У некоторых «советизм» помножился на казенное имперское православие, как у Глазьева. У некоторых — на национализм, как у Рогозина. Алкснис остался редким примером чистого, дистиллированного советизма. 35 лет спустя после исчезновения с карты мира СССР и «восточного блока» Алкснис продолжал жить, как если бы он существовал. «Небесный СССР», которому он был верен, у всех его коллег по условному «фронту национального спасения» присутствовал, с его точки зрения, не вполне. Проханов мечтал о «пятой империи», Дугин хотел быть автором новой всемирной идеологии, Зюганов изменил чистому «советизму», помножив КПРФ в 2003–2004 годах на православие. Путин присвоил себе все идеи постсоветского «национал-социализма» и активно использовал фрагменты «советизма» в своей риторике. Но никто из них не оставался в ментальном состоянии Нины Андреевой с ее «Не могу поступаться принципами» образца 1988 года. Только Алкснис.

Идейная биография Виктора Алксниса пряма как доска. В последние годы СССР он не одобрял Горбачева, поскольку вел борьбу за сохранение Латвии в составе СССР. Потом разошелся с ГКЧП, обвинив членов комитета в нерешительности. Алкснис считал, что надо было применить силу, а Язов не пошел на это. Надо было устроить русский Тяньаньмэнь, и тогда СССР сохранился бы и пошел путем Китая. Потом он полностью отвергал Ельцина. Настолько, что ездил вместе с генералом Рохлиным по военным частям обсуждать с командирами необходимость отстранения Ельцина от власти. Потом он не одобрял Путина. Причем настолько, что поехал в Лондон к Березовскому обсуждать план поражения Путина на выборах 2004 года. В нулевые годы Алксниса еще звали в разные проекты «национал-социалистов», поскольку он был очень известен. Потом он «ушел в тину» — стал блогером в ЖЖ и мелким муниципальным начальником.

«Советизм» — как взгляд на мир — не имеет отношения ни к марксизму, ни к имперскости. Он представляет собой совокупность верований, выросших на почве повседневности позднего СССР.

В этих перемещениях человек обнаруживал «народы». Они были явлены исключительно через кулинарные особенности и некоторые бытовые ритуалы. При этом все немного знали русский язык и пользовались им как lingua franca. Какие-либо фрагменты собственной национальной истории этих разных народов вытеснялись из публичного пользования. Поскольку все эти народы возникли, как Афродита из пены морской, — из октябрьской революции и ее всемирного влияния. Все героические эпизоды периода российской империи сильно омрачены тем, что в то время был «царизм», а политика царизма всегда реакционная.

«Народы» были явлены на уровне бытовых анекдотов: «В армии у нас был армянин, прекрасный человек!» «Евреи? У нас учительница литературы была еврейка, она много нам дала!» Собственная идентичность народов существовала только как фрагменты освободительной борьбы, приведшей к появлению «советского человека». А за пределами этого «братства народов» существовали три злобные силы: американский империализм, израильская военщина и германский реваншизм. Все эти три злобные сущности поставляли еженедельно зловещие новости для школьных и заводских политинформаций. Этот «буржуазный мир», забугорье оттенял собой «советский интернационализм».

Социальная повседневность советского человека предполагала стилистическое единство, отвергающее яркие формы индивидуализма, как «буржуазность». Базовая педагогическая идея заключалась в том, что советский человек формировался как личность через коллектив и осознав свой коллектив («гудит как улей родной завод») как «братство». Индивидуализм возможен был как легитимное хобби — например, рыбалка или собирание марок. Или, например, увлечение переплетным делом.

т. е. формой поддержания контактов между группами, которые сохраняли верность «советизму», а не новому русскому национализму.

Этот «советский человек», переехавший в постсоветский период и утративший свою историческую родину, был подробно изучен социологами, в первую очередь Левадой, Дубиным, Козловой, а затем и культурными антропологами, показавшими связь повседневных практик с массово распространенными моделями описания мира. Очевидно, что «советский человек» попал в тяжелую ломку. Ведь исчез мир, в котором выросло и состоялось четыре активных возрастных когорты, рухнули и все описательные модели, которые объясняли сами основания социального мира.

В девяностые годы «советский человек» был еще теплым, а в нулевые и вплоть до 2014 года лежал в холодильнике. Аннексия Крыма его разморозила. Путин стал не просто «сохранять» некоторые остатки советизма, в качестве некоторой дани прошлому, а возвращать «советизм», как подложку своей активной идеологии. Путин присвоил себе все, чем жили «оппозиционеры» экосистемы Алксниса: и концепцию «единства советских народов», и ненависть к олигархам и либералам, и отторжение «лихих девяностых», и концепцию внешнеполитической экспансии на советский манер, начав сколачивать какой-то аналог «восточного блока» из воображаемых союзников в Азии и Африке.

Ничего от этого Алкснис не получил. Он поддержал вторжение в Украину в 2022 году, но затем стал непрерывно критиковать стратегию Кремля и Министерства обороны с позиций, близких к Пригожину и Гиркину. За четыре месяца до смерти он дал интервью порталу «Ваши новости», где упрекал Путина в неспособности использовать ядерное оружие: «Я веду речь о тактическом ядерном оружии на Украине. И не по городам и сёлам, а исключительно по военным и стратегическим объектам. Например, по мостам через Днепр. Их очень трудно уничтожить обычными средствами поражения, зато легко уничтожить тактическим ядерным оружием. И ущерба окружающей среде практически не будет при этом. Мощность тактического ядерного оружия намного меньше, чем стратегического, поражающих факторов меньше. Но наша власть на это не способна».

Пока не способна, Виктор Имантович. Посмотрим, что будет дальше. Ваше поколение советоидов еще продолжает доигрывать свою игру.