закрывали счет, просто потому что у нас было Russian в названии, нам пришлось даже изменить официальное название. И это при том, что у меня гражданство Великобритании.

А на самом деле как раз в это время готовилась атака на Рому Доброхотова из Insider, которого, оказывается, планировали украсть и вывезти [в Россию]. Угроза есть физическая.

С другой стороны, есть проблема, что в парламенте не всегда понимают, что есть усилия по внедрению российских агентов в околоправительственные структуры, — например, недавно российские дипломаты тайно проникли в закрытую зону парламента.

— А как вы сможете помочь с этим бороться?

— Будем подтягивать экспертов, чтобы они обучали правительство Великобритании тому, что можно и что нельзя, где подводные камни.

— Есть ли опыт похожих структур у других стран? Украины, Беларуси?

— У Украины — есть. По Беларуси, если честно, точно не знаю. Украинская APPG нашу идею поддержала, чему я очень рада, потому что хотелось бы использовать эти инструменты для совместной работы на более официальном уровне.

Основная часть работы в интересах россиян и украинцев сейчас идет под столом. А мы как бы поднимаем это немножко на другой уровень, плюс вовлекая в это правительство Великобритании.

— А что насчет российских эмигрантских структур в Европе и США?

— В США есть Free Russian Foundation, они работают с Госдепом. В Европе есть рабочая группа, в которой участвуют [депутаты Европарламента Сергей] Лагодинский и [Андрюс] Кубилиус. Насколько я знаю, Free Russia с ними тоже общается. Но у меня есть ощущение, что работа ведется урывками. А хотелось бы знать, что люди встречаются регулярно, чтобы обсуждать повестку.

— Наверное, важно, чтобы это был открытый процесс?

— Да, об этом я и говорю. Важно, чтобы все знали, какая будет повестка, и могли что-то добавить. Потому что на данный момент люди куда-то ездят, с кем-то встречаются, а что там произошло, что дальше, какие следующие шаги? Этой информации мы не получаем.

— Кто именно будет заниматься организацией группы?

— У группы есть секретариат, этим секретариатом будем мы, вместе с New Generation Europe. В группе россияне смогут говорить сами за себя.

— А что такое New Generation Europe?

— Это фонд МБХ (Михаила Борисовича Ходорковского. — Прим. авт.).

— То есть в итоге это все равно структура Ходорковского?

— Нет, мы ее делаем вместе. Еще есть Lodestone Communications (агентство, занимающееся стратегией и коммуникациями. — Прим. авт.). Russian Democratic Society — не структура Ходорковского, мы grass-root организация (низовое движение. — Прим. авт.).

— А как участвует Ходорковский? Просто помогает?

— Это известная и влиятельная сила в Лондоне, в парламенте их знают. Сами, как низовые активисты, мы бы наверное два года собирали этих 20 парламентариев.

— А тот же Ходорковский или, например, Free Russian Foundation, раньше не делали ничего похожего?

— Почему-то нет. На самом деле, когда я начала заниматься активизмом, я очень быстро поняла, что мы всё время верим, что есть уже кто-то экспертный, профессиональный большой какой-то дяденька, и наверняка уже всё делается.

Я для новых активистов это называю «Деда Мороза не существует». Не надо сидеть и ждать, что кто-то тебе Новый год принесет. Новый год надо делать самим. Я тоже сначала думала, что уже делает кто-то другой. Но вот я очень рада, что МБХ поддержал.

— Вы ему просто предложили, и он поддержал?

— Да.

— А расскажи больше про ваше демократическое сообщество в Лондоне. Кто вы, что вы делаете, есть ли другие похожие структуры в Британии?

— Других структур как-то нет. Вот в Германии, например, есть много организаций, они там в коалиции объединяются, это все приятно наблюдать. У нас начинались некоторые студенческие или академические движения, но разваливались.

У меня такое ощущение, что в Великобритании есть особенность: туда съезжаются люди достаточно высококвалифицированные, а они очень заняты своими делами и у них не хватает мотивации на это, им и так есть чем заняться [кроме антивоенного активизма]. А мы спонтанно сформировались, причем только когда началось полномасштабное вторжение.

Меня удивляет, что это не произошло раньше, потому что в Лондоне большая концентрация разных ЛОМов (лидеров общественного мнения. — Прим. ред.). Все время казалось, что сейчас кто-то всех призовет. И ничего не происходило. И мы пошли сами делать. Я вообще не собиралась становиться лидером какого-то движения.

— А конфликты у вас бывают? Во многих таких организациях они возникают.

— Конфликтов не было, я сама удивляюсь. Отчасти дело в том, что не то чтобы все хотели быть лидерами. Наоборот, я говорила, что нам нужно сделать трех директоров, сразу пыталась не делать это вертикальным. Хоть сейчас я и один директор, у нас все равно в сообществе горизонталь, все решения принимаются общим голосованием.

— Как ты думаешь, как изменилась ситуация с правами россиян за три года и что будет дальше?

— Позитива на эту тему у меня нет. У меня были большие надежды, потому что изначально у антивоенной правозащитной коалиции, которая собиралась в начале 2023-го года, получилось протащить гуманитарные визы во Франции.

У меня была надежда, что мы сможем это сделать и в других странах. Но в Португалии, например, недавно пытались сделать гуманитарные визы, и сначала их даже одобрили. А спустя две недели они поняли, что проголосовали за гуманитарные визы для всех, и бюрократическая машина просто сломаетcя, если это начнет работать. И они переголосовали, откатили назад.

В 2023-м году было ощущение, что сейчас все получится. А сейчас уже так — один шаг вперед, два назад.

— Но тебя все равно что-то мотивирует, если ты не сдаешься.

— А я просто не могу сидеть и смотреть на пиздец, не пытаться что-то с этим сделать.