Фора длиной в шесть лет

Ровно 30 лет назад, 10 июля 1994 года, в Беларуси прошел второй тур первых и последних свободных выборов. За депутата Верховного Совета Беларуси 12-го созыва, директора совхоза «Городец» Александра Лукашенко проголосовали 80,34 процента избирателей. Он не единственный в истории человек, пришедший к власти благодаря протестному голосованию (не за Лукашенко, а против председателя правительства, старого партаппаратчика Вячеслава Кебича). И те, кто голосовал за Лукашенко, ассоциировали его скорее с возможностью покончить с влиянием компартии и властью советской номенклатуры, которая даже после Беловежских соглашений никуда не делась.

К слову, потом Лукашенко любил утверждать, что именно он был тем единственным депутатом Верховного Совета, который голосовал против ратификации Беловежских соглашений и мечтал сохранить СССР. Но это была всего лишь одна ложь из многочисленных последующих. (Единственным депутатом, проголосовавшим против, был Валерий Тихиня, ставший затем председателем Конституционного суда). А депутаты Верховного Совета потом вспоминали, что на голосовании по Беловежским соглашениям Лукашенко и вовсе не присутствовал.

Никто не знает, собирался Лукашенко становиться диктатором или природа взяла свое, но шестилетнюю фору он использовал в полной мере: закрывал независимые издания, сажал журналистов, разгонял акции протеста, избавлялся от политических оппонентов с помощью «эскадрона смерти». Тогда же появилось выражение «последний диктатор Европы». Сам Лукашенко говорил, что последним диктатором его стали называть с подачи Мадлен Олбрайт, госсекретаря США в 1997–2001 годах. На самом деле выражение было придумано белорусскими оппозиционерами, и благодаря им американские дипломаты взяли его на вооружение. Кстати, сам Лукашенко очень любит бравировать этим прозвищем: «Когда мы с Путиным встречаемся, я ему говорю: слушай, Володя, я уже не последний диктатор Европы. А он на меня: неужели ты думаешь, что это я? А я ему: я ничего не сказал!»

Мухи и котлеты

Приход к власти Владимира Путина сопровождался самым популярным вопросом «Who is mister Putin?». И поначалу наверняка никто не ожидал, что спустя некоторое время новый президент России окажется на соседней беговой дорожке с Лукашенко. Путину в наследство досталось членство России в G8 с 1997 года. Впрочем, неповоротливое союзное государство с Беларусью тоже досталось в наследство. И сначала казалось, что приоритеты в этом обширном хозяйстве очевидны.

Первые международные визиты Владимира Путина, еще и. о. президента, — в Минск и Лондон, 16 и 17 апреля 2000 года. Вот как описывала поведение Путина по отношению к Лукашенко журналистка «Коммерсанта» Елена Трегубова, тогдашняя участница кремлевского пула: «В Минске Путин не особенно любезничал с Лукашенко. Выйдя с ним вместе к прессе, он не сказал про него ни единого хвалебного слова, а нажимал лишь на «радушный прием белорусского народа, который он почувствовал на улице». Поцелуев тоже не было. Кремлевские обитатели говорят, что и Ельцину-то они давались не без внутреннего протеста».

А вот что Трегубова писала на следующий день, уже из Лондона: «Даже визуальное сравнение двух пресс-конференций Путина — с Блэром в Лондоне и в Минске с Лукашенко днем раньше — наглядно показывало, кто на самом деле является для России вожделенным стратегическим партнером. В Минске был куцый «подход к прессе», Путин почти не смотрел в сторону Лукашенко, не делал ему комплиментов, а просто говорил о важности двусторонних отношений. В Лондоне же Путин с Блэром всё время общались (при этом называли друг друга Владимир и Тони), улыбались, подбадривали друг друга.

Для сравнения, в 2000 году, в первый год своего президентства, Владимир Путин побывал с визитами не только в Великобритании, но и в Италии, Франции, США, Канаде, Испании, Японии, Китае. (В Северной Корее, Узбекистане, Туркменистане и на Кубе он тоже побывал, но речь сейчас не о том.) Вся «Большая восьмерка» принимала у себя нового президента России с симпатией и надеждой. У Лукашенко в том же году — поездки в Ливию, Палестину, Таджикистан, ОАЭ и на Кубу. В 2001 году Владимир Путин посещает Австрию, Швецию, Финляндию, Бельгию, Германию, Великобританию, США, Южную Корею, Грецию. У Лукашенко в том же году всего три поездки — Катар, Китай и Армения. Совершенно разные миры, разные уровни встреч, разные круги общения.

Было очевидно, что Александр Лукашенко для Владимира Путина — это классический чемодан без ручки. Ценность Беларуси для России в качестве территории никто сомнению не подвергал, но если попытаться определить тогдашнее отношение Владимира Путина, заседающего на саммитах G8, к Лукашенко, то это плохо скрываемая брезгливость. Газ по внутрироссийским ценам Беларусь продолжала получать, но никаких уверений в братстве и союзничестве, никаких клятв в вечной дружбе и любви со стороны Путина не наблюдалось. Он высокомерно молчал. А потом заговорил. И стало ясно, что в его картине мира Лукашенко вообще не существует.

13 июня 2002 года, во время посещения Центра сердечно-сосудистой хирургии, Путин заговорил о том, что его не устраивает подход белорусской стороны к союзному строительству.

(Председателем Комитета Госдумы по международным делам тогда был Дмитрий Рогозин. Я спросила его во время сессии ПАСЕ в Страсбурге, что эта фраза означает. Рогозин охотно ответил: «Александр Григорьевич — это муха, а белорусский народ — котлета».) Спустя 20 лет, кстати, три процента вернутся в информационное пространство, и снова — совершенно издевательским для Лукашенко образом. Белорусы станут его называть «Саша три процента» — вероятно, именно столько набрал Лукашенко на последних президентских выборах.

А 24 июня 2002 года, уже после мух и котлет, Путин заявил на пресс-конференции: «На мой взгляд и на мой вкус, объединение таких близких народов, как русский и белорусский, должно быть проведено на безусловной основе в рамках единого государства. А это значит, что не должно быть Госдумы РФ, ни белорусского парламента, ни российского правительства, ни белорусского правительства. Должен быть единый парламент, союзный. Можно назвать его Союзной думой, можно как угодно. Должно быть единое правительство и единая страна». В этой схеме — единое государство, парламент, правительство — Лукашенко не было места. Разве что губернаторское, потому что предложенный Путиным вариант иного статуса, кроме явно пониженного, для Лукашенко не предполагал.

Мюнхенский пивной путч

Это продолжалось семь лет. Александр Лукашенко общался с Каддафи и Чавесом, фальсифицировал выборы, сажал оппозиционеров и журналистов и разгонял акции протеста — всё это стало уже почти рутиной для белорусов. В 2004 году он легким движением руки отменил конституционное ограничение на два президентских срока и теперь мог править пожизненно, каждые пять лет пририсовывая очередные 80 процентов голосов. Вероятно, ему так понравились эти цифры на первых и последних демократических выборах, что впоследствии он от этих 80 процентов и не отступал.

Владимир Путин смотрел на союзника свысока, с заметной долей пренебрежения. Он тоже сажал — например, Михаила Ходорковского и Платона Лебедева, но по-прежнему оставался желанным гостем в цивилизованных странах. Потому что Лукашенко действовал тупо, по-колхозному, а Путин успевал облечь любые репрессии в борьбу с терроризмом или спор хозяйствующих субъектов. Если Лукашенко в приличных домах дальше прихожей не пускали, то перед Владимиром Путиным распахивали парадную дверь. Членство в «Большой восьмерке» и легитимность работали на него, в то время как Лукашенко уже был изгоем.

Но в 2007 году, когда шел последний год легитимного правления Владимира Путина, случился Мюнхен. Конференция по вопросам политики безопасности, 10 февраля, выступление президента России. Его, это выступление, до сих пор называют водоразделом в отношениях России и Запада. Путин говорит о конце однополярного мира, о независимой политике России, об адекватном ответе России на размещение ПРО в Европе, о том, что нечего учить Россию демократии. Потом некоторые слушатели того выступления говорили, что это начало второй холодной войны. Но дело было не столько в Западе и НАТО, сколько в близком конце легитимности президента России. Он уже давно решил, что останется, как и Лукашенко, на веки вечные и незачем больше изображать из себя члена «Большой восьмерки» и чистить ботинки: можно сорвать галстук, расслабиться и стать наконец самим собой. Таким же, как презираемый союзник.

Кстати, все эти легитимные и полные поездок на Запад годы — два президентских срока — Владимир Путин не только презирал Лукашенко, но и внимательно наблюдал за ним. И теперь, спустя годы, похоже, что тогда он даже немного завидовал. Ну да, Лукашенко изгой, зато общается с такими же и ничего из себя не корчит. Практически полная свобода.

А что до Запада, то удивительным образом его требования к Лукашенко снижались по мере ужесточения режима. Если в начале века в резолюциях и рекомендациях Совета Европы и ПАСЕ непременно говорилось об отсутствии свободы слова, о политическом преследовании оппозиции, о похищении людей, об отсутствии честных выборов и о необходимости использовать все политические рычаги для давления на режим Лукашенко, то спустя несколько лет требований становилось всё меньше и меньше. К 2009 году фактически осталось только одно: отмена смертной казни.

Off the record европейские чиновники и европарламентарии говорили всем белорусам, с которыми встречались: «Передайте сигнал: пусть только введет мораторий на смертную казнь — и всё. Все контакты возобновятся, Лукашенко снова начнут приглашать, в Совет Европы Беларусь примут». И этот «сигнал» — после похищений и убийств, полного уничтожения выборов, атак на независимые медиа. Всё, что раньше было жесткими требованиями, оказалось забытым. Твори что хочешь, только с мораторием.

Учителя потерял

Беларусь не зря часто называли испытательным полигоном для России: мол, всякое людоедство, которое происходит в России, сначала проходит обкатку на белорусах. Не совсем так. Это скорее не полигон, а пример для подражания.

Несомненно, соревновательный момент в их отношениях присутствует, как у любых произвольно взятых гопников, столкнувшихся в одной подворотне. Если в отношениях с Борисом Ельциным Лукашенко было намного проще в силу разницы в возрасте, то с Владимиром Путиным этот аргумент уже никак не проходит.

Те, кто был в сознательном возрасте в девяностые, прекрасно помнят, как Борис Ельцин закрыл воздушное пространство России для самолета Лукашенко и прокомментировал это простым «пусть сначала Шеремета отпустит» (журналист Павел Шеремет тогда сидел в тюрьме). Так вот, Лукашенко спустя три дня на съезде учителей вернул, как ему показалось, подачу. Он сказал: «Ельцин намного старше меня. Мне — 40, ему — 80». Ельцину тогда было 66. К слову, на том съезде Лукашенко произнес еще одну фразу: «Потеряем учителя — капец. Будем ходить пьяные и дурные». С тех пор после очередной эскапады Лукашенко белорусы, заставшие девяностые годы, говорят: «Опять он учителя потерял».

Изгой — значит свободный?

А с Путиным подобного рода фразы о возрасте невозможны. Потому что они одного поколения: Путин родился в 1952, Лукашенко — в 1954 году. Даже если бы Лукашенко очень захотел, то назвать Путина ни старым перечником, ни молодым-зеленым-глупым не смог бы. Так что шуточки про возраст отпадают. Да и в остальном они, если присмотреться, на удивление похожи. Только Лукашенко действует интуитивно, эмоционально, на волне собственной ненависти, а Путин присматривается к тому, что делает неотесанный союзник, и применяет куда более изощренно.

Например, обнуление. Лукашенко обнулился аж дважды, В 1996 году он провел референдум (уже по-своему, без честного подсчета голосов), разогнав Верховный Совет и Центризбирком, а заодно обнулился: решил, что первые два года президентства теперь не в счет, потому что начинается новая жизнь. Второй раз — в 2004 году, когда отменил ограничение на количество президентских сроков. Так что Путин еще пешком под стол ходил, даром что ровесник, когда Лукашенко уже вовсю, с оттяжкой, обнулялся. Правда, придумать финт с заменой на четыре года на надежного человека, чтобы обнулиться без попрания Конституции, у Лукашенко фантазии не хватило (как и на войну против кого-нибудь из соседей).

Точно так же Владимир Путин не без любопытства наблюдал в 2010 году, как Лукашенко в день президентских выборов арестовывает всех альтернативных кандидатов и сотни вышедших на акцию протеста белорусов, бросает в тюрьмы, лепит дела по мертвой, покрытой пылью, никогда прежде не использовавшейся статье УК Беларуси «Организация массовых беспорядков». И спустя год с небольшим, после акции на Болотной площади, дело о массовых беспорядках было возбуждено в России по такой же статье УК РФ, прежде не используемой, и по тем же лекалам, что и в Беларуси.

Вот только Россия в то время еще была членом Совета Европы, и обвиняемые смогли обратиться в ЕСПЧ. Это не повлияло на приговоры, но суд по правам человека обязал Россию выплатить компенсации, признав нарушение прав на свободу собраний и на справедливое судебное разбирательство. Возможно, и тогда Владимир Путин призадумался, глядя на союзника: если ты изгой, то никому ничего не должен и никакая международная организация не может от тебя ничего требовать.

«Воевали против Германии вместе»

Вскоре после «болотного дела» Лукашенко и Путин практически сравнялись на международной арене. После аннексии Крыма и начала войны на востоке Украины Россию исключили из «Большой восьмерки», российскую делегацию в ПАСЕ лишили права голоса, саммит ЕС — Россия отменили — в общем, начался период санкций и одновременно освобождения Путина от любых международных обязательств. Можно сказать, полномасштабное вторжение он начинал уже свободным правителем-изгоем.

Всё это время отношения двух исключенных из международного сообщества вождей развивались в обычном для второго десятилетия нашего века русле: Путин напоминал, что он главный, а Лукашенко отбрехивался. Напоминать было легко: не следовало даже рот открывать, просто каждый год начинать переговоры о цене на нефть и газ будто бы заново. Полная зависимость от российских энергоносителей — какие еще нужны доказательства того, что главный в этом союзе — именно Путин? Он, кстати, даже и не высказывался. Вместо него это делали чиновники: к примеру, то министр финансов Антон Силуанов заявит, что доверие к Беларуси потеряно, потому что союзный договор не выполняется, зато санкционные товары идут через Беларусь в Россию. То Дмитрий Медведев, будучи еще главой правительства, заявит, что внутренние цены на газ для Беларуси, безусловно, возможны, но только в случае углубления интеграции и создания единого эмиссионного центра, единой таможни, суда, счетной палаты — то есть вхождения Беларуси в состав России.

Путин же лишь время от времени позволял себе что-то спокойно и высокомерно сказать — например, на саммите ЕАЭС в 2018 году напомнить, что только благодаря интеграции с Россией Беларусь получает газ не по 200 долларов за тысячу кубометров, на что Лукашенко впадал в истерику и напоминал, что «воевали мы против Германии вместе, а теперь наши люди имеют такую ситуацию». Потом Лукашенко публично каялся:

Вполне возможно, что именно этого Владимир Путин и добивался — истерической реакции с последующими просьбами о прощении. Ничто лучше не объясняет, кто в этом союзе спонсор, а кто — вечный проситель.

В промежутках между извинениями и просьбами Лукашенко, конечно, шел в словесную атаку. Мог сказать, что раз в России пришли новые люди и не воспринимают Беларусь как братское государство, то и не надо, обойдемся. Мог на пресс-конференции заявить, что Путин просто завидует его, Лукашенко, популярности в России («Слишком высокий градус мой в регионах, надо опустить») и что создание российскими властями пограничных зон на границе с Беларусью может вылиться в серьезный конфликт («Но мы не пойдем на поводу у россиян»). Мог во время ежегодного послания изобразить гордо поднятый подбородок: «Я хочу, чтобы россияне понимали, особенно руководство России, что мы не будем мальчиками на побегушках».

Поцелуй в диафрагму

Лукашенко и Путина полностью примирил 2020 год. Поскольку в течение многих лет Путин наблюдал за тем, что происходит в Беларуси, и многое из лукашенковского арсенала примерял на себя и с некоторыми поправками использовал, то и протесты в августе 2020 года наверняка заставили его представить себе то же самое, только в России. Если в двухмиллионном Минске на улицы вышли полмиллиона, то есть четверть населения, что произойдет, если вдруг на московские улицы выйдет четверть населения российской столицы?

Больше не было высказываний о мальчиках на побегушках, зато в лексикон Лукашенко прочно вошла фраза «мы с Путиным». 16 августа, в день самого массового марша, Путин в телефонном разговоре с Лукашенко пообещал, что «в случае обострения ситуации в части внешних угроз стороны будут реагировать совместно». 27 августа Владимир Путин еще раз подтвердил, что поможет Лукашенко:

А 14 сентября Лукашенко полетел в Сочи к Путину, где назвал протесты «уроком, который выдержали и Беларусь, и Россия». Именно фотографии с той встречи, где Лукашенко сидит, подавшись всем корпусом к Путину и молитвенно сложив руки, а хозяин сочинской резиденции, широко расставив ноги, смотрит на гостя с совершенно непроницаемым лицом, иногда поднося руку к глазам в стиле «фейспалм», стала источником большого количества мемов. Позы Лукашенко и Путина говорили куда больше, чем те, кто в них застыл.

Разумеется, в этой стадии отношений (можно не сомневаться, что к полномасштабному вторжению российское руководство готовилось уже тогда, осенью 2020 года) Лукашенко и Путин заняли позицию «мы спина к спине у мачты, против тысячи вдвоем». Владимир Путин во время той сочинской встречи распорядился выделить Беларуси кредит в полтора миллиарда долларов для преодоления «непростого времени».

Зато 24 февраля Лукашенко, будто всю ночь готовился к публичному выступлению, тут же начал рассказывать, что это он сам попросил Путина после последних совместных учений оставить некоторое количество войск на белорусской территории: «Путин согласился. Подчеркиваю, что он мне сказал: «Ты прав, надо оставить. Это еще один шанс обезумевшим политикам в Украине сделать соответствующие выводы. Может быть, они поймут, что надо сесть за стол переговоров и принять решения о мире. Не должны братские народы воевать». Вот о чем мы договорились».

Лукашенко у власти 30 лет, Путин в новогоднюю ночь начнет отмечать свои 25 у власти. А вместе у них будет что-то вроде серебряной свадьбы. И совершенно не имеет значения, кто из них в какой позе сидел во время встречи в Сочи, кто громил с трибуны и кто извинялся. Потому что даже при многолетних конфликтах, при презрении Путина и ненависти Лукашенко они, как настоящая семья, стали «одной сатаной». Вместе им лучше, чем по отдельности. Спокойнее, уютнее, увереннее. А главное, если бы не Владимир Путин, сегодня Александр Лукашенко уж точно не отмечал бы свою 30-летнюю годовщину в качестве последнего диктатора Европы.

Кстати, любопытно: если Лукашенко — последний диктатор Европы, то как называть Путина? Последним диктатором Евразии? Тут всё не так просто: за этот титул ему еще с Ким Чен Ыном придется побороться.