Когда Алексей уже был в Германии, ему пришлось серьезно лечиться. С ним работали клинические психологи, которые занимаются реабилитацией жертв террора. Наверное, то, что пережил в России «навальнист» Шварц, можно смело террором и называть. Он, никогда не видевший войну, получил настоящее посттравматическое расстройство.

— Я просыпался по курганскому времени, в Германии это было 4 утра, — рассказывает Шварц. — от собственного крика: «Надо прятать вещи!» Я не лунатик, но вставал, уже держа в руках ноутбук и пытаясь его где-то спрятать. Мне до сих пор снятся кошмары: я бегу из России и думаю, что не смогу убежать, что меня вернут за решетку, и каждый раз, уже доходя во сне до погранперехода, я просыпаюсь. Или мне снится курганский спецприемник, который хуже, чем ШИЗО в других тюрьмах. Каменный мешок, два квадратных метра на человека, жуткий холод, круглосуточно направленная на тебя видеокамера, даже когда ты справляешь нужду.

Познакомившись со Шварцем, вы вряд ли увидели бы в нем бунтаря. Он и сам долго в себе этого не подозревал. Худощавый (на момент переезда в Германию весил 67 кг, сейчас уже 86. Пауэрлифтинг — одно из направлений психотерапии), очень юный на вид даже для своих 28 лет, в короткой косухе, в тонких очках…

— Нет-нет, очки у меня появились только в Германии, — смеется он. — В Кургане мне так и не смогли выписать очки, такой у нас там уровень медицины.

Алексей Шварц, этнический немец, еще недавно — российский гражданин, молодой ученый, физик, координатор штаба Навального в Кургане, теперь — политический беженец из России, рассказывает мне о себе, уложив спать маленькую дочку. Она родилась уже в Германии. Сейчас у Алексея и его жены Даши все хорошо. Однажды он плюнул на подписку о невыезде из Кургана и выехал из России, а заодно вывез оттуда жену и родителей. В семье потомственных политзеков и ссыльных он стал первым, кто сумел вырваться из ссылки, длившейся пять или шесть поколений.

«Видимо, советской власти было этого мало, она нашу семью еще раз репрессировала»

Алексей Шварц родился в деревне Зеленая Сопка. Официально в 1996 году там проживало полторы сотни человек, фактически, наверное, еще меньше. Когда-то 100% населения Зеленой Сопки и соседних деревень составляли этнические немцы.

— Я родился в ГУЛАГе, — говорит Алексей Шварц. — То есть раньше там был ГУЛАГ, Зеленая Сопка — это спецпоселение. Даже помню с детства: когда сотовые компании ставили свои вышки и публиковали карту покрытия, на ней не было такого населенного пункта — Зеленая Сопка. Это спецпоселение создавалось еще в Российской империи специально для ссыльных немцев. В 1915 году из Восточной Пруссии за Урал ссылали тех немцев, кого не убили на месте: отправляли в вагонах, как скот.

Предки Шварца не были российскими гражданами, они были подданными германского кайзера. Когда началась Первая мировая, их вместе с другими немцами из Восточной Пруссии погнали в Сибирь.

— Сейчас Россия так «освобождает» украинцев, их тоже вывозят в Сибирь и на Урал, — почему-то сравнивает Шварц. — А мои предки были жертвами российского правительства в Первую мировую. Но, видимо, советской власти было этого мало, она нашу семью еще раз репрессировала уже в сталинские годы. У моего прадеда в Зеленой Сопке отобрали детей, моего деда, его брата и сестру отдали на воспитание в другую семью. Просто разлучили. Их принуждали сменить фамилию на русскую, они отказывались, за это их и наказали. Но уже в мое время в семье об этом не любили вспоминать.

Старшие в семье Шварца говорили друг с другом по-немецки. Сейчас, сдавая тесты по языку в Германии, Алексей понимает, каким смешным и странным был тот немецкий.

— Они и по-русски говорили странно: глаголы всегда в конце, вопросы начинались с глагола, — улыбается он. — Теперь-то я понимаю, что это немецкая грамматическая конструкция. Когда к родителям и бабушке с дедушкой приходили гости, все разговаривали только на родном языке. Я вроде бы тоже говорил, но теперь понимаю, что немецким это назвать трудно. Сейчас у меня нет акцента в немецком, но те странные грамматические формы, к которым я привык с детства, мешают. Из-за этого я долго стеснялся говорить в Германии.

О том, что немцем быть больно, Алексей узнал в первом классе. Раньше для него этой темы просто не существовало, в Зеленой Сопке все были потомками ссыльных немцев. В 90-е немцы стали уезжать из Зауралья, кто-то в центральную Россию, кто-то в Германию. И к 2000-м их дома или пустовали, или были заняты новыми жильцами — этническими казахами, татарами, русскими, всеми, кто переехал, наоборот, в Зауралье. В деревенской школе учились пять человек, из них четверо стали дразнить Алексея фашистом. А он еще толком не знал, что это такое — фашист.

— Я дедушку спросил, почему меня так называют, — вспоминает Шварц. — Он ответил: те, кто так говорит, и есть настоящие фашисты. И стал мне рассказывать, что делала гитлеровская власть, как они людей за инакомыслие притесняли. И как евреев сжигали только за то, что они евреи. И еще он мне сказал: если кто еще раз назовет тебя фашистом, сразу бей. Он не говорил о войне, но знал о ней много, потому что во время войны убили его дядю, брата прабабушки. В 1943-м его отправили рыть окопы куда-то к Белгороду, а когда заключенные закончили работу, всех расстреляли в спину. Причину смерти указали потом просто: умер. Я нашел в архиве это заключение.

— Дед был очень умный, — говорит Алексей. — Из-за интеллигентной речи его посылали отвозить отчеты в центральный колхоз. Но ссыльному было официально запрещено это делать. Поэтому когда он ехал документацию сдавать, его сопровождал сотрудник милиции. Они боялись, что дедушка устроит какой-нибудь заговор.

Электричества в Зеленой Сопке долго не было, план ГОЭЛРО на поселения советских немцев не распространялся. Электрифицировать эти районы Зауралья начали только в 1970-х, а до того немцы готовили в печах, жгли солому. Даже поколение Алексея застало деревни, где в XXI веке не было света. Пока светло, люди пасли скот в полях, а вечером ложились спать, чтобы встать пораньше и снова идти на выпас. Воду в такие деревни привозили в бочке на колесах. Ее берегли и разрешали использовать только для питья и готовки.

— У моих бабушки с дедушкой тоже была дома печь. С высоким коэффициентом накопления тепла, — Алексей не забывает, что он физик. — Ее топили углем и дровами. Я в детстве на такой печке даже спал. Когда ты протопил и выгреб из нее угли, в ней еще довольно долго можно было печь пироги. Или, как говорила бабушка, Kuchen. У моих родителей в доме тоже была печь, но поменьше. В ней готовили, но спать на ней нельзя было.

В Сопской школе было четыре класса, в пятый Алексей пошел уже в соседней деревне Костыгин Лог.

— Школа была в скольких-то километрах, нас туда возили на автобусе, но он очень часто ломался, и тогда мы шли пешком, — вспоминает он. — Особенно противно было в бураны, в грязь. Поэтому счастьем считались сильные морозы, когда школу отменяли.

В новой школе травля немцев за то, что они немцы, не кончилась, только теперь Алексей был такой не один. Вторым стал его друг — Михаил Безельт.

— Учительница немецкого, женщина, которая практику проходила в ГДР, ненавидела немцев, — смеется Алексей. — За любое опоздание, даже если кто-то из нас двоих просто заходил в класс после нее, она оставляла стоять у двери до конца урока. Даже моего отца учила и так же в школе издевалась, что ей немцы сделали, не знаю.

После 11 класса Шварц пошел в Курганский госуниверситет на факультет естественных наук, физику он всегда любил. Подал документы только в один вуз, и его сразу приняли на бюджет. Его научным руководителем стал преподаватель ядерной физики Виктор Куликов.

— Как-то я делал лабораторную работу, измерял изотопы за свинцовым ограждением, — рассказывает Алексей. — Виктор Александрович подходит и говорит: у тебя всего по две минуты на изотоп, иначе даже свинцовые щиты тебя не спасут. А представь, говорит, что рядом с нами, под Курганом, 20 лет добывают уран. Я обалдел: 20 лет — уран? И я занялся этой темой, Куликов познакомил меня с профессором Тарановым — экологом.

Так на четвертом курсе университета Алексей стал активистом-экологом, который задолго до недавнего наводнения пытался доказать властям, что нельзя добывать уран в пойме Тобола. Он ездил по деревням, рядом с которыми осваивались урановые месторождения, просвещал народ с точки зрения ядерной физики, выуживал документы, снимал видеоролики и выкладывал их на Ютьюбе. Пару раз ему удалось сорвать общественные слушания, на которых сотрудники Росатома в очередной раз собирались рассказать населению, как прекрасно будет жить рядом с добычей урана.

Перед очередными слушаниями, где ждали Шварца, охрана Росатома объявила, что некто готовит диверсию на трубопроводе с урановыми солями. Шварц тогда уже рисковал сесть сразу и надолго. Спасла случайность: не подозревая о том, что его ждут в одном поселке, Шварц решил заехать в другой. Там он нечаянно задержался, и когда служба безопасности Росатома пришла во всеоружии брать диверсанта, выяснилось, что тот на собственный арест не явился.

— Примерно в те же дни же я узнал, кто такой Алексей Навальный, — говорит Шварц.

«На стене Сергей Королёв, другие ученые — и все успели посидеть»

— Тем летом я был очень счастлив, — продолжает Алексей. — Это был 2017 год, я окончил курс со всеми пятерками, получал повышенную стипендию. До этого подрабатывал на стройке, а тут подумал, что можно отодвинуть стройку и стать волонтером в штабе Навального.

В штаб Навального Шварца привела российская коррупция, хотя до двадцати лет он ничего о ней не знал. Он тогда вообще не интересовался политикой.

— Я писал научную работу на тему «Создание бесфреоновых термоэлектрических генераторов и холодильников на эффекте Зеебека и Пельтье, — рассказывает он. — Это генерация электричества из разности температур. Я создал прототип холодильника, у которого одна контактная площадка выведена наружу, где на улице +25, а другая в помещении, допустим, сырого подвала, где +17. Разности температур в 7–8 градусов хватало для того, чтобы вырабатывать электричество и запитать, например, стадионную лампочку. Это не я изобрел, такие штуки используются в спутниках, в военной технике. Но они обычно имеют маленький КПД. А у меня есть технология, которая делает их сверхпрочными, им не страшен температурный градиент расширения. У меня была заявка на международный патент. Но когда надо было заплатить пошлину, я уже сидел в тюрьме.

Весной 2017 года Шварца интересовала только физика. Для реализации идеи ему нужны были деньги. Он подал заявку на государственный грант — два миллиона рублей. И выиграл.

— И тут человек из комиссии мне говорит: Алексей, половину надо вернуть нам наличными, — продолжает Шварц. — Я спрашиваю: в смысле? В документации стоит, что я должен каждый месяц отчитываться о расходах, на что потратил, весь бюджет надо освоить. У меня не должно остаться свободных денег, так устроена система в России. Всё, что не потрачу, я обязан вернуть. Они отвечают: ну, извини, это по-другому не работает. Как же так, говорю, вы же уже сказали, что я выиграл?

Когда объявляли победителей, имя Шварца не прозвучало. Два миллиона получил юноша, который предлагал создать танк-амфибию, способный подплыть к берегам Японии и там превратиться в два танка-амфибии. Когда он защищал заявку, комиссия только что в голос не хохотала. Но чем ближе был раздел двух миллионов — тем, видимо, выше оценивала комиссия богатую идею с танками.

— Мне обидно было до слёз, — говорит Алексей. — Я пришел к преподавателю, Куликову, чуть не плачу, а он говорит: Алексей, посмотри на портреты на стене. А там Сергей Королёв, Рэм Столетов — тоже немец, ссыльный, — другие ученые. И все успели посидеть. А потом Куликов рассказал мне о Навальном. Я еще фамилию сразу не запомнил. Он мне посоветовал посмотреть фильм про Медведева.

Фильм «Он вам не Димон» произвел на аполитичного физика сокрушительное впечатление. Еще и Ютьюб подсуетился: порекомендовал другие ролики ФБК.

— На этих видео Навальный выступал на митингах, — продолжает Шварц. — И я вдруг понимаю, что его слова — это ровно то, что было во мне, но я не мог сформулировать. Я захотел присоединиться к команде. Пришел на первую встречу в штаб, который к этому времени уже работал в Кургане где-то месяц.

Летом 2017 года во всех штабах Навального началась подготовка к выборам 2018-го. Сначала Алексей волонтерил как фотограф. Как-то он снимал акцию с раздачей листовок, и всех ее участников задержали. Сидя в полицейской машине, Шварц растянул на заднем стекле наклейку «Навальный».

— Люди, которые мимо ехали, стали мне сигналить, руками махать, — рассказывает он. — А полицейский ржет и говорит: только не клей на стекло, а то все сядем. А потом эшник в отделе полиции стал мне угрожать. Я не хотел отвечать на его вопросы, тогда он начал бить сейф кулаком.

Тогда Шварца и других активистов из полиции отпустили. После этого он не только фотографировал, но и начал сам организовывать акции, подавал заявки на митинги. В Кургане активисты штаба Навального стали разносить листовки по особой схеме: вставали по двое на квартал и двигались по часовой стрелке так, что весь город был забросан их наглядной агитацией, а поймать полиция никого не могла. Придумал схему физик Шварц. Одновременно он учился и подрабатывал в лаборатории.

— В штабе мне тогда платили зарплату — 15 тысяч рублей, и я был счастлив, — смеется он. — Так я работал до марта в 2018-го, а потом выборы кончились и штаб закрылся.

После выборов Шварц не бросил ни историю с добычей урана, ни политику.

— За тот год столько всего было, как будто пять лет жизни прошло, — продолжает он. — Я ездил на слушания, ходил в суды, публиковал посты, работал на выборах наблюдателем. А в 2019-м меня позвали запускать заново штаб. Потом я стал координатором штаба. И заработал себе на этом деле нервный тик. Недели тогда не проходило, чтобы за мной полиция не пришла. Они меня брали — и отпускали. До тех пор, пока я им сам не подарил возможность меня арестовать.

Первое дело

Сначала было дело о даче взятки. Один преподаватель прозрачно намекнул студентам, что успех на экзамене напрямую связан с покупкой навороченного проектора. Предполагалось, что проектор нужен, конечно, для научной работы. Но функции в «техзадании» для студентов описывались такие, что уместнее было унести прибор домой и подключить к домашнему кинотеатру. В общем, полиция задержала всю группу взяточников, и нашлись специально обученные студенты, которые показали пальцем на Шварца: дескать, он всех и подговорил. На самом деле Шварц был до такой степени против взятки, что записал на диктофон разговор с преподом, и было слышно откровенное вымогательство со стороны последнего. Тогда это спасло Шварца от уголовного дела.

Однако у полиции существовал «план Б». Шварц не имел военного билета. У него с детства проблема со зрением, один глаз практически не видит. И как-то всегда было очевидно, что нужно только сходить в военкомат за «белым билетом». Но Шварц учился, у него и так была отсрочка от армии, поэтому он не спешил. Пока год висело уголовное дело о взятке — военный билет не выдают. А как только первое дело закрыли, сразу открылось второе. Так он стал фигурантом дела об уклонении от воинской службы.

Это произошло, помнит Шварц, 20 августа 2020 года — в тот день пытались отравить Алексея Навального. Шварц сидел на допросе у следователя и ни о чем другом думать не мог.

— Вызвали меня по делу об уклонении от воинской службы, — рассказывает Алексей. — Уклонение — это если я три повестки получил, но не явился в военкомат, а тут я ни одной не получал. Ну, сижу, выделываюсь, как могу. Вдруг следователь говорит так вежливо: извините, мол, Алексей, через две минуты продолжим.

Шварц пытался объяснить, что никакой он не уклонист, но дело было возбуждено и потихоньку катилось. Всю осень Алексей ходил на допросы, как на работу. Очередной допрос был 30 декабря. Он вошел в кабинет следователя, тот извинился и вышел, а в дверь вломились бойцы в масках, повалили Шварца на пол, скрутили и повели по лестнице.

— Уже почти у выхода я остановился шнурок завязать, а омоновцы успели выйти за дверь, — говорит Алексей. — Я побежал в сторону черного хода, там ждал мой помощник по штабу, я успел с его телефона позвонить адвокату, и в этот момент прибежали эшники. Швырнули меня на лестницу, скрутили, куртку порвали и потащили в машину.

Привезли его, как оказалось, в частную клинику. Следователь ждал там и даже из своего кармана заплатил за прием окулиста. Адвокат по назначению был тоже здесь. Шварца затащили в кабинет врача, и следователь с полицейскими стали ждать, когда его признают здоровым и годным к воинской службе.

— И дальше я прямо слышу, как доктор говорит следователю: какая на хрен армия, ему надо инвалидность давать, у пацана всего один глаз видит, и тот теряет зрение, — рассказывает Шварц. — И вот они все, и менты, и следователь, и адвокат, просто уходят, а я остаюсь в этой клинике один. У меня нет с собой ничего, ни телефона, ни денег, ни даже ключей от квартиры. Из носа кровь течет, из глаз слезы, так противно мне было… И вот я иду, а эти все, оказывается, меня на улице ждали. И едут теперь медленно за мной на машине, смотрят, куда я пойду. Я прыгнул в автобус, какая-то женщина меня пожалела и заплатила за билет.

Так в Кургане второй раз не смогли посадить Шварца. Новый 2021 год он встречал дома.

— Но это было реально похищение, и оно меня сильно изменило, — вспоминает Алексей. — Я понял, что могу вот так в одночасье лишиться всего. Дома меня встретила заплаканная девушка, оказывается, все это время она меня искала. Мы посидели немного, а потом пошли салаты резать на Новый год.

«Ребят, а это вообще телефонный разговор?»

В январе 2021 года со Шварцем связался незнакомый человек, сказал, что работал в областном правительстве. Выяснилось, что уже полгода он хранит аудиозапись, на которой ясно слышно, как в Кургане подделывали итоги голосования за поправки к российской Конституции. Кроме мелких районных чиновников, в спецоперации участвовал, как следовало из записи, вице-губернатор области Владислав Кузнецов. Потом, летом 2022 года, он уедет из Кургана поработать в правительстве «ЛНР», это сейчас такой карьерный трамплин для российских чиновников. И карьера, надо так понимать, у него получится, потому что в 2023-м этот человек будет назначен руководить Чукоткой. Но прославил Кузнецова, а вместе с ним всю администрацию Курганской области, физик Шварц в январе 2021-го.

Речь идет, как понятно из разговора, о звонке по конференц-связи, участвуют шесть голосов.

«Как мы, на проценты на какие будем все-таки рассчитывать? Договорились там? Я вроде с Верой разговаривала Александровной. Будем что-то подрисовывать?» — простодушно интересуется женский голос.

«Ребят, а это вообще телефонный разговор?» — проявляет осторожность первый мужской.

«Ну, смотри, мы можем приехать», — предлагает второй мужской.

«Ну… Смысл какой? — соглашается на телефонный разговор первый. — Мы сейчас посмотрим, сколько нам главы сегодня скинут на удаление тех лиц, которые не проживают долгое время. Здесь попробуем поднять. Ну и завтра, я так понимаю, будет работа с председателями адекватными УИКов…»

И так далее. Кузнецов говорит о премиях «при выполнении плана» и о «грустной реакции» для всех, кто плана не выполнит.

Прослушав аудиозапись, Шварц установил всех шестерых абонентов и позвонил каждому, представившись, ни много ни мало, помощником полпреда президента в Уральском федеральном округе. Это было не так смешно, как звонок Навального своему отравителю, но тоже весело. Видео, вывешенное Шварцем на Ютьюбе, произвело фурор.

— Они все фактически признались, — смеется Шварц. — Стали говорить: я, дескать, дружу с председателем избирательной комиссии, если надо, мы и в Госдуму — любую цифру…

В те же дни Алексей Навальный прилетел в Россию, его арестовали в аэропорту сразу после паспортного контроля, по стране были намечены акции протеста. Ролики Шварц опубликовал за день до митингов, а перед самым митингом его задержали сотрудники ФСБ.

— Мы с другом ехали в такси, — рассказывает Алексей. — Вдруг налетают эти люди, светят своими ксивами, водитель бедный насмерть перепуган, у меня выбили кошелек из рук, даже не дали заплатить ему. Потом сунули нас с другом в разные машины, меня долго катали по городу, чтобы, видимо, напугать, потом привезли в полицию.

Шварца задержали за организацию митинга, до которого он так и не доехал, и суд влепил ему 30 суток административного ареста. На вторую неделю заключения его повезли на обыск в помещение штаба. Возле самого штаба выяснилось, что полицейские не взяли ключи от него.

— И я им говорю: ребята, вот теперь мне по-настоящему страшно жить в стране и на вас надеяться, — вспоминает Алексей. — Ваша работа — провести сегодня обыск, а вы едете, не взяв ключи.

Хуже ШИЗО

Под арестом Шварц должен был провести 30 суток, но за два дня до выхода его опять повезли на допрос и дали новые 30 суток. Тогда в России как раз начали практиковать это с теми, кто Путина достаточно явно недостаточно сильно любит: нанизывали один административный срок на другой так, чтобы человек максимально долго не выходил на свободу. Шварц провел в спецприемнике два месяца. Первый — за митинг, на котором он не был, второй дали за публикацию в соцсетях выдержек из закона о массовых мероприятиях. И еще две недели обязательных работ он получил за одиночный пикет, отрабатывал дни на стройке. Тогда он узнал, что уголовное дело об уклонении от армии наконец-то прекращено, зато появилось другое: из-за публикации аудио с вице-губернатором и звонков другим участникам махинаций на выборах.

— Первую ночь я провел в подвале полиции, так как они ждали, пока начнется митинг, и потом осудили меня по скайпу. Это был просто ледяной подвал, где даже чья-то моча на полу застыла, — рассказывает Алексей. — В спецприемнике ко мне применяли те же методы, которые позже применяли к Навальному. Подсадили, например, чувака, который словил «белочку». Он со стеной стал разговаривать, пытался из нее выковырять сигарету. В камере всегда горел свет, днем и ночью. Мне запрещали пить чай, а сокамернику моему начальник изолятора приносил кусок торта. А потом подсаживали бомжа, который не мылся и ходил под себя на шконке. В камере была такая вонища, что даже на утренний просмотр полицейские не заходили в камеру, их просто тошнило. А проветривать мне не давали — говорили, что простужусь.

Через полтора месяца, перед митингом, на котором оппозиция собиралась потребовать, чтобы к Навальному допустили врачей, Шварца снова задержали. Его схватили и повалили на пол в поликлинике, куда он приехал вместе с девушкой. И вменили еще 42 суток ареста. В общей сложности он провел в спецприемнике, больше похожем на ШИЗО, сто дней.

На этом Алексей и его жена Даша поняли, что оставаться в России больше не могут. И бежали из страны. Это было до 24 февраля 2022-го, и бежали они в Украину. Даша поехала автобусом Москва — Киев, Алексей добирался пешком и автостопом. Он нарушал подписку о невыезде и понимал, что на границе его наверняка развернут. Его действительно проверяли там несколько часов, и по вопросам, которые задавали, Шварц понимал, что в ФСБ всё знают о его статусе. Когда его все-таки выпустили, он понял: именно это от него и требовалось. Его не выпустили из страны, а выгнали из нее, как и его родителей, они приехали в Украину вслед за сыном.

В Украине Шварц собирал документы, чтобы ехать в Германию по программе репатриации, как этнический немец. С этим тоже были сложности, но тут отдельная история — о том, как работает землячество «русских немцев» в ФРГ.

В январе 2022-го семья Шварцев, которую много поколений назад выслали из Восточной Пруссии за Урал, вернулась из Зауралья в Германию. Через месяц Россия начала войну. В Баварии Шварц тоже стал волонтером, только теперь он помогает беженцам из Украины и российским оппозиционерам (помог получить визу 35 людям).

Алексей уже почти год жил в Германии, уже говорил по-немецки без акцента, когда прежняя родина напомнила о себе новостью: в октябре 2023 года городской суд Кургана признал его виновным в распространении фейков о российской армии, приговорил к шести годам колонии заочно и запретил администрировать интернет-сайты и чаты в течение трех лет. Сам Шварц об этом узнал от журналистов и мог только пожать плечами. Он не интересовался, что еще повесили на него в месте ссылки, что еще решили ему запретить. Он туда не вернется.