Школа — всегда школа

Как и всегда, школа живет уроками, внешкольными событиями, подготовкой к ЕГЭ. Именно уроки и экзамены — главное в ее жизни, а еще перемены, школьные вечера, поездки и спектакли.

Подъем флага и прослушивание гимна по понедельникам перестали быть чем-то новым и превратились в привычный ритуал. Поскольку ранняя общешкольная линейка каждый понедельник логистически тяжела для большинства школ, а климат не позволяет вытаскивать детей на улицу, многие придумали упрощенный вариант ритуала. Так что этим почетным делом обычно занимаются двое-трое выбранных на эту неделю лучших, чтобы не сказать дежурных, учеников.

«Разговоры о важном» тоже стали привычными. Они идут каждый понедельник первым уроком: сценарии, методические разработки, материалы исправно публикуются на специальном сайте к каждому занятию. Вот, например, в один из последних понедельников во всех школах страны говорили о союзниках России — это страны БРИКС, страны СНГ, Шанхайской организации и Евразийского экономического союза. Детям были предложены цитаты из выступлений Владимира Путина и Сергея Лаврова, размышления о настоящей дипломатии, и, разумеется, им настойчиво рекомендовали принять участие в «Движении первых» — там есть направление «Дипломатия». Приглашение в «Движение первых» — созданную государством в 2022 году идеологическую детскую организацию с патриотическим уклоном — практически обязательная часть каждого занятия.

Отбарабанить всё по сценарию и забыть на неделю получается не у всех учителей. Вот, к примеру, цитата методички для старшеклассников: «Российская многовекторность, начатая “петлей Примакова”, окончательно оформилась выступлением Владимира Путина на Мюнхенской конференции по безопасности в 2007 году». Не все коллеги готовы восхвалять мюнхенскую речь и на голубом глазу рассказывать об «открытой, дружественной позиции России по отношению к народам всех стран мира». Некоторых тошнит.

— Что же вы делали? — спрашиваю знакомого классного руководителя. Отвечает:

— Мы посовещались с классными руководителями и говорили в целом о понятии «союзники». О том, какие страны были союзниками нашей страны в разные времена.

Начальственное внимание всех уровней сейчас сосредоточено не на «Разговорах о важном» и линейках — это уже пройденный этап, а на внедрении в школы «Движения первых», на новых учебниках по идеологическим предметам и новых программах. Так что сейчас, когда с обязательным контролем и видеофиксацией «Разговоров о важном» на местах стало немного легче, у классных руководителей появились варианты: включить презентацию и позволить детям делать домашки, выбрать свой подход к навязанной теме, отбарабанить по методичке или вдохновенно озвучить спущенный сверху сценарий. Как ни странно, и тут всё определяют ценности школы и ценности учителя.

Членский «билет в будущее»

Школа — консервативный институт, и ее трудно радикально изменить. Обычно считается, что это плохо, но иногда так даже к лучшему. У кого был школьный музей боевой славы — те водят экскурсии по музею. Кто охотно выполнял каждое требование начальства — добавляет зал славы СВО, открывает «парты памяти» и мемориальные доски на здании школы. У кого были балы Ростовых и поездки в Пушкинские горы или Петербург по местам Достоевского — те так и ездят по-прежнему. Кто ездил с шефской помощью в детдом или дом престарелых, продолжают. Правда, теперь эта деятельность подгоняется под какое-нибудь из направлений «Движения первых». В этом году каждая школа обязана открыть у себя ячейку организации и участвовать в каком-то из направлений ее работы. За этим министерство в самом деле бдительно присматривает:

— Мы стараемся подогнать нашу привычную работу под эти новые требования. Это не так уж сложно: направления есть для всего, поэтому мы просто продолжаем делать то, что делали, но называем это работой в направлении «образование и знания» или «волонтерство и путешествия», — рассказывает директор школы в крупном российском городе. — А школьный журнал, который у нас издается уже много лет, — это «медиа и коммуникации».

С «медиа и коммуникациями», правда, не всё так просто. Многое зависит от того, что дети хотят писать и насколько это совпадает с предложенными государством векторами. Иногда отлично совпадает. Вот один одаренный мальчик в рамках «МедиаПритяжения», проекта «Движения первых», ведет на «Классном радио» подкаст «Знаменательно» о памятных датах: в этот день в таком-то году родился Лев Яшин, открылся Ленком, были сформирован воздушный флот России. Вот другая одаренная девочка, родом из Удмуртии, рассказывает, что в качестве представителя «Движения первых» встречалась с главой этого региона. Что дает участие в «Движении», спрашивает она — и сама отвечает: во-первых, возможность путешествовать, во-вторых, «это билет в будущее».

Для детей из провинциальных городков, поселков и сел «Движение первых» — в самом деле возможность получить новый и яркий опыт: бесплатно побывать в столице, съездить в «Артек» или «Орленок», оказаться в студии «Первого канала» или на слете «Движения первых» (он прошел на выставке «Россия», где показывали достижения страны за последние двадцать лет). А там — вместе с президентом Путиным спеть гимн России. Это и портфолио достижений, и возможные преференции при поступлении в вуз, и много-много накачки на тему «Россия — священная наша держава».

При этом, по моим школьным наблюдениям, далеко не все пишущие дети живо интересуются этими возможностями. Многие хотят думать и писать не о том, что у нас замечательного произошло за последние двадцать лет и какие знаменательные вещи случались в прошлом, а о том, что им больно и непонятно прямо сейчас.

А если кому-то из пишущих детей взбредет в голову задуматься о природе скулшутинга, то от попытки понять, что происходит в голове стрелка, до ареста по обвинению в оправдании терроризма — один шаг, который российская правоприменительная система делает быстро и легко.

Я список иноагентов прочел до середины

У детей вообще время от времени возникают интересные вопросы. Например, меня однажды спросили, можно ли в итоговом сочинении приводить примеры из книг иноагентов, а если можно, то надо ли указывать, что они признаны иноагентами. На этот счет уже стали поступать первые разъяснения: недавно Высшая школа экономики запретила абитуриентам-журналистам в своих творческих работах упоминать иноагентов, пообещав, что эти работы будут аннулированы. Учитывая, что иноагентов на 1 февраля в списке Минюста насчитывалось 757, а каждую пятницу прибавляется еще минимум по три, а пятниц до конца июня и начала абитуры осталось больше 20, то детям придется как следует вызубрить перечень врагов народа.

Так что с думающими и пишущими детьми приходится потихоньку проводить разъяснительную работу о том, где и почему пролегают рамки действующего законодательства и как написать школьный проект или статью в школьный журнал, «не привлекая внимания санитаров». На школу и в мирные времена были устремлены бдительные очи блюстителей нравственности, которые спасали школьников то от детских писателей, то от учителей, которые запостили в соцсетях селфи в купальниках. А теперь опасности окружают детей со всех сторон: то школьная библиотека забудет списать книгу какого-нибудь иноагента, то учитель некстати вспомнит кого-то, запрещенного к упоминанию вслух.

Словом, накликать на школу беду легче легкого: скандал делается публичным мгновенно, а последствия не только для ребенка или учителя, но и для школы в целом могут оказаться самыми печальными. Простая смена директора (его, согласно «Трудовому кодексу РФ», можно уволить без объяснения причин) радикально меняет облик учебного заведения. Московские школы в этом убедились еще при прошлом руководителе Департамента образования, Иосифе Калине, когда своих постов лишились многолетние директора авторских школ, а вместо них пришли молодые отличники менеджерской подготовки, члены «Единой России». При новых директорах моментально исчезли, например, спецкурсы по информационной грамотности, дискуссионные клубы и литературные чтения, а взамен возникли отделения Юнармии и кадетские классы. Ушли любимые учителя, пришла новая команда — и от прежней школы осталось одно воспоминание. Строить школу и выращивать детей — занятие долгое. А разрушить ее можно очень быстро.

Карфаген должен быть разрушен?

Вот и прекрасно, часто доносится от уехавших коллег: чем скорее тут ничего не останется, тем лучше. Чем быстрее эта школа будет разорена и уничтожена дотла, тем легче будет построить новое, совсем другое. Пусть все родители забирают детей на семейное обучение, пусть все нормальные учителя уезжают из страны или хотя бы увольняются из школы, чтобы не запачкаться сотрудничеством с режимом, не нормализовать в глазах детей то, что нормализовать нельзя.

Отсюда всё выглядит иначе: вполне понятно, что и уехать все не могут, и на семейное обучение всех не заберут. Понятно, что детям при любой погоде и любом режиме нужны учителя, которые могут с ними говорить по-человечески. Чем меньше будет одичания, чем больше сохранится культуры вообще, культуры преподавания, культуры отношений между учителем и учеником, тем лучше.

Но возможен ли сейчас честный разговор с детьми?

— У меня отличные дети, и с ними интересно разговаривать, — говорит столичный учитель литературы. — Я им доверяю, а они — мне. Как правило, я говорю с ними о литературе и не навязываю им никаких аналогий с сегодняшним днем, даже если они сами напрашиваются: мне кажется, это нормальный профессионализм. Если дети сами увидят аналогию между событиями прошлого и настоящего, я обращу их внимание и на то, что есть и важные отличия, что нельзя сказать: «Тут ничего не меняется». Но вот недавно как-то само собой получилось, что, когда мы обсуждали «Процесс» Кафки, он есть в расширенной программе для 11 класса, всплыло выступление Евгении Беркович на суде.

— У меня отличные дети, — вторит учитель истории из маленького городка в Сибири. — Но в классе есть два-три человека, при которых я не могу сказать то, что думаю. И я не говорю: донесут. Но бывает, мне нужно сослаться на мнение, скажем, ученого, признанного иноагентом, — тогда я просто не называю его фамилию.

Главное — это, опять-таки, не привлекать внимания санитаров. Учителя, не поддерживающие нынешний идеологический курс, хорошо понимают, что работают до первого доноса. Многие ушли из соцсетей или пишут только под замком, подавляющее большинство отказывается от любых контактов с прессой, даже анонимно, даже если издание не имеет статуса иноагента или нежелательной организации. Почему — отвечает коллега из российского города-миллионника:

— Всё равно нас легко узнать. Как только ты что-то напишешь или скажешь, завтра это положат на стол региональному министру образования или губернатору. Даже не потому, что ты сказал что-то крамольное, а просто потому, что привлек к школе внимание без ведома начальства. Или, не дай Бог, показал, что в регионе не всё идеально. Все страшно боятся нахлобучки сверху.

Да и я, собственно, не стану рассказывать подробности из жизни своей школы — даже под псевдонимом, даже не указывая номера школы, города, подробностей. Просто потому, что знаю многих хороших учителей и нескольких директоров, которые вынуждены были не только уволиться, но и эмигрировать в одночасье из-за публичных скандалов и доносов.