Украинские военнопленные (некоторые — восьмой год) сидят в колониях на оккупированных территориях за «посягательство на конституцию» и не подпадают ни под одну схему обмена. С ними нет связи, им не выдают на руки приговоры, и их судьбой почти никто не занимается. «Новая газета Европа» рассказывает, как сложилась такая ситуация.
В Макеевке Донецкой области на оккупированной российскими войсками украинской территории, в колонии № 32, переименованной нынче во «вторую», прямо сейчас, как выяснила «Новая газета Европа», сидят как минимум 12 украинских военнопленных, попавших туда до полномасштабного вторжения. С 2014 года их статус много раз менялся, в обмены их не включали, на свободу не выпустили, и теперь они как «приезжие» переживают кто шестой, кто седьмой год, а кто и восьмой год заключения.
Почему «приезжие»? Потому что родственников на оккупированной территории у них нет, а значит, и позвонить «осужденным» по телефону местного оператора «Феникс» во время разрешенных звонков из колонии им некому. Сбор денег, покупка необходимых вещей и занос на зону разрешенной раз в три месяца передачи для их родных из других регионов Украины каждый раз превращается в целый квест.
При этом военнопленные вовсе не «без вести пропавшие» — всех взятых в плен до полномасштабного вторжения России украинских солдат пропаганда «ДНР» использовала в десятках информационных спецопераций. Их водили под камеры по улицам, где специально собранные люди оскорбляли украинцев, у них пропагандисты «ДНР» «брали интервью», их «сдавали в аренду» пророссийским пропагандистам вроде Анатолия Шария.
Они все в украинских обменных списках, но их не включают в российские, поскольку они теперь не «военнопленные», а «осужденные гражданскими российскими судами граждане Украины, находящиеся в системе ФСИН РФ».
Такая формулировка была в одном из ответов Минобороны России в начале 2024 года, где говорилось, что пленные не подлежат обмену по линии военного ведомства, а должны меняться на «равноценную категорию» россиян. С тех пор случилось наступление ВСУ в Курской области, и своих срочников, отдельных священнослужителей РПЦ Россия стала выменивать на всех подряд — на женщин из гражданских колоний «ДНР», осужденных военными судами гражданских женщин — поваров столовой полка «Азов», просто бойцов — защитников Мариуполя.
Вроде все российские «табу» пали, но «пленные ДНР» по-прежнему под замком.
«Новая газета Европа» поговорила с матерями, сестрами и другими родственниками шести солдат, которые уже много лет сидят в плену в оккупированной Макеевке. Они, как и многие другие, в Украине зачислены в категорию «незаконно задержанных граждан Украины», в российском заключении они просто «осужденные». Двенадцать украинских солдат в плену «наградили» огромными сроками по приговорам по обвинению в «терроризме», «агрессии против суверенного государства ДНР» или вовсе в «посягательстве на конституцию ДНР» и не смешивают даже в общей колонии с украинскими военнослужащими, попавшими в плен после февраля 2022 года.
Часть документов автор этого материала получил от украинского адвоката из Донецка Виталия Петровича Омельченко, удивительного человека из числа бывших оперативных сотрудников милиции с, похоже, атрофировавшемся за многие годы чувством страха. Омельченко носил передачи пленным в разные колонии как «специалист по праву» (лицензии адвоката в «ДНР» он не имел), пытался защищать права «осужденных» военнопленных и умудрялся обходить угрозы и любое давление. Он никогда не стремился к анонимности, но упоминание его имени в этом тексте ему уже точно не повредит. Виталий Омельченко умер в Донецке 26 сентября 2024 года. Этот текст — в том числе память о нем.
Военнопленные ВСУ в колонии в Макеевке, Донецк, Украина, 28 ноября 2017. Фото: Alexander Ermochenko / REUTERS / Scanpix / LETA
«У меня с малым прервалась связь! Посмотрите, что случилось с ребенком!»
— Я Мария Дмитриевна, мне осенью уже будет 74, так хочется увидеть еще сына — он с 2019 года сидит, шестой год мой ребенок в неволе уже! Я везде писала, звонила, но мне всё время говорят, что Россия не идет на контакт! — рассказывает «Новой-Европа» мать Игоря Мирончука, кадрового военного.
Он служил в 128-й отдельной горно-штурмовой бригаде с 1996 года и жил рядом с ее расположением в Закарпатье. Воевал с 2014 года, получил контузии и боевые награды, в плен попал под Широкино. Его мать Мария Дмитриевна живет в Ровенской области и безнадежно ждет сына.
— Он попал в плен 9 февраля 2019 года, — рассказывает Мария Дмитриевна. — Командир позвонил старшему сыну, но мне не говорили ничего сначала, его искали, месяц тогда плохой был, лютый, слякотный. Вертолет даже его искал, думали, может, раненый где лежит в посадке. Хлопцы всё обыскали и не нашли. А хлопцы с другой части слышали вроде, как он кричал и отбивался. Через неделю в субботу ему дали мне позвонить, сказал: «Мама, я в плену!» А потом в интернете они выкладывали видео его допроса — он такой синий был! А потом знакомая с России звонила, что его по телевизору показывают. И он был уже чистый, выбритый, в хорошей одежде, и его спрашивала корреспондентка: «За кого бы вы голосовали?» — а он ей отвечал, что, по-видимому, за Порошенко. И они говорят: «Не будет тогда одного голоса за Порошенко!» Я только после той передачи и поняла, что он живой хоть и целый! Надеюсь только на Бога, может, и на вас — может, вашими руками он нам поможет!
Анатолий Шарий. Фото: Wikimedia
Это «вождение по площади» и плевки под камеру повторялись в «ДНР» с каждым военнопленным, от записи видео допросов и передач Дмитрия Киселева до записей для эфиров Анатолия Шария. Эти видео сделали военнопленных узнаваемыми, о них нельзя говорить как о неизвестных и забытых. Их родственники создали свое небольшое комьюнити, обмениваются новостями и, как в нашем случае, телефонами журналистов.
— Все ребята, кто там сидят, все военные, и все мы друг с другом общаемся, рассказывает «Новой-Европа» Валентина Ивановна. — Среди нас дольше всех сидит Дьяченко, он из Винницкой области. А всего таких наших там 12–13 человек.
Станислав Панченко. Фото предоставлено матерью Станислава
У Валентины Ивановны Панченко в Макеевке сидит сын Станислав. Служил он в ВСУ в 58-й отдельной мотопехотной бригаде имени гетмана Ивана Выговского и попал в плен 17 января 2018 года, больше шести лет назад. Это практически в прошлой жизни, до полномасштабного вторжения России, во времена действия Минских соглашений и связанного с ними перемирия.
Приговор суда в Донецке в отношении Панченко
Согласно перемирию, артиллерию калибра свыше 100 мм отводили от фронта под контроль миссии ОБСЕ, стрелять из нее было нельзя, а если артиллерийские обстрелы и случались, то чаще всего ночью, когда вместо людей за линией соприкосновения надзирали технические средства. Главным итогом режима перемирия было отсутствие больших подвижек на линии соприкосновения: города не брали, но на месте воевали за опорные пункты и высоты. А еще друг к другу в тыл ходили диверсионно-разведывательные группы (ДРГ), которые могли захватывать в плен отдельных солдат.
— Мы с сыном разговаривали по телефону, и прервалась связь! — рассказывает Валентина Панченко. — Я тут же позвонила до хлопцев его: «У меня с малым прервалась связь! Посмотрите, что случилось с ребенком!»
Незаконно задержанные
Но «ребенка» уже не нашли, а утром матери сказали, что поднимали дрон и вроде как нашли следы на снегу, что кто-то шел от позиций. Валентину Ивановну эта информация не устроила — она от сына знала, что поземка за ночь на их взводном опорном пункте заметала любые следы, ее Станислав не мог просто так прямо во время разговора с матерью «заблукать» (заблудиться. — Прим. ред.) и напороться на противника, это кто-то в части пытается уйти от ответственности, решила она.
Справка полученная от ФСИН, подтверждающая что Станислав Панченко содержится в заключении
Сейчас, на третьем году полномасштабного вторжения, она всё еще переживает перипетии своей давней юридической борьбы за доброе имя сына: ей еще нужно было доказать, что он не «самовольно покинул часть», а попал в плен.
— Он в Краматорске был и купил себе курточку светлую, не совсем нашего образца, — домой в ней приезжал, мне показывал, она такая теплая была, и в плен он в ней попал, — уже со знанием дела поясняет «Новой-Европа» Валентина Панченко.
— Он мне потом говорил, что за ним наблюдали, хотели застрелить, а потом засомневались — может, русский идет? И так повезло, что его взяли.
Я не знаю, как точно всё это произошло. — А судили его там в ноябре 2019 года, 17 лет дали, — продолжает Валентина. — Что-то там про захват власти, терроризм, всем нашим солдатам они одинаковые статьи рисовали. Достала себе справку с колонии — там они что-то написали, про сроки тоже.
Ответ Минобороны России с объяснением отсутствия обмена Станислава Панченко
Приговор Станиславу Панченко есть в распоряжении «Новой-Европа».
По словам матери, их всех готовили к обмену «так, по-быстрому»: «И он уже был в 32-й колонии, когда меняли, но мой там остался…» 29 декабря 2019 года в рамках последнего большого обмена вместе с гражданскими узниками «ДНР» вышли на свободу 12 других пленных солдат ВСУ.
— Нам столько раз говорили, что наши идут не как военные, а как «незаконно задержанные», мне даже СБУ справки дают с такими вот словами, — продолжает Валентина Ивановна. — Русские не скрывают, что наши хлопцы там, с ними интервью записывают, к ним Красный Крест приходил, о них писали много раз. А нам в Киеве говорят, что они другая категория, вроде как не военнопленные, а заложники — потому что они до 2022 года в плен попали.
Ответ от Службы Безопасности Украины, в котором сообщается что местоположение Панченко неизвестно
В плену местная пропаганда использовала Станислава в кампании, направленной против полка «Азов». Многие российские пропагандистские СМИ, в частности тот же "Московский комсомолец", называли его по горячим следам «плененным бойцом "Азова"», хотя служил он в 58-й отдельной мотопехотной бригаде и взяли его в плен на ее позициях.
Бывший особый, обменный
Обмены из Донецка до 2019-го проходили по своей особой схеме. Всех узников, гражданских и военных, быстро судили, давали им сроки от 10 до 20 лет и помещали в отдельный барак 32-й колонии в Макеевке. Для многих что гражданских, что военных заложников приговор был облегчением на пути к свободе. Начинали многие в концлагере «Изоляция», где пытали, могли убить и никаких законов и правил не соблюдалось. Перевод из «Изоляции» в СИЗО № 6 города Донецка означал жизнь в месте, где существовали правила, работали старые украинские надзиратели. Там начиналось оформление «дела» для суда, а вот перевод после оглашения приговора был уже предвестником обмена. Там начиналась жизнь в бараке, где можно перемещаться по разным углам, выходить подышать воздухом на улицу. Огромные сроки от «ДНР» никто не принимал во внимание — многие бывшие узники, вышедшие на волю через обмен, рассказывают, как им следователи предлагали подписать все бумаги, не разбираясь: «Всё равно после приговора на обмен пойдете сразу!»
В 2020 год, когда обмены с самопровозглашенными республиками прекратились, в особом «обменом» бараке осталось полсотни человек, среди которых было 13 служивших в армии. Они тоже прошли «суды ДНР» и имели на руках приговоры.
Именно таких в то конкретное время передавали Украине при обмене — строго «судимых». Это было частью российской компании по легитимизации самопровозглашенных республик.
Для Украины все эти люди, гражданские и военные, без полутонов определялись как «незаконно задержанные заложники»: никем не признанная «ДНР» пленных иметь просто не могла. В «ЛДНР», в свою очередь, солдат выделяли как «военнопленных», показательно допускали к ним время от времени представителей Международного Красного Креста. При этом устраивали им в нарушение Женевских конвенций «суды» не за военные преступления, а исключительно за то, что те были солдатами ВСУ, держали и судили их при этом вместе с гражданскими заложниками.
— Мой сын Василий в 2015–2016 годах служил в украинской армии во время АТО, его часть № 3500 — ремонтная бригада, которая стояла в Володарском районе Донецкой области. Потом он демобилизовался, жил в Волновахе, и, скажу как есть, он решил поехать в свой родной город Донецк, где у нас были дом и квартира, где все его друзья и знакомые, — рассказывает «Новой-Европа» Валентина Сергеевна, мать пленного Василия Ивановича Горобца. Сама она сейчас живет в селе в одном из свободных регионов Украины. — Мы жили в Донецке на Красном городке, у нас там дом, и он поехал туда к женщине в конце 2016 года, и вот уже в 2018 году нашлись люди, которые его сдали. Нашли фотографии времен его службы, красиво всё написали, что было и чего в принципе не было, и донесли, подставили. Написали в доносе, что он был гранатометчиком, хотя у меня все его документы есть, все вплоть до военного билета, — он же всё оставил, когда туда ехал. Он ремонтником был. Его арестовали 18 апреля 2018 года.
Вот такая история: солдат, отслуживший свой срок в полтора года в качестве ремонтника военных мастерских, жил себе в Донецкой области, в Волновахе, куда спокойно через линию блокпостов приехала за ним его любимая женщина. Мать его выехала из Донецка сразу после захвата в 2014 году и, как могла, пыталась убедить сына не ехать. Но сын считал, что он человек маленький и никому не нужный, — ну кто его там будет искать, ловить?
Горобец устроился механиком в Донецке на СТО недалеко от «Мелькомбината», прожил больше года где-то в центре Донецка с женщиной, пока пара не рассталась. После переехал в родной семейный дом, где его и арестовали.
— Сдали его в МГБ («министерство государственной безопасности ДНР»), суд был 31 июля 2019 года, и присудили ему 16 лет как «украинскому диверсанту». Он у них «военный», «бывший АТОшник», такая вот категория, — рассказывает Валентина Сергеевна.
С началом полномасштабного вторжения все варианты для связи и передач посылок мать потеряла. Она эвакуировалась от войны из Донецкой области в село в глубь Украины. Она утверждает, что ее сына ни разу не посетил Международный Красный Крест, хотя она им и писала, и звонила прямо в Донецк, в региональный офис, — про сына там знали, но вот почему-то не посещали. Возможно, считали гражданским?
«Как же жить со статьей за терроризм?
— В августе 2019 года нас судили в один день с одним таким солдатом, — рассказывал «Новой-Европа» освобожденный в декабре 2019 года по обмену гражданский узник «ДНР» Андрей Кочмурадов. — Это был молодой парень с какого-то села, по всей видимости, и он был в отчаянии. Говорил: «Как же я домой вернусь с такой судимостью, что в селе скажут про статью за терроризм?» Он был не очень сильно образованный, и весь этот маскарад с судейскими мантиями и шапочками с их тогда смешными приговорами воспринимал всерьез. Я, как мог, попытался объяснить ему, что ни в его селе, ни в любом городе мира все эти «приговоры» никто не признает и к ним нужно относиться с юмором. Но не знаю, получилось ли у меня, — рядом мы были недолго.
Сам Андрей получил огромный срок лет в 14 за «шпионаж» и относился к нему по-местному правильно — с облегчением: приговор в «ДНР» в тот период означал ослабление режима содержания и надежду на скорый обмен. Андрей провел десять месяцев в концлагере «Изоляция», потом сидел в СИЗО уже с каким-никаким правовым режимом. Например, в суде через два года после ареста Андрей Кочмурадов впервые увидел свою жену, доктора Елену Лазареву, они сидели на одной скамье подсудимых и могли поговорить.
Перед судом семья увидела свои машины — на них приехали «давать показания» оперативники МГБ «ДНР». Приговор означал перевод из СИЗО на более мягкий режим в колонии: мужа отправили в Макеевку в особый барак для подготовленных к обмену узников в 32-й колонии, жену отправили в женскую колонию города Снежное. Через четыре месяца семью Кочмурадовых в рамках большого обмена 2019 года освободили.
Отчаявшийся сосед Кочмурадова по автозаку, о котором он рассказывает, скорее всего, был из числа захваченных 22 мая 2019 года пленных — громкой истории в Украине.
Тогда через два дня после инаугурации шестого президента Владимира Зеленского, который пришел к власти с лозунгами быстрого достижения мира в духе «нужно просто перестать стрелять», «уйдут от власти те, кто наживается на войне, и наступит мир»,
армия была несколько дезорганизованной. Бойцов в тыловой зоне Операции объединенных сил в Донецкой области лишний раз при перемещении по дорогам не вооружали — ну они же не в окопах.
Такая группа без оружия рано утром ехала из поселка Мангуш под Мариуполем в Константиновку на грузовом КАМАЗе по хорошо известной местным отремонтированной «дороге жизни». По селам и городкам, через Угледар, Курахово и Селидово, в обход довоенного логистического центра области Донецка. Это было не подразделение, а именно группа: каждый ехал по своим делам, кто-то по службе, кто-то заключать контракт, кто-то увольняться, часть людей в грузовике не были знакомы друг с другом. В кузове машины все спали, до открытия линии блокпостов около пяти утра под Волновахой неместный водитель пропустил поворот и поехал прямо по удобной ровной трассе Донецк — Мариуполь. И в районе кафе «Перлина» на «нулевом» блокпосту ВСУ солдат за рулем просто не обратил внимание на украинские бетонные укрепления и поехал дальше. Возможно, в такую рань на блокпосте тоже все еще спали. До следующих позиций, уже первого корпуса «народной милиции ДНР», по дороге было не больше одного километра ничем не примечательной прямой трассы. Восемь военнослужащих ВСУ сами заехали в плен.
Виктор Медведчук общается со СМИ во время передачи Украине четырех украинских заключенных, 28 июня 2019 года. Фото: Tatyana Zenkovich / EPA-EFE
«Новая-Европа» поговорила с Юлией Гордийчук — сестрой пленного солдата из той восьмерки. Ее брат, Гордийчук Юрий Николаевич, остается в плену уже больше пяти лет вместе с другим бойцом той группы — его зовут Павел Юрьевич Корсун.
Юлия объяснила, как из тех восьми человек в плену остались двое, а в живых — шестеро.
— Переговорщик Медведчук забрал сержанта Горяинова, потом без органов в ноябре отдали Украине тело другого сержанта — Романа, потом четверых забрали в декабре 2019-го на обмен, и через пару месяцев от сердечного приступа уже на свободе умер Дуванов — и всё! Мы столько интервью давали, и «1+1» телеканал к нам приезжал и тоже спрашивал, почему так?
Почему тех поменяли, а наших двух оставили? Но шестой год пошел, а на этот вопрос никто ответа дать не может. Был суд про «нарушение целостности ДНР», и обоим нашим дали по 17 лет, всем нашим солдатам давали такие же сроки эти «суды»,
— говорит Юлия.
Стоит пояснить, что кум Путина Виктор Медведчук в первые недели президентского срока Владимира Зеленского боролся за статус главного посредника между Украиной и Российской Федерацией, и российская власть ему в этом активно помогала. Например, в качестве жеста доброй воли без всяких обменов передала на руки захваченных в никем не признанной «ДНР» заложников. Четверых украинских военнослужащих передавали «главы ЛДНР», но почему-то в Минске — каким образом и согласно какому законодательству их туда конвоировали, почему заложников не освободили на российской территории, осталось за скобками.
Среди этой четверки был старшина роты 53-й бригады, сержант Максим Горяинов из того самого КАМАЗа. В плен военные попали 22 мая 2019-го, об освобождении Горяинова объявили через месяц, 27 июня. В сопроводительном списке как-то стыдливо написали, что он уже осужден «в июне» — по части 3 статьи 230 УК «ДНР» «за содействие террористической деятельности» на целых 15 лет. Всё написанное в спешке передачи не соответствует документам, выданным на руки Горяинову.
Старший сержант Роман Беспалый из того самого заблудившегося «КАМАЗа», которого Юлия упоминает выше, погиб предположительно в октябре 2019 года. О его якобы самоубийстве после пыток первым сообщил пророссийский блогер Евгений Тинянский. Тело Беспалого, без вещей, без одежды, без внутренних органов, после вскрытия в Донецке в черном пластиковом мешке передали украинской стороне в середине ноября 2019-го. Это было беспрецедентно — голое выпотрошенное тело в черном мешке, которое сразу не опознала жена Романа, военнослужащая того же батальона 53-й бригады.
После громкого скандала еще четверых бойцов из той восьмерки включили в ближайший декабрьский обмен 2019 года. Один из них, Ким Дуванов, умер от сердечного приступа после освобождения, в октябре 2020 года.
Украинские военнопленные в следственном изоляторе N17 в городе Луганске, Украина, 17 ноября 2017. Фото: Alexander Ermochenko / EPA-EFE
Доказательства — страницы в Википедии, форма и военный билет
Судебная система в самопровозглашенной «ДНР» и смешная, и страшная. Объявлявшие пленным приговоры местные коллаборанты в мантиях были чаще всего из числа бывших помощников украинских судей, людей, немного знакомых с принципами международного права. Скорее всего, поэтому
они никогда не выдавали на руки украинским заложникам их приговоры. Там ведь всегда были имя и фамилия судьи, который, согласно Женевским конвенциям, совершал военное преступление, судил военнопленного отнюдь не за совершенные военные преступления, а за службу в армии своей страны,
судил в никем не признанном суде никем не признанного самопровозглашенного образования.
О правосудии в «ДНР» мы можем судить по обвинительным заключениям, которые иногда попадали в руки обвиняемых. Так, в распоряжении «Новой-Европа» есть обвинительное заключение сержанта Горяинова, одного из солдат, захваченных в плен в 2019 году в том самом заехавшем на вражеский блокпост украинском КАМАЗе.
Судя по этим документам, уголовное дело против украинского солдата открыли на третий день плена, и занимался им в «отделе по расследованию преступлений против мира и безопасности человечества Генеральной прокуратуры Донецкой Народной Республики» (так в документе) старший следователь Овсянников А. А.
В этом ограничившемся лишь проблемами безопасности всего человечества отделе произвели документ, где на 15 страницах обосновывается обвинение по двум статьям УПК «ДНР» — 232 и 323 («насильственный захват власти и насильственное изменение конституционного строя Донецкой Народной Республики в нарушение конституции Донецкой Народной Республики»). Многократно упоминается агрессия против «суверенного государства ДНР» и якобы «оккупированные» ее территории.
На 15 страницах пять раз воспроизводится слово в слово один и тот же текст, который сводится к тому, что Максим Горяинов пошел в Никопольский районный военкомат в родной Днепропетровской области, прошел медкомиссию, учебку, а потом служил в 53-й отдельной мотострелковой бригаде с 2016 по 2019 годы. Доказательства этих «преступлений» также перечислены — это «протокол об изучении сети интернет», а именно конкретной странички в «Википедии» о 53-й бригаде ВСУ, протокол обыска солдата, где «экспертиза» показала, что он был одет в камуфляж, и собственно документы бойца: военный билет, паспорт и водительские права. Оружия при военных не было, грузовик к «делу» не приобщили.
Всё, на основании этой бумаги «суд» дал Горяинову 15 лет заключения. На свободу, в руки Медведчука, он в том же обмене ушел 27 июня 2019-го, а обвинительное заключение утверждено самим «заместителем Генерального прокурора Донецкой Народной Республики старшим советником юстиции Р. Белоусом» 26 июня 2019 года. Каким был «суд» в данном случае и сколько минут он занял, мы не знаем, но такими вот бумагами и приговорами снабжали многих заложников при обмене, у остальных солдат просто сроки были чуть другие — по 17 лет.
Местные жители с флагом ДНР в руках идут колонной во время мобилизационных сборов на Торезском полигоне недалеко от контролируемого пророссийскими повстанцами города Шахтерск Донецкой области, Украина, 6 апреля 2017. Фото: Alexander Ermochenko / EPA-EFE
Такие суды исчезли при аннексии оккупированных украинских территорий. После «референдума» в сентябре 2022 года и включения в конституцию России «новых территорий» все органы власти «ДНР» распустили вместе с судами, МГБ, полицией и Генеральной прокуратурой.
Поэтому в 2022 и начале 2023 года все узники «ДНР» по требованию нового российского руководства колоний писали заявления о пересмотре их дел уже в российские суды. В итоге почти все решения судов «ДНР», где упоминались «шпионаж», «покушение на шпионаж» и «нарушения конституции ДНР», в российских судах скопировали и проштамповали.
— В первую очередь хочу подчеркнуть, что сама судебная система РФ вызывает много сомнений, поскольку она годами была «лидером» в области нарушений прав человека и лишала людей одного из базовых прав — права на справедливый суд, — поясняет «Новой-Европа» экс-заместитель Генерального прокурора Украины, создатель украинского Департамента войны в Генпрокуратуре Гюндуз Мамедов.
— Что же еще говорить про квази-суды на временно оккупированных территориях, незаконно созданных на руинах украинской судебной системы и контролируемых Россией? Эти суды сами по себе являются нелегитимными.
Что до военнопленных, — продолжает он, — важно подчеркнуть, что они являются комбатантами и защищенной Женевскими конвенциями ІІІ категорией. Судить их можно исключительно за участие в международных преступлениях, но ни в коем случае не за выполнение ими прямых обязанностей — то есть службу в вооруженных силах. Тем временем мы видим фейковые суды в России и на оккупированных территориях над защитниками Украины. Это имитация правосудия, призванная дискредитировать саму идею справедливости, трибуналов и других инструментов настоящего правосудия. Такие показательные процессы свидетельствуют исключительно о том, что мы должны еще настойчивее работать над созданием эффективного механизма правосудия, который охватит все международные преступления, совершенные вследствие российской агрессии на территории Украины с 2014 года. Незаконные «суды» над украинскими военнопленными также должны рассматриваться как вероятное преступление, как это, например, было на Последующих (Малых) Нюрнбергских процессах.
Омбудсмен Украины Дмитрий Лубинец. Фото: Wikimedia
Юридический хаос
Сознательно созданный юридический хаос — так в беседе с «Новой-Европа» определила ситуацию с украинскими военнопленными основательница Медийной инициативы за права человека (Медійна ініціатива за права людини, МIПЛ) Ольга Решетилова. Она говорила конкретно о практике верификации пленного Международным Красным Крестом и одновременное наделение российским государством того же, бесспорно, украинского военнопленного огромным сроком заключения по полудесятку гражданских статей УК РФ.
Но при этом определение «искусственно созданный юридический хаос» применимо ко всему комплексу проблем десятков тысяч украинских граждан, которые находятся сейчас в сотнях тюрем, колоний и лагерей, расположенных как в рамках международно признанных границ РФ, так и на оккупированных Россией территориях. Тут есть место и партизанам, которые Россией не признаются комбатантами и идут под суд, ровно как при немецкой оккупации, «террористами», и «военнопленным» из числа служивших до 2022 года мужчин, захваченных в рамках «фильтраций» в первые месяцы вторжения.
К июлю 2024 года Россия захватила на территориях Украины больше 28 тысяч гражданских, посчитали в офисе омбудсмена Украины Дмитрия Лубинца. Даже из Киевской области, знавшей оккупацию чуть больше месяца, в тюрьмы РФ вывезли больше 600 человек. Среди похищенных гражданских больше двух тысяч людей старше 65 лет. В чем логика удержания в тюрьмах стариков, Лубинец не понимает.
Новая надежда
В российских тюрьмах на оккупированных территориях Донецкой области сейчас оживление. Впервые с 2020 года на свободу через обмен начали выходить гражданские заложники «ДНР» — арестованные и осужденные задолго до полномасштабного вторжения России, просидевшие в колониях больше семи лет.
Первый обмен за четыре года «незаконно задержанных» из Донецкой области говорит о большой подвижке или, наоборот, об особом случае, высоком статусе освобожденного взамен митрополита Тульчинского и Брацлавского УПЦ МП Ионафана.
Еще один толчок для обменов дала Курская операция ВСУ и массовое пленение там солдат срочной службы армии РФ. Их стали менять один к одному, даже на «неприкасаемых» до того заложников и военнопленных из числа гражданских сотрудников и бойцов бригады «Азов», а также двух женщин-заложниц из колонии в городе Снежном, задержанных МГБ «ДНР» еще в 2017 году. Но на «незаконно задержанных» из числа военнопленных эти обмены всё равно не распространились.
Разница между необъявленной гибридной войной 2014–2022 годов и полномасштабным вторжением особенно хорошо видна на статусе военнопленных. С начала полномасштабного вторжения России в феврале 2022 года по 17 июля 2024 года прошло 57 обменов, в ходе которых Украина вернула 3672 своих граждан.
Во всех обменах, состоявшихся после полномасштабного вторжения России, не было ни одного украинского военнослужащего, попавшего в плен до февраля 2022 года.
«Они попали в категорию тех, кого мы пытаемся забрать как можно быстрее — говорит «Спектру» Омбудсмен Украины Дмитрий Лубинец. — Отдельная категория — тех, кто попал в плен с 2014 года до начала полномасштабной российской агрессии. Я несколько раз встречался с одной мамой и отдельно проговаривал ее случай, я всех помню, всех проговариваю, но у нее отдельный случай: два сына — добровольцы с 2014 года, один погиб в 2014-м, а второй, по нашим данным, в плену с 2015 года, и никого у нее больше нет! Я отдельно про него говорил — откуда такая принципиальная позиция? Что он вам? Девять лет он в российском плену — если его уже нет в живых, проинформируйте официально, чтобы мы маму подготовили… Или отдайте его нам, не просто отдайте — мы же его менять готовы, мы вашего одного взамен на него дадим! Ответа нет.
Я не знаю, почему по отношению к ним существует такое отношение… словно как к защитникам Мариуполя. Я всегда говорю не про какую-то одну военную часть, в числе защитников Мариуполя были представители ВСУ, Национальной гвардии Украины, пограничники… И ко всем им особое отношение представителей РФ: они максимально затягивают, усложняют именно их процесс возвращения. Я предлагал — давайте отойдем от каких-то там устоявшихся практик, а введем такое: кто дольше в плену, тот раньше выходит! Это ж было бы понятно, честно для всех? Мне кажется, честно!»
Украинский военнопленный разговаривает по телефону со своими родственниками в следственном изоляторе N17 в Луганске, Украина, 19 ноября 2017. Фото: Alexander Ermochenko / EPA-EFE
Весь опыт Дмитрия Лубинца как омбудсмена Украины связан с временем после полномасштабного вторжения, на свой пост он заступил летом 2022 года. За это время Россия отказалась от юрисдикции ЕСПЧ и приняла закон о прекращении действия для РФ международных договоров Совета Европы. Она официально вышла и из Дополнительного протокола к Женевским конвенциям о защите гражданского населения во время международных конфликтов. Но в РФ остается институт Уполномоченного по правам человека, и этот пост не зря занимает целый генерал-майор полиции Татьяна Москалькова. Именно с ней ведет переговоры и поддерживает неформальные контакты украинский омбудсмен Лубинец.
Он утверждает, что лично знает два случая, когда генерал Москалькова инициировала уголовные дела против персонала колоний, особо отличившихся в пытках и избиениях украинских военнопленных. Обращались к генерал-майору Москальковой и отдельные бойцы из числа описываемых нами 12 пленных. В распоряжении «Новой-Европа» есть ответ Министерства обороны РФ на обращение офиса Москальковой, в котором разъясняется, что, поскольку эта конкретная группа военнопленных является «украинскими гражданами, осужденными гражданскими российскими судами и отбывающими наказание в учреждениях пенитенциарной системы», их включение в обмен не в компетенции Минобороны РФ. А если будет создан такой прецедент, то менять их можно только на «равную категорию».
В итоге пока эти зависшие в «ЛДНР» незаконно задержанные начинают свой кто седьмой, кто девятый год в тюрьмах. Хотя в обмен на курских срочников Россия уже отдает в качестве «равноценной категории» и гражданских женщин. Получается, меняют всех, кроме пленных солдат ВСУ со времен, когда президентом Украины был Петр Порошенко.
Делайте «Новую» вместе с нами!
В России введена военная цензура. Независимая журналистика под запретом. В этих условиях делать расследования из России и о России становится не просто сложнее, но и опаснее. Но мы продолжаем работу, потому что знаем, что наши читатели остаются свободными людьми. «Новая газета Европа» отчитывается только перед вами и зависит только от вас. Помогите нам оставаться антидотом от диктатуры — поддержите нас деньгами.
Нажимая кнопку «Поддержать», вы соглашаетесь с правилами обработки персональных данных.
Если вы захотите отписаться от регулярного пожертвования, напишите нам на почту: [email protected]
Если вы находитесь в России или имеете российское гражданство и собираетесь посещать страну, законы запрещают вам делать пожертвования «Новой-Европа».