20 января президент Соединенных Штатов Дональд Трамп принес присягу в Ротонде Капитолия, который пытались захватить его радикальные сторонники четыре года назад. Возвращение Трампа в Белый дом ознаменовалось тотальным помилованием всем осужденным за участие в тех беспорядках, приведших к перестрелке и человеческим жертвам. На свободе оказались активисты ультраправых группировок, а на самой инаугурации эксцентричный миллиардер Илон Маск в конце своего выступления вскинул руку в нацистском салюте. Собственно, за обсуждением зиги Маска многие потеряли из вида саму инаугурационную речь нового старого президента США. Между тем она стоит того, чтобы быть детально разобранной. Судя по ее содержанию, вторая легислатура Трампа обещает Америке и всему миру много неприятных неожиданностей.

Несмотря на беспрецедентно продолжительную устойчивость американской республики именно сейчас впервые с 1776 года она оказалась перед угрозой установления диктатуры больше, чем когда-либо. Это совершенно прозрачно видно из речи Трампа. Для начала я предлагаю посмотреть на его риторику и выяснить, на каких ключевых тропах строится его обращение к американской нации. Если суммировать все сказанное им, можно обнаружить три следующих важных дискурсивных составляющих:

• ресентимент;
• секьюритизация;
• чрезвычайщина.

Давайте посмотрим, как каждый из этих трех коней несет единственного всадника — Дональда Трампа — к вершинам его персональной власти. Не нужно смеяться над словами, которые произносит официальный лидер сверхдержавы номер один. Нужно внимательно слушать и пробовать понять политический смысл услышанного.

Такую державу развалили…

Игра Трампа на чувстве ресентимента строится классическим образом. Он начинает основную часть своей речи со слов: «С этого дня наша страна снова начнет процветать, и ее будут уважать во всем мире. Все будут нам завидовать». В конце резюмирует словами: «Мы будем побеждать, как никогда раньше». Значительное внимание посередине уделено «упадку» Америки, который «закончился с этого момента», т. е. с возвращения Трампа в Белый дом. Он говорит про «бесконечный список катастроф» внутри страны и за рубежом, приводя в пример последние природные катаклизмы в Северной Каролине и Калифорнии и намекая на уход американских войск из Афганистана при Байдене.

В результате всего этого сегодняшние граждане США, правнуки пионеров Великих равнин, сумевших преодолеть «тысячи миль по суровым землям нетронутой дикой природы» (ни слова о коренных жителях Америки) и построить могущественную республику из нескольких колоний на краю огромного континента, вынуждены чувствовать себя униженными в современном мире. Особенно когда в американских школах детей учат «стыдиться себя и даже ненавидеть свою страну». Вот ведь ужас, опять эти демократы пытаются отобрать у нации самое дорогое — ее детей.

Итак, конструкция эксплуатируемого трампизмом ресентимента очевидна: «наши американские предки» построили великую страну, но в последние годы она «сильно пострадала», потому что предатели-демократы подорвали «столпы нашего общества», поощряют наплыв в страну криминальных банд, экстремистов и умалишенных и развращают нашу молодежь. Теперь Трамп обещает вернуть прежнее величие, когда все завидовали Америке и уважали ее. Как не вспомнить сказанное Лукашенко на одном из заседаний клуба постсоветских диктаторов: «Когда мы были в Советском Союзе, нас боялись и уважали».

Второй несущий Трампа конь — секьюритизация, которая в его речи представлена перечислением и педалированием внешних и внутренних угроз США с риторическим приближением к атмосфере осажденной крепости. Нагнетание страха начинается с простого и понятного любому человеку с улицы. Оказывается, прежняя администрация давала убежище «опасным преступникам, многие из которых бежали из тюрем и психиатрических учреждений и проникли в нашу страну незаконно со всего мира». В результате этого появились многочисленные иностранные банды и мафиозные кланы, сеющие «разрушительную преступность на территории США и в наших городах». Трамп дает полиции право воспользоваться «всей безграничной властью» для их искоренения.

Однако на этом дискурс секьюритизации в речи 47-го президента США не заканчивается. Говоря об отмене политики равенства, разнообразия и инклюзивности (EDI), Трамп использует пугающий обывателя термин «социальная инженерия». Это нечто непонятное, страшное и дающее широкую почву для домыслов разного рода конспирологов. Сюда же отлично ложится упоминание о «радикальных политических теориях», которым якобы «подвергаются» американские военнослужащие. Поскольку одновременно говорится, что отныне в Америке существуют только два пола — мужской и женский, — возникает вопрос, не считает ли Трамп экстремистским «международное движение ЛГБТ» по образцу своих ультраправых российских коллег? Так или иначе всё, что не понятно и не приятно белому американскому цисгендерному мужчине, представляет опасность в его собственных глазах. И Трамп это прекрасно использует.

Чрезвычайное положение

Ситуацию с наплывом беженцев на мексиканской границе 47-й президент называет «катастрофическим вторжением». Но ведь его «высшая ответственность как главнокомандующего — защищать нашу страну [США] от угроз и вторжений». Поэтому здесь появляется третий и самый главный риторический конь, несущий Трампа к неограниченной власти, — дискурс чрезвычайного положения.

Оговорюсь сразу, я буду рассуждать о чрезвычайном положении как о риторическом тропе. Детали, связанные с конкретным юридическим статусом, для меня в данном случае не имеют большого значения. Важен сам факт появления понятия «чрезвычайное положение» в риторике президента Соединенных Штатов и трактовка этого понятия с точки зрения релевантных подходов политической философии.

Прежде всего важно посмотреть, когда чрезвычайное положение появляется в речи Трампа. С него начинается часть выступления, посвященная конкретным мерам управления страной.

Разобравшись с нелегалами, Трамп тут же объявляет «чрезвычайное положение в области энергетики» и добавляет облетевшее весь мир: “We will drill, baby, drill” («Мы будем бурить, детка, бурить»). Таким образом, чрезвычайное положение в риторике Трампа непосредственно связано как с противостоянием внешней угрозе (в лице иммигрантов), так и с экономической политикой.

Здесь самое время вспомнить понятие state of emergency (то самое чрезвычайное положение) в трудах консервативного немецкого философа Карла Шмитта. В своей «Политической теологии» (1922) он определяет суверена через его право объявлять чрезвычайное положение. Суверенитет и чрезвычайное положение — очень близкие понятия у Карла Шмитта. Случайно ли и Трамп перед объявлением своего чрезвычайного положения говорит: «Мы вернем себе суверенитет»? Не столько содержательно пока, сколько на уровне риторики власть президента США уже вполне уверенно устанавливается как шмиттианское чрезвычайное положение.

Собственно, впервые правый немецкий философ делает подробный разбор понятия чрезвычайного положения в своем труде «Диктатура» (1921). Да, чрезвычайному положению Трампа пока далековато до «Декрета о защите народа и государства», изданного Гитлером после прихода к власти в феврале 1933 года. Но по крайней мере одно серьезное нарушение Конституции уже есть, и состоит оно в запрете на получение американского гражданства детьми нелегальных иммигрантов.

Пока речь идет о массовом нарушении прав неграждан США на статус беженцев в этой стране с последующим массовым выдворением домой, где их зачастую ждут арест и даже угроза смерти. Не так давно российский политик Илья Яшин обратился к властям в Вашингтоне с требованием «прекратить варварскую практику заключения российских просителей убежища в тюрьмы» и назвал «дикой» ситуацию с людьми, бегущими в Америку от войны, репрессий и путинских тюрем. После решения Трампа многие российские беженцы потеряли право на убежище в Соединенных Штатах. Они не граждане США, и их права грубейшим образом нарушаются.

К сожалению, объявленная Трампом чрезвычайная ситуация на мексиканской границе — не первый акт на пути американского общества к диктатуре. В качестве более раннего примера Джорджо Агамбен называет принятый при Джордже Буше-младшем «Патриотический акт» США от 26 октября 2001 года, который уполномочил генерального прокурора задерживать каждого иностранца, подозреваемого в создании угрозы национальной безопасности. Очевидно, что чрезвычайное положение Трампа служит еще одним системным шагом к диктатуре на месте американской либеральной демократии.

Чрезвычайное положение, по Шмитту, — сложное понятие на стыке юридической и политической практики. Его легитимация как права суверена происходит при поддержке значительного большинства граждан, поэтому Трамп в своей речи уделяет огромное внимание конструированию массовой и даже общенациональной поддержки своей персоны и проводимого политического курса. «Мы победили миллионами голосов», — говорит президент-республиканец, забывая упомянуть, что овальный кабинет достался ему с перевесом около полутора процентов. Он сам себя наделяет полномочиями суверена с правом введения чрезвычайного положения через откровенную ложь: «Вокруг нашей повестки дня сплотилась вся нация». Тут опять же нельзя не отметить, что современные автократии имеют богатый опыт имитации подавляющего большинства в свою поддержку.

Такой режим может длиться неопределенный срок и постоянно расширяться. Дональд Трамп начал свое второе президентство с уверенного шага в сторону диктатуры. Ближайшее время покажет, насколько к этому готова Америка.

Вначале всё, как и положено в подобных случаях, выглядит вполне конвенционально и для многих даже справедливо. Ситуация с наплывом беженцев на мексиканской границе и правда непростая. Однако посмотрим, что будет дальше, — аппетит на чрезвычайное положение приходит во время еды. Вполне вероятно, режим ЧП становится универсальным инструментом государственного управления, характерным для текущей стадии капитализма. Это гипотеза, конечно, нуждается в проверке временем.

Свобода от химеры совести

Нашлось ли в речи 47-го президента Соединенных Штатов место свободе — главной ценности этой страны? По моим подсчетам, слово «свобода» используется Трампом лишь дважды. Впервые оно упоминается после долгого перечисления американских обид и обещания «окончании упадка». Здесь-то и говорится, что «больше никто не будет попирать наши свободы и славную судьбу нашей страны». То есть свободы приводятся как некий пример достижений прошлого, утраченных в наши дни.

Следующее упоминание свободы связано с личным переживанием Трампа в связи с его уголовным преследованием. В его трактовке «те, кто хочет помешать нам» восстановить республику, «пытались отнять у меня свободу — и даже жизнь». После чего чудесно спасшийся от пули шутера в Пенсильвании американский политик провозглашает себя божьим избранником: «Меня спас сам Бог, чтобы я вернул Америке былое величие». На этом прямое обращение к теме свободы заканчивается, хотя ассоциации с ней можно найти в перечислении первоочередных мер вступившего в должность президента.

Ряд инициатив Трампа может быть истолкован в терминах негативной свободы, понимаемой как свободы от ограничений. Так, слова «никогда больше огромная власть государства не будет использована как инструмент для преследования политических оппонентов» вылились в указ об амнистии всем участникам вооруженного мятежа 6 января 2021 года на Капитолийском холме, включая выход на свободу опасных боевиков ультраправых группировок. Призыв «вернем закон и порядок в наши города» в контексте предыдущего президентства Трампа может быть истолкован как свобода белым полицейским совершать насилие в отношении афроамериканцев, как это сделал Дерек Шовин в отношении Джорджа Флойда в Минеаполисе 25 мая 2020 года.

Наконец, восстановление на службе в армии военных, уволенных ранее за отказ от обязательной вакцинации против коронавируса, означает свободу от научного знания и связанных с ним медицинских практик. Суммируя все это, мы видим, что Трамп дал свободу самым низменным и дремучим инстинктам, присутствующим в любом обществе в любую эпоху.

По итогам инаугурации Михаил Берг очень правильно подметил главную черту Трампа — крайне правые политики его типа свободны «от церемониала», от принятых еще совсем недавно правил приличия. Фактически это означает разрушение сформированной в эпоху Просвещения и существовавшей по крайней мере на Западе в течение последних двух столетий либеральной политической культуры. Как и любая культура, она предполагала известную долю лицемерия, когда вслух не принято говорить то, что может быть на уме. Сам факт уничтожения культурных рамок свидетельствует о серьезном кризисе, в котором оказалась современная полития, в том числе в наиболее развитых странах мира.

Как видим, конец американской либеральной демократии не выглядит просто страшилкой испуганных обитателей кампусов. Такая перспектива вполне реальна, достаточно вслушаться в слова Трампа. Однако вероятность диктатуры в Соединенных Штатах может быть объяснена не только личными качествами вернувшегося к власти лидера, но и особенностями текущего состояния мировой системы капитализма. Трамп уже успел прибегнуть ко многим приемам, используемым для установления авторитарных режимов. Ставка на диктатуру имеет под собой довольно ясные политэкономические основания. Его политика не позволит Америке вернуть утрачиваемые позиции мирового экономического гегемона, скорее наоборот — в результате принимаемых мер стоит ожидать значительного торможения американского развития. Это главный аргумент против трампизма, который не заставит себя ждать. Разберемся в этом в следующих статьях.

Редакция может не разделять мнения автора.