Если вы считаете, что российская экономика была подорвана западными санкциями, политикой Кремля по приоритизации военных расходов и успешными атаками украинских беспилотников на российские нефтебазы, то вы легко найдете доказательства в вашу пользу.

Но если вы хотите подчеркнуть устойчивость российской экономики — например, указав на адаптивность российского бизнеса или успешное импортозамещение, — с вами также будет сложно поспорить.

Российская экономика и правда в плачевном состоянии. Санкции действительно навредили экономике, а удары украинских беспилотников привели к сбоям на производстве. Развитие многих секторов экономики движется вспять, а недавно объявленное резкое увеличение военных расходов совершенно неприемлемо в долгосрочной перспективе.

Однако до полного краха российской экономики, на который так надеялись многие эксперты, еще очень далеко. И если война продолжится — а с большой вероятностью, так и будет, — состояние экономики будет далеко не первой по важности проблемой для Кремля.

Для проблемной экономики характерны высокая безработица и высокая инфляция. Однако рабочих мест в России достаточно: уровень занятости сейчас на уровне советских времен, когда трудоустройство было обязательным для взрослого населения. Этому есть две причины: на войне погибли или были ранены сотни тысяч потенциальных сотрудников, а еще около миллиона человек покинули страну. Кроме того, правительство тратит огромные средства на военно-промышленный комплекс.

Эльвира Набиуллина, глава Центрального банка (ЦБ) России, в июле заявила о «перегреве российской экономики», но это весьма нетрадиционное употребление данного термина. В нормальных условиях «перегрев» — это нездорово высокая занятость, вызванная аномально быстрым ростом производства. Рост производства, в свою очередь, может быть следствием образования рыночного пузыря или чрезмерного государственного стимулирования экономики.

Это же влечет за собой ускоренный рост заработной платы, зафиксированный в первой половине года: в июле реальная заработная плата выросла на 8,1% по сравнению с предыдущим годом. Однако отличные на первый взгляд показатели на самом деле вызывают беспокойство.

Годовая инфляция, между тем, приблизилась к 10% — этот показатель лишь незначительно выше, чем в других развитых странах. Что в самом деле примечательно, так это ключевая ставка ЦБ, которую недавно повысили до 19%.

Эти две цифры означают, что каждый, кто занимает деньги по рыночной ставке (которая обычно на пару процентных пунктов выше выше ставки ЦБ), либо должен иметь крайне оптимистичные представления об ожидаемой прибыли, либо ждать резкого повышения инфляции в ближайшие месяцы. Однако то, что ЦБ не может снизить ключевую ставку из-за высоких инфляционных ожиданий, — лишь часть проблемы.

Еще одной причиной необычного расхождения между ключевой ставкой и уровнем инфляции является растущий объем субсидируемых кредитов, которые берет государство, чтобы финансировать военное производство. Благодаря таким субсидиям деньги налогоплательщиков падают в карман приближенным Путина — владельцам военно-промышленных предприятий.

Таким образом, рыночная ставка играет всё меньшую роль в экономической активности. А это, в свою очередь, наряду с перегретым рынком труда, ограничивает возможности ЦБ бороться с ростом цен, вызванным торговыми санкциями или повышением цен на нефть. Даже если инфляция пока еще не очень высока, она вполне устойчива.

Анатомия устойчивости

Тем не менее, те, кто надеялся, что крах российской экономики положит конец преступной войне Путина, недооценили способность экономики адаптироваться к неблагоприятным обстоятельствам. Российское промышленное производство значительно выросло благодаря увеличению военных расходов: объем производства в отраслях, связанных с войной, увеличился примерно на 60% в первой половине 2024 года по сравнению со второй половиной 2022 года.

Важнейший элемент такой формы государственной поддержки — это то, что население готово смириться с сокращением расходов на здравоохранение, образование и гражданскую инфраструктуру. Для бедных слоев населения сокращение государственных расходов было в некоторой степени компенсировано выплатами военнослужащим и их семьям. По некоторым оценкам, с июля 2023 года по июнь 2024 года эти выплаты составили более 1,5% ВВП России (7,5–8,2% от общих расходов). Основная их часть пришлась на посмертные выплаты семьям военнослужащих.

Некоторые товары, например, автомобили крупнейших западных марок, таких как Mercedes и Ford, стали недоступны. Другие же, к примеру, айфоны, стали продаваться со значительной наценкой.

Многие товары, которые раньше экспортировались с Запада, сейчас заменяются продукцией более низкого качества из других стран, в первую очередь, из Китая, или за счет импортозамещения, в результате которого потребители платят больше за менее качественные товары отечественного производства. Другими словами, россияне вносят материальный вклад в войну своей готовностью платить больше за меньшее.

Важно отметить, что это падение уровня жизни не отражается на показателях ВВП: в отличие от импортозамещения, импорт не входит в валовый внутренний продукт. В случаях, когда экономика резко отделяется от международного рынка, ВВП не может полностью отразить реальную ситуацию в стране.

Расплата по долгам

Торговые и финансовые санкции, которые были введены после полномасштабного вторжения в феврале 2022 года, а также вторичные санкции в отношении Китая, Индии и Турции, безусловно, повлияли на способность Кремля вести войну. Такие меры повышают цены на необходимые комплектующие или же играют роль «дополнительного налога» на финансовые операции, тем самым снижая доходы государства.

Но никакие санкции не смогут полностью остановить поток товаров и денег в Россию. По законам рынка, когда транзакция становится дороже, норма прибыли от каждой сделки возрастает. Это, в свою очередь, побуждает новых посредников придумывать новые пути обхода и лазейки. Управление такими операциями стало прибыльным бизнесом для приближенных Путина — почти таким же прибыльным, как и военное производство. Однако поиск лазеек требует больших затрат, которые ложатся на плечи простых россиян. В конечном итоге всё зависит от их готовности нести на себе это экономическое бремя, а она, похоже, всё еще не достигла своего предела.

Российское государство финансирует войну, беря в долг у будущего. Это не происходит напрямую:

И самое важное: заимствование из будущего происходит путем постепенного, но повсеместного демонтажа рыночных институтов, за построение которых российский народ заплатил столь высокую цену в ходе реформ 90-х годов. Рыночные институты стали основой роста российской экономики в начале 2000-х, а после 2014 года именно они поддерживали устойчивость экономики в условиях западных санкций.

Для ведения полномасштабной войны в Украине путинскому режиму необходимо установить гораздо больший контроль над экономикой, чем позволяют эти институты. Но Кремлю приходится действовать осторожно, чтобы не навредить экономической активности. Именно поэтому государство не вводит официального контроля над ценами, хоть и заставляет компании не повышать цены слишком быстро и резко. В ответ на рост цен на энергоносители правительство ввело ограничения на экспорт бензина и других нефтепродуктов, а это, в свою очередь, привело к необходимости контролировать цены и на других рынках.

Сценарий, по которому сейчас идет Россия, напоминает другую богатую нефтью диктатуру, которая выбрала такой путь двадцать лет назад. Во время правления Уго Чавеса и его преемника Николаса Мадуро Венесуэла ввела контроль над ценами, который в итоге привел к экономической катастрофе. Текущее состояние венесуэльской экономики — вероятно, одна из причин, по которой экономисты в российском правительстве тихо сопротивляются стремлению Путина к усилению контроля над экономикой.

В июле 2023 года Путин распорядился национализировать активы двух крупных западных брендов: производителя йогуртов Danone и пивоваренной компании Carlsberg. Еще одна пивоваренная компания Heineken продала свои активы российской фирме за один евро. Правительство в каждом случае действовало осторожно, как оно это делало и с контролем над ценами. Изначально закон, разрешающий национализацию предприятий, был принят для того, чтобы остановить закрытие западных предприятий после начала вторжения. Если западная компания хотела уйти с российского рынка, она могла продать свои активы, но с непомерным дополнительным налогом и с огромными потерями по сравнению с довоенными рыночными ценами.

До закона о национализации ничто не мешало западным компаниям просто закрыть свой бизнес, а не продавать его.

Вероятно, показательная национализация стала сигналом для других компаний, которые планировали выходить с рынка: поскольку потенциальная цена продажи снижается еще больше, у них появляются дополнительные стимулы остаться.

Способность правительства национализировать предприятия по своему усмотрению решает ключевую проблему военного времени, блокируя выход крупнейших компаний с российского рынка. Но это происходит за счет разрушения ключевого экономического института. Согласно экономистам Дарону Асемоглу и Джеймсу Робинсону, именно разрушение подобных институтов в конечном итоге является ключом к пониманию причин экономического краха государств. Масштабные инвестиции в военное производство и одновременное разрушение рыночных институтов могут улучшить положение Кремля в краткосрочной перспективе, но они закладывают бомбу замедленного действия под фундамент долгосрочного экономического развития страны.

Ни одно современное государство не достигало устойчивого экономического роста без открытой международной торговли. Когда война в Украине закончится и Россия вернется на международный рынок — не только сырьевой — негативные последствия национализации бизнесов станут налицо. Путинская война не только ухудшает уровень жизни россиян сегодня — она ведет будущие поколения к катастрофе.