До недавнего времени Иммануил Кант был городским талисманом Калининграда, главной его достопримечательностью и товарной маркой. Университет имени Канта, улица Канта, музей Канта, могила Канта, остров Канта, философская тропа Канта, кафе «В гостях у Канта» и пекарня «Булочки Канта» — от Канта рябило в глазах. Но он же был символом открытости и ярко выраженной космополитичности, на которой строилась постсоветская культурная идентичность города.

Всё изменилось после начала полномасштабной военной агрессии, развязанной Россией против Украины. Теперь уже сам молодой губернатор Калининградской области, еще несколько лет назад с гордостью открывавший дом-музей Канта и даже назвавший вандалами группу националистов, обливших краской памятник философу, возглавляет борьбу с засильем Канта и приносит главный символ региона в жертву новому кремлевскому изоляционизму.

9 февраля 2024 года Алиханов выступил в Светлогорске перед собранием российских политологов. Большинство из которых сами придерживаются идеологии цивилизационной исключительности, а также проповедниками мантры о неограниченном суверенитете и переделе мира в российских интересах. На этом съезде политологов губернатор решительно взял высокий философский тон, чтобы в своем выступлении публично зарезать калининградского «гения места». Прямо в год 300-летнего юбилея философа он обвинил Канта в том, что тот «имеет прямое отношение к глобальному хаосу» и «военному конфликту в Украине», который, согласно кремлевской легенде, развязан самим Западом. А поскольку «Кант — один из духовных творцов современного Запада», то на нем и лежит ответственность «за вот это всё».

Тон, однако, оказался фальшивым. Для оправдания своего заявления губернатору пришлось залезть в сундук со старым интеллектуальным хламом и извлечь оттуда изъеденный молью тезис одного из основателей русского философского шовинизма — Владимира Эрна, который перед началом Первой мировой войны прославился тем, что объявил философию Канта причиной германского милитаризма. Неославянофил Эрн сравнивал критику Кантом догм старой философии с пушками Круппа, разрушающими европейские города, и призывал поскорее избавить русскую мысль от тягостного засилья кантовского рационализма. Свою демагогическую формулу «От Канта к Круппу» Эрн использовал, чтобы философски обосновать превосходство русского оружия над германским и заодно утвердить идеологию превосходства «русской души».

Претензии нынешних адептов русской национальной исключительности выглядят значительно скромнее. Хотя они и цитируют сочувственно выпады Эрна против Канта, но стилизуют себя под жертв глобальной экспансии Запада, который стремится навязать России чуждые ей ценности в виде «666 гендеров».

Характерно при этом, что в речи губернатора сознательно или бессознательно проговаривались базовые убеждения идеологии русской цивилизационной исключительности, как будто текст его выступления писал какой-нибудь проповедник неоевразийства, как, например, Александр Дугин, который сидел на съезде суверенных политологов в первых рядах как делегат от «Высшей политической школы имени Ивана Ильина» (аббревиатура ВПШ). Она была создана недавно в Российском гуманитарном университете в целях пропаганды в университетском образовании ультраконсервативных взглядов самого Дугина. В центре этой идеологии — тезис о России как особой цивилизации, которой чужды универсальные нормы и ценности, и поэтому главная задача власти в России состоит в том, чтобы любой ценой препятствовать их проникновению в страну. В этой картине мира, в которой столетней давности тезисы Освальда Шпенглера и русских евразийцев о замкнутых и непроницаемых друг для друга культурах перемешаны с видениями американского политолога Сэмюэля Хантингтона о «столкновении цивилизаций» после крушения коммунизма и с тезисами нацистского юриста Карла Шмитта о политике как борьбе друга и врага, вообще нет места идее универсальных норм, а есть лишь локальные цивилизации, ведущие бесконечную борьбу за место под солнцем. Для адептов этой картины мира Кант и в самом деле враг номер один, поскольку он является творцом философии морального универсализма и ее принципов безусловного достоинства личности и всеобщих прав человека, действительных во всех цивилизациях независимо от культурных различий. Для Канта при любых обстоятельствах и в любых контекстах ложь остается ложью, унижение достоинства — унижением достоинства, насилие над личностью — насилием.

Понятно, что основной мишенью для сторонников цивилизационной исключительности становится при этом представление Канта об универсальном моральном принципе, которое он формулирует в своих знаменитых формулировках категорического императива: «Поступай так, чтобы принцип твоих поступков мог бы стать всеобщим законом». Вот и калининградский губернатор не оставил в своей речи эту идею без внимания, обвинив Канта в том, будто он проповедует, что только сильный навязывает закон всем остальным, даже если они этого и не хотят. Но самое поверхностное знакомство с принципами этики Канта позволит понять, что представление о всеобщем законе означает прямо противоположное, а именно, что любой другой человек на моем месте согласился бы с данным этическим требованием и поступил бы так же, как и я, без всякого принуждения. Мысль о том, что «всеобщий закон» — это лишь форма принуждения со стороны сильного, а не защита слабого от посягательств сильного, демонстрирует базовые установки сознания российской властной элиты и ее спичрайтеров, которые как раз и считают принимаемые ими законы инструментами подавления несогласных и подчинения собственной власти. А поскольку они сами этим законам не подчиняются, то и требование всеобщности морального закона выглядит в их глазах особенно опасным и вредным.

В своих эскападах против Канта губернатор не стесняется употреблять самые изощренные фигуры антикантианства, разоблачая сатанинский характер кантовской философии, которая вместе с современным западным миром оказалась, по его словам, захвачена «нечистой силой». То, что Кант в истории русской культуры фигурировал как синоним черта, известно давно (см. по этому поводу тонкое эссе философа Анатолия Ахутина «София и черт»). Цитируемый губернатором Владимир Эрн тоже гордился тем, что обнаружил «люциферианскую энергию» в философии Канта. Но если для Эрна источником сатанизма в Канте был его рационализм, то для нынешних официальных толкователей философа им является категорический императив и универсальные права человека.

Все эти сотни раз затверженные и пустые формулы про связь Канта с «нечистой силой», про то, что он «отрезал немецкий народ от бога и высших ценностей», про то, что его формула категорического императива — это «абсолютно разрушительная идея», призваны теперь выражать генеральную линию официального российского изоляционизма — стремление вырваться из современной цивилизации и вернуться в патриархальную утопию традиционного общества, где все ходят в церковь, подчиняются начальнику, а жены слушаются мужей.

Для адептов такой патриархальной утопии главным злом как раз и оказывается само общество модерна, провозгласившее в эпоху Просвещения всеобщие права и достоинство человека неотъемлемым условием всякого политического устройства, заслуживающего названия «современного». А Кант потому и предстает для них в образе «всеразрушителя», что он в своей философии подверг радикальной критике догматическую веру в авторитеты и любые формы «морали для своих», не выдерживающие проверку на универсальность.