Почему для букмекеров выбор Хан Ган оказался неожиданным?

В устройство каждой премии заложены свои оригинальные механизмы, и неожиданность — одно из основных свойств Нобелевки, начиная с момента ее учреждения. Ну а когда все говорили, что это ровно тот Нобель, которого мы ждали? Когда премию дали малоизвестному американскому поэту русского происхождения Джозефу Бродскому, итальянскому прото-стендаперу Дарио Фо или певцу Бобу Дилану? То же самое касается авторов вроде Мураками, Пинчона или Уэльбека, которые много лет ходят в фаворитах премии, но никак ее не получат. Нобелевскому комитету нравится нагнетать саспенс.

В этом году Нобелевка оказалась ближе к другим большим премиям. После объявления лауреата шведская пресса пестрила упреками, что Нобель превращается во второй Букер (в 2016-м Хан Ган получила Международную Букеровскую премию за роман «Вегетарианка». — Прим. ред.). Нобелевский комитет может позволить себе наградить отчетливо сложное и экспериментальное произведение. А Букер обязательно следит за тем, чтобы романы-победители были не только содержательные, но и читаемые. Книги Хан Ган — это именно читательская литература, не для «узкого круга». Но гадать о причинах такого решения кажется мне заведомо провальным занятием. Мы узнаем их лет через 20, когда Нобелевский комитет откроет архивы.

Что читать у Хан Ган?

На русский переведены два ее главных и самых увенчанных разнообразными премиями текста — «Вегетарианка» (АСТ, 2018) и «Человеческие поступки» (АСТ, 2020). В России они вызвали умеренный отклик, но незамеченными не прошли. Переводили непосредственно корейский оригинал, а не англоязычный вариант, как это часто бывает. Стоит сказать, что Ли Сан Юн перевела их великолепно. На русском языке это тоже очень «звучащая», «музыкальная» литература.

Начинать знакомство, на мой взгляд, разумнее с «Вегетарианки». Это замечательная современная проза, не требующая вовлеченности в корейский контекст. В «Человеческих поступках» всё-таки речь идет об антиправительственном выступлении в Кванджу (В 1980-м восставшие три дня контролировали родной город писательницы. — Прим. ред.). Без хотя бы приблизительного понимания исторического контекста этот роман читается хуже. Хотя, конечно, его можно воспринимать через призму человека вообще, предстающего перед лицом сил истории, жестокости и смерти.

Как и о чем пишет Хан Ган?

У романов Хан Ган есть два, казалось бы, противоречащих друг другу свойства. Во-первых, это очень живые, «танцующие» тексты, которые легко читаются. Неслучайно в определении Нобелевского комитета говорится о «поэтической прозе». Хан Ган входила в литературу именно как поэт. Это важно, потому что прозаик работает с историей, персонажами и их достоверностью, а поэт — со звуком и языком как таковым. Прошлогодний лауреат Юн Фоссе — изначально поэт. Фазиль Искандер начинал со стихов, и в его прозе, по-моему, очень ощутимо поэтическое строение фразы. Лично у меня нет причин сомневаться в том, что прозаики, которые идут от поэзии, в среднем сильнее тех, которые сразу стали писать прозу. Впрочем, Владимир Сорокин, например, начинал как художник. Возможно, для прозаика в принципе полезно чувствовать какой-то другой вид искусства, иметь его в своем арсенале.

Вторая, перпендикулярная поэтичности черта романов Хан Ган — очень прямое изображение насилия, причем в крайне жестоких формах. Она смело и беззастенчиво тычет разлагающимися трупами в лицо читателю. Насилие — главная тема ее текстов. «Человеческие поступки» — книга о восстании и его жестком подавлении. Хан Ган не очень интересуется политическими обстоятельствами, героями и палачами этих беспорядков. Она дает одновременно включенный и как бы детский взгляд. Роман начинается уже во время подавления протеста. Связь с внешним миром в городе отключена. Люди пропадают без вести сотнями. Первая сцена происходит в месте, где складируются трупы, искалеченные силовиками, — в царстве мертвых. Мальчик ищет там своего знакомого. Его спрашивают, обходил ли он морги и больницы: «Да, конечно».

Созвучна и «Вегетарианка». Это книга о том, что насилие, разлитое в обществе, настолько подавляет чувствительного человека, что он пытается разрушить цепь насилия хотя бы в какой-то точке своей жизни. Дело не столько в убийстве и мучении животных, сколько в том, как общество реагирует на отказ героини от мяса. Само по себе вегетарианство в романе не особенно важно. Разговор идет о насилии как таковом. Хан Ган рассматривает его как свойство природы человека. Но изучает и проявления насилия в исторических обстоятельствах — в связи с устройством общества.

При том, что у книг Хан Ган фактически нет «порога входа», их будет непросто читать людям, которые с трудом переносят жестокость. Я легко могу представить опытных и старательных читателей, которых описания искалеченных трупов на первом десятке страниц приведет в ужасающее состояние духа и не позволит дальше насладиться «Человеческими поступками». Для всех остальных это будет великолепная проза.

Хан Ган — азиатский автор для Запада?

Никогда нельзя быть уверенным, работает ли автор, держа в мыслях только родного читателя, или обращается ко всему миру. Например, в истории русской литературы, безусловно, существовали писатели, которые адресовали произведения в первую очередь миру или по крайней мере всей Европе и Северной Америке. Такой автор — Лев Толстой. Его влияние на Ганди или американские религиозные группы объясняется именно тем, что его послание предназначалось всему миру, а не только родной стране. Тургенев — тоже вполне себе «писатель на экспорт». Его произведения, кстати, до сих пор входят во французскую программу средней школы.

Мне кажется, что если мы формулируем претензию, что писатель творит не «для родных осин», а для мировой конъюнктуры, то очень сильно себя ограничиваем. Тот же Достоевский переводился на все мыслимые и немыслимые языки примерно со скоростью публикации. Ориентированность на выход за пределы национальной культуры — скорее плюс, чем минус.

Другой вопрос, имеем ли мы дело с сознательной экзотизацией? Мы знаем авторов ХХ века, которые нарочно акцентировали в своем творчестве черты национальной культуры и как бы выступали от ее имени. Самый яркий пример, пожалуй, — Габриэль Гарсиа Маркес, который даже Нобелевку получал в колумбийской косоворотке, а не в костюме с галстуком. Но разве мы можем обесценивать его из-за этого?

Что же касается Хан Ган, то парадоксальное сплетение поэтичности и жестокости делают ее сущностно очень азиатским художником. В этом смысле она созвучна китайскому, тайваньскому, корейскому кинематографу, где эстетично подобранный ракурс и выстроенная игра света соседствуют с жутким рубиловом в кадре. Это то, за что люди, родившиеся в 1970-х, полюбили азиатское кино. Наверняка все помнят «Королевскую битву» и подобные фильмы. Но если «Королевская битва» демонстрирует насилие ради насилия, то Хан Ган исследует его.

Неожиданно актуальный лауреат Нобелевки?

Мы не знаем, какими мотивами руководствовался Нобелевский комитет. По прошлым историям известно, что они могли быть совершенно случайными и непредсказуемыми. Но в этом году выбор действительно оказался актуальным — в том смысле, что книги Хан Ган демонстрируют готовность прямо смотреть в лицо насилию и не терять человеческой автономности и художественной свободы перед ним. Это специфический тип взаимодействия с насилием — не только не закрываться от него, но и мочь выстраивать в соседстве с ним фантастические поэтические миры. Мне кажется, это довольно актуальное художественное поведение, вызванное к жизни совсем не теми обстоятельствами, в которых сейчас существует и творит Хан Ган. Сама она всё-таки погружена в исторический процесс. С «Человеческими поступками» всё понятно, но и «Вегетарианка» — история совсем не про девушку-хипстера. Тем более что и книга написана давно. Однако сейчас реальность, к сожалению, ее догнала.

Вопросы задавал Сорин Брут