Как жилось в Советском Карабахе

Рассказы армян и азербайджанцев о том, как они уживались в СССР, полны противоречий, как и любые рассказы о тех временах. Одни будут убеждать вас, что все ходили друг к другу в гости и отмечали праздники, невзирая на этническую принадлежность, а смешанные браки были обычным делом. Другие с аналогичным усердием будут настаивать, что затаенное зло чувствовалось всегда, и даже детей учили никогда не есть еду, приготовленную азербайджанцами (или армянами).

Нагорный Карабах был не единственным местом, где эти два народа жили рядом. Точно так же было в крупных городах Азербайджана: Баку, Сумгаите и Кировабаде (Гянджа), а также в Ереване и Зангезуре (ныне — Сюникская область). При этом термин «бакинский армянин» стал устоявшимся не в меньшей степени, чем «одесский еврей». Сформировалось и специальное слово «ераз» — ереванский азербайджанец. Наконец, армяне и азербайджанцы соседствовали и до сих пор соседствуют в Грузии — и вполне мирно.

Карабах или НКАО (Нагорно-Карабахская автономная область в составе Азербайджанской ССР), как этот регион назывался в советское время, имел собственную специфику. На уровне НКАО в целом присутствие азербайджанцев было весьма существенным — 21%. Но если брать города и сёла по отдельности, то становится понятно, что смешения не было: буквально каждый город и село можно было назвать преимущественно армянским или азербайджанским. «Мы были как вода и масло», — так описала сосуществование в тот период армян и азербайджанцев армянская собеседница «Новой-Европа».

Гейдар Алиев, руководивший Азербайджаном с 1969 по 1982 год (как Первый секретарь ЦК Компартии Азербайджанской ССР), а затем с 1994 по 2003 год (как президент независимого Азербайджана), признавался, что старался изменить демографию Карабаха — в пользу азербайджанцев. Выдавливание армян, со словам собеседников «Новой-Европа», велось за счет «стеклянного потолка», ограничивающего карьеру.

«Если человека устраивало работать всю жизнь агрономом или механизатором в колхозе, [то было] неважно, какой он национальности, — комментирует эту политику Алиева для «Новой-Европа» политолог Александр Искандарян. — А вот для руководящих должностей это имело значение. Если [диплом был] из Еревана, то получить работу в Советском Азербайджане было сложно».

Некоторые напряжение между общинами прослеживалось даже в наиболее благополучные времена — при Брежневе. «У моего отца был друг-азербайджанец, и когда ему надо было съездить по делам в азербайджанское село, он брал этого друга с собой, для защиты, — рассказывает «Новой-Европа» преподавательница русского языка из Степанакерта Нуне Аракелян. — Бывало такое, что азербайджанцы приезжали из Агдама и похищали наших девушек. Или просто приезжали на дискотеку в Степанакерт, потому что у них дискотеки, да еще с участием девушек были невозможны. Наши девушки одевались по-современному, а у них такого и близко не было». Межнациональные браки, по словам собеседницы Нуне Аракелян, в ее среде были редкостью — они были скорее прерогативой бакинцев.

При этом современная азербайджанская пропаганда активно продвигает миф, что армяне из Армении якобы не принимают армян из Карабаха за своих соотечественников, и называют обидным словом «шуртвац» («перевертыш»). Между тем, армяне используют это слово в отношении всех соотечественников, которые не говорят или плохо говорят по-армянски и глубоко впитали чужую культуру. К части русскоязычной карабахской интеллигенции этот термин вполне мог применяться, но в равной степени «шуртвацем» могли бы назвать бакинского или московского армянина.

Когда говорят о предыстории конфликта, часто вспоминают еще и о том, что даже в советское время в Армении и Карабахе действовали ячейки армянской националистической партии «Дашнакцутюн», появившейся еще в 1890 году. В СССР она была, конечно, запрещена — как и любые политические силы, кроме коммунистов. «Для армян из диаспоры членство в «Дашнакцутюн» было нормой, — говорит в комментарии «Новой-Европа» почетный президент Ереванского пресс-клуба, политический аналитик Борис Навасардян. — Когда они приезжали в Армению, они не афишировали это, но это было известно».

Политическое влияние диаспоры действительно имело место. Армяне в составе СССР действительно обладали серьезными связями с внешним миром, чем большинство жителей страны. В 40-е годы, после Второй мировой войны в Армянскую ССР в рамках специальной политики стали приглашать армян, оказавшихся в результате геноцида в странах Ближнего Востока и Европы. Переехав, эти люди не теряли связь с родственниками, и те часто присылали им посылки и даже приезжали в гости. Однако вскоре такую политику СССР свернули, испугавшись нелояльности прибывающих.

«Ереванские комиссионки [в СССР] славились на весь Кавказ: в них можно было купить модную одежду из-за границы, — рассказывает армянский политолог Александр Искандарян. — Чтобы урвать себе что-то, люди приезжали и из Грузии, и из Азербайджана, и из Владикавказа, Грозного». Иногда в Ереван попадали и книги — в том числе националистического содержания. «Я знаю людей, которые за эти книги оказывались в тюрьме», — говорит политолог.

Ходжалы получил статус города», — говорится в докладе «Мемориала». О стремительном росте населения Ходжалы в своей книге «Мятежный Карабах» пишет Виктор Кривопусков (на тот момент — начальник штаба следственно-оперативной группы МВД СССР). «Таким новоселам, кроме льгот на строительство жилья, выдавались денежные пособия, а их детям предоставлялась возможность поступления в вузы республики без сдачи вступительных экзаменов».

Тогда еще никто не знал, что примерно через два года, в феврале 1992-го, эти люди станут жертвой самого страшного военного преступления за всю историю Карабахского конфликта. Уходя из окруженного города, мирные жители наткнутся на вооруженных армян, в результате чего погибнут около 485 человек. Значительная часть из них была новоселами.

Распад общего государства

История карабахского конфликта ставит ряд наивных, но совершенно легитимных вопросов. Как советская милиция и КГБ могли допустить такой разгул межнационального насилия в еще единой стране? Как в государстве с жестким авторитарным политическим режимом могло возникнуть оппозиционное политическое движение с вооруженным крылом?

а ответом центра стал ввод внутренних войск СССР на территорию НКАО и даже в Баку. Армяне Карабаха называют этот период «диктатурой генерала [Владислава] Сафонова» — в честь коменданта, назначенного из Москвы. Именно его подчиненные — в том числе знаменитый Рижский ОМОН — должны были расследовать инциденты столкновений между армянами и азербайджанцами и проводить досмотры, например, в аэропорту Ходжалы, куда еще можно тогда было прилететь и из Еревана, и из Баку.

В Баку преподавательница русского языка из Степанакерта Нуне Аракелян училась до 1988 года, после чего армянских студентов перевели в другие вузы. До погрома армянских кварталов Баку (январь 1990-го) оставалось еще полтора года, но Сумгаитский погром уже случился — это было в феврале 1988-го. После этого события «национализированной» оказалась даже такая советская организация, как комсомол.

«Летом 1988 года мы были в своем общежитии в Баку, — рассказывает Нуне Аракелян. — Пришли комсомольские лидеры и стали звать всех на митинг. Посмотрели на нас и сказали: «Но армяне могут не ходить». Мы, правда, всё равно пошли — посмотреть что будет. На сцену вышел поэт Бахтияр Вахабзаде с эмоциональной речью. Когда он закончил, толпа начала скандировать «Эрменлер эльсын! Эрменлер эльсын!» («Смерть армянам!»). Мы осторожно ушли».

В книге Виктора Кривопускова, где описываются события 1990–1991 годов, и вовсе используется понятие «азербайджанские спецслужбы», как будто речь идет об уже независимом государстве. Например, он пишет, что азербайджанские силовики хотели «убить [писателя] Зория Балаяна и руководителя боевого крыла Карабахского подполья Роберта Кочаряна» и бросить их тела на территории Армении — чтобы обвинить в убийстве самих армян.

КГБ Армянской ССР тоже явно стал «армянской спецслужбой», как и другие органы республики. Лучшим доказательством этого может служить приезд Монте Мелконяна — гражданина США, получившего боевой опыт в Ливане; Мелконян позднее станет одним из организаторов армянских вооруженных сил в Нагорном Карабахе и активным участником первой Карабахской войны. В биографии, которую написал брат Монте Мелконяна, Маркар, этот момент описан не слишком детально: воспользовавшись фальшивым ирландским паспортом, американец получил советскую визу в Софии и прилетел в Ереван 30 сентября 1990 года. Разумеется, это не удалось бы без содействия чиновников и даже силовиков: один из сотрудников КГБ встретил Монте прямо в аэропорту.

Особая роль в конфликте принадлежала ветеранам Афганской войны, которые как раз возвращались домой в 1988–1989 годах.

«Некоторые из них воспринимают карабахский регион как лагерь с преступниками», — писал Кривопусков о войсках МВД.

Советские внутренние войска и ОМОН в Карабахе пытались служить напоминанием, что дело происходит в еще единой стране, но не слишком успешно. Даже в степанакертском фильтрационном пункте (по сути, СИЗО), куда свозили задержанных, армянские и азербайджанские силовики на самом деле не действовали заодно.

Не менее мифологизированная тема того периода — была ли среди армян Карабаха хотя бы небольшая прослойка тех, кто не поддерживал сепаратистов и был готов договариваться с азербайджанцами. Как утверждал в интервью азербайджанскому СМИ генерал Сафонов, такие люди приходили к нему, но «таких смельчаков карабахские подпольщики запугивали и даже избивали».

Информации о конкретных случаях расправ армян над своими, кто не поддерживал отделение НКАО от Азербайджана, очень немного. Самая известная жертва — партийный функционер Валерий Григорян, который был убит в Степанакерте 10 августа 1991 года. Об этом написано сразу в двух авторитетных трудах об истории конфликта: книге «Черный сад» Тома де Ваала и «Карабахский дневник: зеленое и черное» Татула Акопяна. Там же можно прочитать и об Артуре Мкртчяне, первом председателе Верховного совета Карабаха после объявления независимости. Но там, судя по всему, причиной стало не отношение к Азербайджану, а борьба за власть. В азербайджанских источниках рассказывается о еще одном убийстве — начальницы степанакертского аэропорта А. Ишханян (имя полностью не приводится).

Еще, по всей видимости, существовало низовое сопротивление жителей сёл, куда непосредственно заходили армянские вооруженные подразделения. Это логика мирных жителей, свойственная всем конфликтам: если в село пришли некие вооруженные люди, то следом неизбежно последуют попытки другой стороны их оттуда выбить — обстрелы, а может, и наземная операция спецназа, в ходе которой очень вероятны случайные жертвы. Поэтому таких «зашедших» не жаловали.

И всё же своего «Кадырова» или «братьев Ямадаевых» среди армян азербайджанцы найти не смогли. Чем дальше заходил конфликт, тем больше углублялся раскол именно по этническому признаку, без учета каких-либо политических взглядов.

Витрина армянского мира

После того как Россия начала вторжение в Украину, российские журналисты вновь обратили внимание на ДНР и ЛНР, которые до этого долгое время оставались за пределами повестки. Многие приходили к выводу, что Донецк и Луганск по уровню жизни серьезно уступали и соседним городам: как остававшимся под контролем Украины (Мариуполь, Славянск, Краматорск), так и российским регионам.

«Среди пяти отколовшихся [от республик СССР] областей Нагорный Карабах (другие четыре — Абхазия, Южная Осетия, Чечня и Приднестровье. — Прим. ред.) находился в наименее бедственном положении, в основном потому, что объявленная им независимость была, собственно, дымовой завесой. На бытовом уровне Карабах стал провинцией Армении, — писал Том де Ваал. — Карабахские армяне получили право использовать армянские паспорта, местной валютой стал армянский драм».

Позитивно об исчезнувшей республике высказывается и Айк Ханумян — депутат парламента Нагорно-Карабахской республики (НКР), а в последние годы — министр территориального управления и инфраструктуры. «Вторым армянским городом после Еревана по праву считался не Гюмри, а Степанакерт, — говорит он «Новой-Европа». — Учителя и врачи в Арцахе получали примерно в полтора раза больше, чем в Армении. Неплохие зарплаты были у военных, причем после 2020 года они удвоились и даже утроились».

В благополучные годы НКР обеспечивала себя примерно наполовину: 50% бюджета составлял «межгосударственный кредит», который де-факто был безвозмездной помощью Еревана, а 50% — местные налоги. Бонусом шла помощь диаспоры — по оценкам Айка Ханумяна, ее объем составлял около 10 млн долларов в год. Но, как убежден депутат, свой потенциал Арцах до конца не реализовал: мешала коррупция и раздутый штат чиновников.

К тому же Армения, в отличие от России в 2014 году, с самого начала перебрасывала в Карабах своих военнослужащих открыто, не прикрываясь «ихтамнетами» и «отпускниками». С другой стороны, люди из Приднестровья, Абхазии, Южной Осетии, получившие российские паспорта, наравне со всеми участвуют в российских президентских и парламентских выборах, а арцахцы такого права были лишены. Все их паспорта одной серии — 070, и как оказалось уже в 2023 году, Ереван считает их лишь проездными документами, но не документами о гражданстве. Это настоящий правовой казус, который, вероятно, еще приведет к проблемам в будущем.

Но было и куда более значимое отличие этого непризнанного государства от остальных: оно было куда больше связано с внешним миром. Представить визит главы ДНР Александра Захарченко в парламент любой западной страны было бы просто невозможно, а президент Нагорно-Карабахской Республики (НКР) Бако Саакян выступал в Конгрессе США и принимал зарубежных гостей в Степанакерте. Более того: Вашингтон на протяжении многих лет выделял непризнанной республике адресную финансовую помощь, чего тоже невозможно представить в случае с Абхазией или ДНР.

Он приехал в Карабах с очень неожиданной миссией — инспектировать местные тюрьмы. «Когда Азербайджан стал членом Совета Европы (в январе 2001 года), я решил отправиться [в НКР], потому что был уверен, что профессионалы должны обмениваться опытом, несмотря на политические разногласия, — говорит он. — Я ездил по азербайджанским тюрьмам с 1995 года и считаю, что люди должны содержаться в человеческих условиях всегда и везде. Да, сейчас эта территория вне поля зрения нашего (Зейналов имеет в виду азербайджанское. — Прим. ред.) законодательства, но я знал, что времена изменятся, и нам придется жить вместе. Так зачем же этому региону отставать в развитии?»

Подобные поездки были возможны в течение короткого промежутка времени — примерно с 2000 по 2010 год. Пиком этого сближения стал визит в Карабах известного советского певца, уроженца Шуши Полада Бюль-бюль оглы, который в 2006 году стал послом Азербайджана в России. Чтобы обеспечить его делегации проезд со стороны Азербайджана, пришлось даже снимать ряд минных заграждений.

«Мы пили тутовку с карабахскими командирами, — продолжает Зейналов. — Старались политику не затрагивать. То, что они воевали, я воспринимаю нормально. Это обычное мужское дело — воевать за свой дом, защищать свою семью. Они, по крайней мере, не убежали, как в 2023 году, что невольно вызывает уважение».

По возвращению в Баку правозащитника ждал не самый теплый прием: провластные активисты поджидали его в аэропорту с обвинениями в предательстве, а позже устроили трехдневный погром офиса. «В те годы в бакинском районе Эрменикенд сносили под застройку преимущественно армянское кладбище, оправдывая это тем, что [армяне] делают так же. Но я привез фотографии азербайджанского кладбища из Шуши, и на нём были видны целые надгробия. Я специально привез фото именно целых надгробий, чтобы порадовать родственников этих людей, которые уже десяток лет не могли посетить это кладбище. Но эффект был странным. Мне кричали: «Вы врете, власти же заявляют, что все наши кладбища уничтожили». Но зачем мне врать? Разве не хорошо, что наши соотечественники покоятся с миром?» — рассказывает Зейналов.

Однако шушинское кладбище было скорее исключением. Глумление над кладбищами и мечетями, оставшимися от азербайджанцев, тоже встречалось, и часто. Автор этих строк сам бывал на кладбище в НКР, где, судя по следам навоза, пасли коров.

Встречи армян с азербайджанцами, в основном экспертов и представителей гражданского общества, в те годы активно шли и на нейтральных площадках в Европе. Но глубокого влияния на население они не оказали.

«Местные жители просто не задумывались ни о каких переговорах с Азербайджаном, — рассказывает «Новой-Европа» бывшая корреспондентка степанакертского телевидения. — У нас был только культ победы в первой войне и культ армии. Доходило до смешного: как-то раз ребенок в эфире сказал, что мечтает стать погибшим солдатом, — с таким восхищением о них было принято говорить. Что такое «Мадридские принципы», мы просто не знали, а когда в регион приезжали представители ОБСЕ, многие надеялись, что еще чуть-чуть — и нашу независимость признают на международном уровне». О том, что ради победы в войне пришлось изгнать порядка полумиллиона азербайджанцев из семи окружающих Карабах районов, армяне, по ее словам, не задумывались. А если кто и поднимал эту тему, то сразу был готов аргумент: «Они поступали с нашими точно так же, в Баку и Сумгаите».

Занятые Арменией районы, за исключением Лачинского и Кельбаджарского, оставались преимущественно пустыми. Там располагались только воинские части, стоянки пастухов, но по большей части — безжизненные руины сёл и городов. Азербайджанцы любят говорить, что их пытались заселить сирийскими и ливанскими армянами, и такие переселенцы действительно были, но их доля в общем населении была невелика.

Политические свободы в НКР — еще один вопрос, вокруг которого Азербайджан развил целую мифологию. В бакинской прессе местные власти называли «незаконным сепаратистским режимом», а то и «хунтой», утверждая «находящиеся у власти военные преступники держат население в страхе». С такой оценкой, правда, не соглашались международные наблюдатели: например, организация Freedom House. Согласно ее отчету, в 2019 году (до попыток Азербайджана захватить регион силой), Арцах получил оценку «частично свободный» и показатели рейтинга, близкие к Турции, Кыргызстану и Таиланду, притом что сам Азербайджан находился на несколько десятков позиций ниже.

Азербайджанский журналист Эйнулла Фатуллаев, побывавший на территории Карабаха в 2005 году и потому отсидевший срок за это у себя на родине, рассказывает, что президент НКР Аркадий Гукасян утверждал: мир не простит НКР авторитарного и антидемократического режима, и поэтому Арцах обречен развивать гражданские институты. Сам Фатуллаев в интервью после поездки говорил, что в ходе визита в Карабах заметил, как «военно-политический режим там трансформировался в полудемократический».

Наконец, все без исключения собеседники «Новой-Европа» признают, что Республика Арцах была куда более социальным государством, чем Армения: большая часть его жителей могли рассчитывать на самую разнообразную помощь за счет бюджета. «Когда они оказались в Армении, то многие прямо разочаровались: они привыкли к другому уровню жизни», — говорит политолог Борис Навасардян.

Минусы, разумеется, тоже были. В маленькой республике были сильнее коррупционные связи, и поэтому успех в бизнесе во многом зависел от неформальных договоренностей.

Тем не менее, высокие зарплаты в бюджетном секторе формировали неплохой и платежеспособный спрос в частном. Подобная аномалия в некоторые годы приводила к двузначному росту экономики, но сценарии превращения Арцаха в самодостаточную единицу были не более чем фантазиями. Регион полностью зависел от Армении как экономически, так и политически. И поэтому когда к власти в Ереване пришел Никол Пашинян, это явно нарушило привычный уклад жизни.

— говорит «Новой-Европа» бывшая журналистка из Степанакерта.

Но надежды на новую, более свободную и справедливую жизнь очень скоро сменились опустошительной войной. Она началась 27 сентября 2020 года.

Войны и поражения

Когда азербайджанские войска одержали разгромную победу во Второй Карабахской войне, войдя в Шушу 7 ноября 2020 года, почти все мирные жители уже покинули регион. Исключение составили несколько одиноких стариков, которых было некому забрать, и пара десятков жителей Степанакерта, которые решили остаться до последнего. Но они на тот момент уже перестали быть мирными: военные раздали им оружие, чтобы готовиться к обороне города.

В столицу азербайджанцы так и не вошли: 9 ноября Путин, Алиев и Пашинян подписали трехстороннее заявление, предусматривающее размещение российских миротворцев и закрепление существующей на тот момент линии разграничения. Де-факто это означало сохранение Республики Арцах: под крылом у российских военных оставались и политические структуры непризнанной республики, и даже армия, — хотя последняя, согласно букве подписанного документа, должна была быть расформирована.

Первое время российские миротворцы вызывали у населения региона искренний восторг: армяне видели в них надежду на лучшее будущее. Вернулись даже те, кто жил в селах, перешедших под контроль Азербайджана, — они строили новые дома в окрестностях Степанакерта. Деньги им выделяли диаспоральные фонды — они были уверены, что таким образом армянский Карабах получится сохранить.

«Миротворцы проходили ротацию каждые шесть месяцев, — рассказывает жительница Степанакерта Нуне Аракелян. — И люди из каждого нового состава общались с нами всё меньше и меньше».

Главная проблема российских миротворцев была в том, что каждая сторона видела их функцию по-разному. Армяне были уверены, что они пришли, чтобы защитить их от азербайджанцев и сохранить остатки Карабаха такими, как есть. Азербайджанцы — что россияне должны выступить посредниками в процессе «реинтеграции» армянского населения. На деле это означало осуждение событий последних 30 лет и принятие азербайджанского гражданства.

Рядовой же состав миротворцев воспринимал свою задачу по-разному. Кто-то искренне сочувствовал армянской стороне, а кто-то просто отбывал контракт на очень хороших условиях: надбавки за зарубежную командировку были, но по факту служба проходила намного спокойнее, чем, например в Сирии. Когда же Россия начала полномасштабное вторжение в Украину, Карабах стал более привлекательным местом: к примеру, пока одни солдаты и офицеры 15-й отдельной Александрийской бригады воевали в Донбассе, другие спокойно ждали ротации на базе в Ходжалы, с регулярным питанием, строевой и спортивной подготовкой.

Сначала Лачинский коридор перекрыли люди, которые называли себя «экологическими активистами». Они требовали для себя права проверять любые автомобили, чтобы из Карабаха не вывозили полезные ископаемые, — ведь недра принадлежат Азербайджану. Приводился и еще один аргумент: что армянские войска в Карабахе при попустительстве миротворцев получают снабжение, и это тоже надо прекратить.

Голода, как в Ленинграде или Сараево, конечно, не было, но были пустые полки магазинов и огромные цены. Их создавали перекупщики, которые, в свою очередь, получали товар от миротворцев: они были единственными, кто мог беспрепятственно пересекать образовавшуюся границу. Как пишет в своей книге украинец Сергей Огольцов, живший в Карабахе с 1987 по 2024 год, килограмм сахара стоил 4000 армянских драм (915 рублей), бутылка подсолнечного масла — до 10 000 (2290 рублей), а пачка дешевых сигарет — 3000 (670 рублей). Особой ценностью было топливо — его не хватало даже для автомобилей скорой помощи. Бывали случаи, когда люди проходили десятки километров пешком, чтобы попасть на похороны родственника.

За 100 долларов миротворцы соглашались доставить из Еревана посылку, а за несколько тысяч — провезти человека. Всё это не мешало им периодически вполне официально привозить гуманитарную помощь и вывозить на лечение тяжело больных, но нелегальный и весьма циничный заработок на людях явно запомнится лучше.

Всё это время в Азербайджане утверждали, что готовы предоставить армянам всё необходимое, но только если грузовики въедут в регион со стороны Агдама. Но и власти, и жители были против, и даже устраивали митинги на дороге, ведущей к территориям под контролем Баку.

Армяне пытались привлечь максимальное внимание мировых СМИ к региону, но у Азербайджана был не менее сильный аргумент: фотографии из соцсетей, на которых карабахцы танцуют в клубе или сидят за свадебным столом. «Я бы просто привлекала к ответственности за такое, — сказала «Новой-Европа» в сердцах одна уроженка Степанакерта. — Я понимаю, что свадьба — это важно для армян, и люди готовы заказать торт, пусть даже он стоит миллион драм (228 тысяч рублей). Но показывать такое в соцсетях — это значит подрывать всё, за что мы боремся».

Весной и летом 2023 года было немало случаев, когда армяне в сопровождении миротворцев пересекали азербайджанский пропускной пункт в Лачинском коридоре (он появился в апреле) в обе стороны. Азербайджанские телеканалы преподносили это как прорыв: сейчас армяне просто показывают азербайджанцам паспорта, а скоро будут так же спокойно взаимодействовать с другими органами власти. Но это была лишь манипуляция: прежней свободы передвижения не было, зато появился реальный риск задержания прямо на погранзаставе. Обещания амнистии были очень туманны, а статья из уголовного кодекса Азербайджана могла найтись на каждого армянина из Карабаха: если человек не участвовал в войне, то наверняка «пропагандировал сепаратизм» в соцсетях.

Приглашения официальных властей Армении на диалог со стороны Баку были, но главным их условием была ликвидация государственных структур Арцаха. Документ об этом был подписан, но только 20 сентября 2023 года — после очередной силовой операции Азербайджана.

Рассчитывать, что власть [Арцаха] сама сложит с себя полномочия, было странно, — рассказывает «Новой-Европа» армянский политический аналитик, Борис Навасардян. — Наверное, на диалог должны были выйти какие-то представители общества. Я иногда даже предлагал людям оттуда: может, вам помочь? Но люди жили, не задумываясь о будущем. Я знаю бизнесмена, который закончил ремонт в своей гостинице прямо в сентябре 2023 года. Ну какая гостиница? Откуда могут взяться постояльцы?»

Другие карабахцы в то же время готовились к блокадной зиме — они были уверены, что жить в таком режиме придется еще долго. «Я потратила все свои накопления на продукты: мешки гречки, риса, консервы, — рассказывает Нуне Аракелян. — А когда надо было уезжать — просто выставила это за дверь, чтобы брали те, кто останется. Эти деньги очень пригодились бы мне сейчас в Ереване. Но они потрачены на гречку».

Между отъездом и возвращением

Массовый отток армян из Карабаха начался после того, как азербайджанские войска неожиданно перешли в наступление по всей линии соприкосновения. Это произошло 19 сентября, хотя еще накануне казалось, что всё идет к разрядке: в Степанакерт пустили гуманитарную помощь как со стороны Армении, так и со стороны Азербайджана. Уже после этого Азербайджан наконец опубликовал план реинтеграции и даже создал электронную форму, через которую армяне могли подавать заявки на азербайджанское гражданство. Но этой возможностью воспользовались единицы.

Некоторые из тех, кто тогда стоял несколько суток в пробке на границей с Арменией, пришли к страшному выводу.

Одной из последних из Степанакерта уехала беременная женщина — она не рисковала отправляться в путь, потому что роды в душной пробке могли закончиться несчастьем. Мальчика, который стал последним армянином, родившимся в Карабахе, назвали Вреж, что значит «месть». «Оружие вывозить в Армению было нельзя, но я знаю, что некоторые люди сделали схроны. Они думают вернуться», — сказала одна из собеседниц «Новой-Европа».

Проверки со стороны азербайджанских пограничников, которых все так боялись, на деле были весьма условными: иногда они просто заглядывали в машины, даже не проверяя документов. Под арестом оказались лишь самые высокопоставленные представители власти — и российский миллиардер Рубен Варданян, которого теперь обвиняют в финансировании терроризма.

Впрочем, без трагедий для простых людей не обошлось: свыше 200 человек погибли при взрыве топливного склада на выезде из Степанакерта. Больше мирных жителей единовременно погибло только в Ходжалы — в 1992 году.

Азербайджанские журналисты в те дни буквально сутками дежурили на границе, задавая армянам одни и те же вопросы: «Почему вы уезжаете?» и «Было ли какое-то предвзятое отношение со стороны азербайджанцев?» Почти все отвечали, что уехали свободно, а азербайджанские военные, дежурившие на дороге, даже раздавали воду. Многие рассказывали, что к ним приходили представители местной администрации и призвали уезжать. «Сепаратистская хунта угрозами заставляет армян покидать регион», — утверждали заголовки. Но это была манипуляция. Власти Арцаха, согласившиеся самораспуститься, действительно организовывали эвакуацию населения, но надавить на кого-то они уже были не в состоянии. Люди уехали потому, что боялись и не хотели жить под властью Азербайджана.

У нее собачий приют, и она не смогла его бросить. Живет в селе Малыбейли, но ее периодически пускают в Степанакерт по пропуску — за кормом».

О своем опыте проживания в Степанакерте при азербайджанцах рассказал и украинец Сергей Огольцов — он выехал в Ереван в июне 2024 года, отказавшись от предложенного азербайджанского паспорта. По словам Огольцова, в городе был организован приют для армян — после его отъезда там осталось 14 человек. За условиями проживания следил комитет Красного Креста, который даже выплачивал армянам небольшую пенсию.

Не слишком комфортно карабахцы ощущают себя и в Армении: по последним данным, около 10 тысяч жителей региона вообще покинули пределы страны. Остальные пытаются решить проблемы с документами и как-то наладить жизнь в переполненном Ереване.

В то же время Карабах медленно осваивают азербайджанцы. Почти все они принципиально хотят вернуться именно в те сёла, откуда их семью изгнали в 90-е. «У нас есть чат односельчан. Мы недавно скинулись и купили строительную бытовку, чтобы было, где спать, — рассказывает «Новой-Европа» один из таких беженцев. — Теперь в наше село можно приезжать. Просто посидеть, пожарить шашлыки, побыть на родине. Главное: уточнить у соседей, что бытовка свободна». Родное село нашего собеседника, как и другие азербайджанские села Карабаха, представляет собой лишь руины из серого камня.