Указ

Российские войска вошли в Мелитополь 25 февраля 2022 года, в первую же ночь полномасштабной войны в Украине. До войны население Мелитополя составляло около 150 тысяч человек. После оккупации части Запорожской области, которая прошла быстро и практически бескровно, большинство местных жителей стали покидать свои дома. Но город не сдался до конца: Мелитополь всё еще остается центром партизанского сопротивления. В ответ оккупационная администрация превратила похищения и пытки местных жителей в повсеместную практику.

О том, что в Грузию за последнее время депортировали уже десятки жителей Запорожской области, мне рассказали в организации Volunteers Tbilisi, которая с начала войны занимается тем, что помогает украинским беженцам.

Сотрудники «Волонтеров» объясняют, что сейчас на оккупированных украинских территориях повсеместно проверяют итоги массовой раздачи украинцам российских паспортов. В октябре 2022 года Путин подписал «договоры» о вхождении в состав России украинских территорий — Запорожской и Херсонской областей.

А с 1 января 2025 года вступил в силу указ Путина, согласно которому

Этот указ прямо касается тех граждан Украины, которые не захотели оформить российский паспорт и стали «иностранцами» на своей земле.

Катя проводит интервью с людьми, которым организация помогает в Тбилиси с временным жильем и коммуникацией с посольством Украины. «На оккупированных территориях происходит насильственная русификация и уничтожение украинской идентичности. Оккупационные власти преследуют любое инакомыслие. Людей вынуждают уезжать, используя при этом изощренные методы — угрозы, издевательства, пытки…» — это ее вывод на основании рассказов выехавших из Запорожской области людей.

В один из февральских вечеров мы с Катей пришли в Тбилиси на встречу с женщиной, которая только что была депортирована из Мелитополя.

Наша собеседница, красивая женщина 50 лет, излучала одновременно оптимизм и иронию — эмоции человека, счастливо выбравшегося из безнадежной ситуации. Мы договорились, что в статье будем называть ее Светланой, чтобы «всем было спокойнее». Еще мне несколько раз пришлось просить ее говорить погромче: в шумном тбилисском кафе ее разговор вполголоса мог и не записаться. «Да я всё никак не привыкну, что тут везде и обо всём можно говорить громко», — извинялась Светлана.

Супермен с лентой 

— Мне запретили въезд на территорию РФ до 2069 года! Даже не знаю, как они высчитали эту цифру, — говорит Светлана, смеясь над справкой, выданной ей перед депортацией в Мелитополе. Проблема не в том, чтобы не ездить в Россию, а в том, что теперь Россией стал украинский город, где она прожила 25 лет. Смириться с этим она не смогла даже за минувшие три года.

Чтобы как-то выразить свое несогласие с оккупацией, Светлана участвовала в движении сопротивления «Жовта стрічка» («Желтая лента»). Идея состояла в том, чтобы сделать фото с лентой в цветах украинского флага на фоне города и выложить в телеграм.

— Это показывает, что в Мелитополе остались люди, которым не нравится оккупация, что мы ждем возвращения в Украину. У меня была небольшая ленточка из венка, сантиметров пять, вот ее я и фотографировала.

Было страшно, но, наверное, злость была сильнее. Это был мой протест. По всему городу развешаны камеры — я не знала, где именно. Поэтому просто фотографировала, где мне нравилось.

За полтора года мне удалось наснимать несколько десятков фотографий. Я отсылала их админу в телеграм-канал, а он потом выкладывал.

За эти фотографии меня и задержали. Еще мне показывали фотографии, которые сделал какой-то мальчик: оказалось, что мы с ним сделали снимки с разницей в несколько минут на одной и той же остановке. Они допытывались, с кем я работала, требовали «явки и пароли». Я объяснила, что никого не знаю — ни админа канала, ни этого мальчика.

Это считается «дискредитацией российской армии» и провокацией. Потому что всем людям должно быть хорошо под Россией, а тут я со своим протестом. Они считают, что я совершила преступление. А я жалею, что мало успела фотографий снять. Да, было страшно, но я думала, что я супермен, не попадусь.

Я была уверена и сейчас верю, что русские уйдут и что Мелитополь вернется в Украину. Потому что я так хочу. И так будет!

Памятник Ленину и украинские пенсии 

Светлана рассказывает, что жила в частном доме одна с престарелой свекровью, которой требовался уход. Ее муж умер еще до войны, а 17-летнюю дочь она отправила к родственникам в другую часть Украины, потому что после того, как в город зашла российская армия, «начались грабежи и изнасилования».

Я прошу Светлану рассказать, как в городе ощущалась оккупация и что изменилось конкретно в ее жизни.

— Всё изменилось: стало много военных машин, везде ходят патрули — мужчины в балаклавах и с оружием. Везде висят российские флаги, агитационные плакаты: «Мы за Россию, мы один народ».

Вернули памятник Ленина — украинские власти его давно убрали, оставался только постамент. А эти поставили заново. Я видела там митинги: люди из местной компартии, с их предводителем Тарасом Геновым, стоят с красными флагами, меня это очень раздражало.

Памятник Тарасу Шевченко, который стоял на площади, убрали, вместо него поставили какую-то свою стелу с двуглавым орлом.

В начале вообще была жесть: люди пропадали без вести. Местного депутата, нашего знакомого, забрали летом 2022 года. Через Минобороны с трудом узнали, что его обвинили в «противодействии СВО» и что он находится на территории России, без всякой конкретики.

Разговаривать в городе надо осторожно: ходят такие, в гражданской одежде, прислушиваются, о чем люди говорят между собой в транспорте, в магазине. И могут потом забрать даже за разговоры с подружкой. Сначала будут проверять, участвовал ли в протестных митингах, которые проводились в городе, когда русские только зашли, — таких людей очень тщательно ищут.

Когда меня задержали, я сама слышала разговор сотрудника ФСБ, он по телефону просил за кем-то «походить и послушать, что говорит».

Еще теперь в госучреждениях, в разных ведомствах, банках — везде усиленная охрана, за элементарными справками впускают чуть ли не по одному, обыскивают. Многие из местных сотрудников госучреждений уволились — те, кто не хотел сотрудничать.

С начала войны половина жителей Мелитополя уехала. Сейчас в городе остались, я думаю, в основном старики и те, кто вынужден присматривать за ними. Так что этой мрази, которой оккупация нравится, в городе осталось не так уж и много.

Постепенно произошел переход на русские деньги: сначала в магазинах указывали две цены — в рублях и в гривнах, а в банке можно было поменять гривны. В начале 2023 года объявили, что больше гривны ходить не будут.

При этом все местные пенсионеры продолжают получать украинские пенсии. Сделать перевод с одной банковской карты на другую можно через приложение в телефоне. Кстати, украинские пенсии получают и те, кто за оккупантов.

А вот русские стали всё чаще задерживать зарплаты — иногда по два месяца. Еще зарплаты урезают — те, у кого поначалу было 200–250 тысяч, теперь получают по 50 тысяч (видимо, речь идет о зарплатах «приглашенных специалистов» — прим.ред.).

Я продолжала работать в магазине, но перестала куда-то ходить — только дом и работа. Рядом не было ни родных, ни друзей. Кто-то уехал, кого-то «закрыли», то есть задержали.

Раньше мы могли говорить всё, что хотим, критиковать, жаловаться без последствий. А сейчас — боже упаси!

Разговаривать на мове в городе нельзя. Бывает, конечно, приезжают люди из сел, где говорят на украинском, вот им не запрещают, но предлагают учить русский язык.

Мелитополь был в основном русскоязычным городом, но в окрестных селах говорят на украинском. Я родом из Сумской области, там все говорят на украинском, когда переехала в Мелитополь, тут стала говорить на русском. Никакой проблемы с языком тут никогда не было — ни с русским, ни с украинским.

…У меня характер такой — не могу сдерживаться. Могу прямо сказать, чтобы не хвалили при мне эту власть. Могу поприветствовать на украинском. Я же вижу, как люди реагируют, когда я говорю на украинском «добрий день», «приходьте еще», «добре».

Наш Мелитополь я люблю — город красивый, аккуратный. Дороги отличные, парк шикарный. У нас онкоцентр строился, русские его достроили и теперь выдают за свое. Но они и сами много вкладываются, думают, что Украина сюда уже не вернется.

Половина города сейчас — приезжие. Это врачи, медсестры, учителя. Наших много уехало, отказались здесь жить и работать. Из-за этого сильная нехватка кадров в госучреждениях.

У меня знакомая работала в госучреждении, после оккупации она отказалась выходить на работу, сослалась на возраст и болезни. Но ее попросили подготовить персонал. И вот она рассказала, что одна стажерка у нее — воспитательница из детского сада, другая — парикмахер. Девочки по 20 лет. А в миграционной службе я видела на должности девушку, к которой я раньше ходила на маникюр.

Подвал и изолятор 

Светлана рассказывает, что после задержания у нее дома провели обыск.

— Ленточку я им сама отдала, у меня всё равно была запасная. А так забрали два телефона и ноутбук. В одном из телефонов у меня и были все эти фото с лентой. Ничего из гаджетов потом не вернули.

Из дома меня забрали и отвезли в подвал — с мешком на голове, скотчем на глазах, в наручниках. Так делают, чтобы сломать человека морально.

В подвале — холодина, темно, ты не понимаешь, день сейчас или ночь, не знаешь, что с тобой будет. Кормили — давали водичку и бутерброды.

Спали в подвале на деревянном лежаке. На стенах подвала были разные надписи. Одна мне запомнилась: «Больно, холодно и голодно».

Из подвала иногда выводили на допросы. На нас орали, кричали, спрашивали: с кем сотрудничаешь, давай контакты, сколько вас человек, донатили ли на ВСУ… Спрашивали по поводу моего пропавшего родственника. Он, наверное, что-то крутое сделал, только тихо, так что я не знаю, что именно.

Через двое суток меня из подвала отвезли в КПЗ, оформили мне нарушение комендантского часа. Посоветовали позвонить соседке, чтобы присмотрела за больной свекровью.

Утром повезли в суд, там с нарушением комендантского часа было еще человек пять. Всем этим людям подряд выписывали штраф в 500 рублей. Когда подошла моя очередь, огласили приговор — 20 суток ареста. Меня отвезли в село Веселое, где находится ИВС (изолятор временного содержания). Там я эти 20 суток и просидела. Там всё было как в тюрьме: каждый день «шмон», один час прогулка, еда по расписанию.

Так родственники даже не знали, где она и что с ней: заключенным не разрешают звонить из изолятора. Ты сидишь и понимаешь, что родственники с ума сходят от беспокойства.

Еще с нами сидела одна девушка, ее осудили за «измену родине», так как к этому времени она уже взяла российский паспорт, то есть была гражданкой РФ. Она передавала украинцам, где стоит российская техника. Ее судили — всё как полагается. Она ничего не отрицала. В итоге ей присудили 14 лет.

Когда прошли 20 суток, за мной приехали эфэсбэшники, забрали и опять повезли на допрос. Продержали до вечера, отвезли в КПЗ и снова оформили нарушение комендантского часа. Во второй раз мне дали уже 25 суток ареста. Опять отправили в Веселое. Это было психологическое давление. Чтобы я сдала кого-то еще. Ты просто сидишь в ИВС и не знаешь, что тебя ждет. Мне говорили, что дадут 25 лет тюрьмы, и я понимала, что тогда больше не увижу дочь.

Меня спрашивали, почему я не уехала. Я отвечала, что у меня в Мелитополе дом, квартира — всё здесь, почему я должна уезжать?! А они: ну вам ведь здесь не нравится!

Отсидела я и эти 25 суток. Меня опять забрали в контору ФСБ, держали до вечера, сначала угрожали, что и на третий срок посадят, но потом вдруг сказали, что если нормально буду себя вести, то смогу побыть дома, а не в ИВС. Я пообещала, что буду сидеть смирно. После этого несколько месяцев меня действительно никто не трогал.

Думаю, что они надеялись, что я сама уеду. А я прочитала какой-то закон, что до 1 января 2025 года люди с украинскими паспортами могут находиться на территории РФ. Поэтому я просто сидела, раз можно. И еще я считала, что скоро мы вернемся в Украину.

О депортации мне сообщили за неделю. Приехали вечером человек шесть в балаклавах, с оружием: «Мы к вам, нам надо вас уведомить». Дали мне бумажку, что я подлежу депортации с территории РФ до 2069 года.

«Будьте готовы с вещами, мы приедем. Ограничений нет, берите, что хотите». Еще неделю я ходила на работу. Свекровь к этому времени я уже похоронила, квартиру оставила соседке — просто ключи передала, ничего не забрала, не прятала, просто прибралась немного. Всем сказала, что через три месяца вернусь.

Также я связалась с волонтерами, чтобы они помогли мне с возвращением в Украину, переписывалась с организацией «Викрадені мелітопольці», которая помогает таким же депортированным.

Когда за мной приехали, то сначала отвезли в МВД, сняли отпечатки, фотографии сделали, опять подписали бумажки о депортации. Сумки проверили, телефоны забрали и отдали только на границе.

До границы с Грузией ехали на маршрутке. Со мной было еще двое: муж и жена с Энергодара. Зато конвоя было восемь человек. Сначала нас везли в наручниках — и в туалет так водили, и кофе пить. В туалете требовали, чтобы мы не закрывали двери. Так и доехали до Верхнего Ларса. Поездка заняла около 15 часов, еще четыре часа — процедура на границе.

Из Тбилиси я собираюсь в Украину — или к родственникам, у которых дочка, или домой в Сумскую область. Посольство Украины в Грузии сделало мне «белый» паспорт, с которым можно выехать за границу.

Мне теперь предстоит всё начинать с нуля. Но я уверена, что мы скоро вернемся в родной Мелитополь.