«Зеленский? Вы серьезно?»

«Значит, так, уважаемые пассажиры, добро пожаловать на рейс Рига–Москва. До границы мы будем ехать где-то четыре часа. Сколько мы будем проходить границу, знает только господь Бог. И сотрудники ФСБ, что одно и то же, — водитель автобуса стоит, облокотившись на спинки первых кресел, и безучастно оглядывает салон. — Сейчас, кому надо, я раздам миграционные карты. Держите их при себе, не потеряйте. Если в Москве вас остановят, а у вас карты нет, это означает… финансовые проблемы с полицейскими. Уже на Волоколамском посту заходят и первым делом спрашивают. Даже если подпись отсутствует, карта расценивается как недействительная, а взятка начинается от 500 евро. И постарайтесь не делать ошибок, бланков больше нет».

Из-под локтя водителя с первого кресла раздается негромко: «А меня без карты пустят?» Водитель оборачивается: «Покажите паспорт. Нет, у вас же российский… Подождите, Зеленский?! Вы серьезно?» По автобусу прокатывается смешок; пассажир, помолчав, отвечает: «Я уроженец Украины». «Вас, может, и так не пустят», — усмехнувшись, водитель возвращает ему паспорт. «Будут трясти, — со знанием дела говорит пожилая дама через проход от меня. — Они на «собеседование» вызывают, насчет войны в Украине: «Как вы рассматриваете эту ситуацию?» Такого плана разговоры. Интересуются».

Водитель начинает раздавать бланки, один берет мой сосед спереди. Сев в автобус, он не расстается с телефоном и всё время с волнением рассказывает кому-то, что едет в Россию. Он говорит по-русски, с легким акцентом человека, много лет прожившего в другой языковой среде. Чаще всего звонит некой Тане: «Представляешь, я так распереживался, что ошибся в собственной фамилии, одну букву не так написал. Что мне делать? Я почти никогда не пишу свою фамилию по-русски. У меня рука дрогнула… Таня, послушай, тут все нервничают! Сидишь, как цуцик, на коленке заполняешь. У меня одна буква, как назло, получилась не та… Да тут вообще места нет, где писать! Они, наверное, специально делают маленькие клеточки, чтобы люди нервничали и ошибались. Говорят, они денег хотят. Но из моего кармана они не получат ничего!»

Автобус трогается. В салоне продолжают обсуждать переход границы.

— С российским паспортом вопросов быть не должно.

— А вы думаете, в Латвию проще въехать? Там всех наших (граждан России. — Прим. ред.) допрашивают, вещи шмонают, телефоны проверяют. На мой наверняка в прошлый раз прослушку поставили.

— Ага, и с шоколадкой, на которой написано «Россия», въехать нельзя — отбирают. Даже сувениров не привезти с российской символикой.

— У нас в Латвии попробуй с российской символикой походи, штраф. Все учебники переписаны, телевизор смотреть невозможно. Мы вот нелегально установили российскую тарелку.

— Мы тоже, а то в Европе одни фейки крутят про то, чего в России даже близко нет. Говорят, военные преступления. Ну какие преступления? Русские солдаты же идут сначала с рупором, говорят: «Сдавайтесь! Мы вас вылечим!» И только потом стреляют.

— Таня, я еще и адрес еле вместил, номер дома на другую строчку пришлось перенести. Что это такое, почему так мало места? Таня, это ведь ничего, что на другую строчку?

Автобус подъезжает к границе Латвии и встает под навесом у контрольно-пропускного пункта. В салон заходит девушка-пограничник и, здороваясь с каждым сначала по-латвийски, затем по-русски, собирает паспорта. Минут пятнадцать мы ждем в автобусе, кто-то покупает кофе и сэндвичи в автоматах в зале ожидания. «Господин Зеленский! — раздается в динамике голос водителя. — На выход». Пассажир с первого ряда выходит из автобуса, но вскоре возвращается. За ним вызывают еще несколько человек. Спустя полчаса нам снова раздают паспорта, и автобус выезжает с латвийского КПП в сторону российской границы.

Полночь. Оказавшись на нейтральной полосе, мы почти сразу упираемся в толчею автобусов, легковых машин и грузовых фур. «Ууу, это мы долго будем стоять, — раздается у меня за спиной. — Сутки минимум». Я оборачиваюсь. «Велком ту Раша, это нормально, — усмехается сидящий за мной мужчина в клетчатой рубашке и, безнадежно махнув рукой, тянется к сумке. — Пиво будешь?»

«Граждане, набираемся терпения» 

«Я сам дальнобойщик, всю Россию и всю Европу объездил. Когда началась эта идиотская война, сразу уехал», — рассказывает мой сосед. Теперь он работает в литовской компании, но до сих пор гоняет грузы в Казахстан и в Россию, в основном алкоголь. «Я много езжу, но такого дурдома, как на российских границах, нигде не встречаю. Только у нас доблестные полицейские бдят так, что сутками ждешь в очереди. В декабре сам стоял тут на фуре неделю, благо еда в холодильнике была».

Светает. Мы ждем уже пять часов, но наша очередь — из автобусов и легковых автомобилей — не двигается. Перед нами стоит автобус той же компании-перевозчика, выехавший из Риги задолго до нас: по расписанию он должен прибыть в Москву уже сегодня утром. Больше перед нами никого нет. Большегрузы стоят в параллельной очереди; она гораздо длиннее, но хотя бы потихоньку продвигается. Мы выходим размять ноги и узнаем, что водитель поравнявшейся с нами фуры стоит перед российской границей уже восемь дней.

Мы находимся на КПП Терехово–Бурачки между Латвией и российской Псковской областью. Очевидно, наплыв транспорта связан с тем, что с начала войны между Россией и Евросоюзом остается всё меньше наземных пунктов пропуска. В октябре Латвия закрыла со своей стороны два погранперехода, Виентули–Лудонка и Педедзе–Брунишево; остались тот, на котором стоим мы, и другой, поменьше — Гребнево–Убылинка. В ноябре Финляндия сначала закрыла половину своих наиболее загруженных КПП на границе с Россией, а затем и вовсе приостановила работу всех сухопутных погранпереходов. Остаются только маршруты через Эстонию и два последних открытых латвийских КПП, на которых с ноября образуются километровые очереди, причем как на въезд в Россию, так и на выезд — со стороны Псковской области. К декабрю очереди в сторону России выросли в три раза, пропуска ожидают сотни фур. Причем задержка происходит именно на российских погранпунктах, латвийскую границу все виды транспорта проходят без проволочек.

Другая вероятная причина пробок — ограничение на въезд большегрузов из ЕС, которое Россия ввела в ответ на аналогичные санкции Евросоюза. «Как дети: одни вводят санкции, другие им в ответ фигу показывают… И так два года. А страдаем мы, обычные люди, — говорит мой сосед-дальнобойщик. — И потом, наши пограничники специально держат очередь, у них приказ сверху: не больше стольких-то машин в день пропускать. У моего знакомого девушка на таможне работает, рассказывала. Им говорят: «Работайте тщательнее», вот они и работают».

Кажется, у каждого в автобусе своя версия задержки. «Я думаю, у кого-то с документами проблема, — говорит одна пассажирка. — Белорусы часто без документов ездят». — «Это потому что молдаване стали тут крутиться, раньше они через Украину ездили», — возражает другая. «Хотя граждан Украины сюда пускать перестали, а стало еще дольше, чем было с ними», — рассуждает третья. «А вы ни разу не спрашивали на таможне, почему так долго?» — интересуюсь я. Одна из собеседниц отмахивается: «Об этом никто не спрашивает и тем более никто не отвечает».

Иду за разъяснениями к водителям. Они переоделись в треники, вытянулись в креслах и так же, как все, ждут сигнала от пограничников. «И КПП закрывают, и молдавские автобусы вдруг начали здесь ездить. Но задержки связаны не с этим, а с проверками пассажиров ФСБ», — говорит один из водителей. Спрашиваю, кого проверяют. «Кого хотят. Раньше украинцы были — их допрашивали. А с лета — всех подряд. Могут любого вызвать. В телефонах роются, ищут переписки с украинцами. Некоторые едут, всё стирают, блокируют телефоны, коды ставят. А толку? Они всё равно найдут, везде залезут, всю вашу переписку достанут. У них такие возможности, такая аппаратура — что хошь вскроют. Было дело, пассажиры стирали. Так они сразу: почему телефон весь чистый? Подозрительно».

— Теперь «беседуют» со всеми. У меня подруга несколько дней назад ехала здесь с парнем на легковой машине.

— У кого паспорт ЕС, каждого человека трясут. Латвийцев тем более. Каждый чемодан, каждую тряпочку разворачивают.

— Я осенью ехала. У меня посмотрели фейсбук, спросили, почему нет вайбера. Еще проверили внутренний номер телефона — черт знает, что это такое.

— Это IMEI, идентификатор телефона. Раньше только телеграм, соцсети и галерею смотрели, а теперь у ФСБ полная проверка.

В телеграм-чате «Бурачки–Терехово», где люди месяцами обсуждают очереди на границе, нахожу немало сообщений от тех, кто прошел через российских силовиков: «Много вопросов, проверка телефона», «Всех, у кого не РФ паспорт и не РФ ВНЖ, собеседование от 30 до 60 мин на человека, выборочно проверяли багаж (перекапывали), смотрели телефоны и компы, фото/почта/мессенджеры/история браузера/проверяли по IMEI».

«Работают, молодцы! Ищут злостных преступников, которые хотят прорваться в нашу скрепную страну», — усмехается мой сосед-дальнобойщик. «Мужчина, ну зачем вы так. Это же долго — с каждым человеком так поговорить, — встревает пожилая дама. — Бедняги, их там всего три-четыре человека на всех. Так что, граждане, набираемся терпения…»

«Ладно бы ехали какие-нибудь таджики»

«Я что, должна тут от жажды умереть?» — раздается жалобный голос в конце салона. Молодая девушка, как и многие пассажиры, не запаслась ни водой, ни едой для долгой дороги. Мы уже часов десять стоим на нейтральной полосе, где нет ни магазинов, ни кафе. Я начинаю подъедать сувенирные сладости, которые вез в подарок. Водители выдают нам две бутылки воды на всех.

Спустя еще несколько часов наконец трогается и заезжает на КПП стоявший перед нами автобус — тот самый, который как раз сейчас должен был прибыть в Москву утренним рейсом. Мне открывается вид на одиноко стоящую будку пограничника и шлагбаум, возле которого переминаются с ноги на ногу люди, заскучавшие каждый в своей очереди. Здесь происходит главный обмен новостями и личным опытом.

— Моя знакомая вот так ехала трое суток, но на своей машине.

— Ну вот я на своей машине уже четверо суток стою.

— А вам с автобусом шансов точно нет, ни сегодня, ни завтра…

— Я последний год часто навещаю дочь в России и всегда еду не меньше полутора суток, поэтому и не возникаю. Это всё давно уже.

Погранслужба досматривает по одному автобусу за раз. Их запускают по очереди: один со стороны России, один со стороны Латвии. Тем временем по обе стороны границы растет пробка. В телеграм-чате пишут, что на выезд из России собралась такая же очередь, как на въезд. «Здесь лотерея, — говорит один из водителей, потягиваясь. — Бывает быстро, а бывает, что и по 36, и по 56 часов стоим».

— А как же вода, еда?

— Если совсем туго, латвийцы пускают обратно, к своим автоматам.

— Но там же только кофе и шоколадные батончики.

— Ну хоть что-то. Бывало, забирали еду и воду у тех, кто навстречу шел, пассажиры из других автобусов делились. С нейтралки никуда не денешься. А вот со стороны России хорошо — там бабушка ходит, пирожками торгует. Вкусные!

Пассажиры нашего автобуса пытаются разговорить пограничника в будке, чтобы узнать, когда поедем. Кто-то не теряет хорошего расположения духа:

— Девушка, вот вы среди нас самая хорошенькая. Сходите к нему, чего вам стоит? Может, охмурите его, он нас пропустит.

Остальные начинают потихоньку злиться.

— Можно подумать, иноагенты какие-то сидят… простые люди же.

— Может, обратно поедем?

Мимо нашей очереди проезжает автомобиль с красными дипломатическими номерами. Он останавливается у самого шлагбаума, водитель выскакивает и быстро показывает в окошко пограничнику какую-то бумажку. Шлагбаум поднимается — и автомобиль проезжает вне очереди. «О, вот это я понимаю, — смеется дальнобойщик. — Плюсы дипломатии». «Что-то не очень хорошо ваша дипломатия работает, судя по всему», — бурчит мой сосед спереди с иностранным акцентом.

«Я завтра нажрусь! Ты меня слышишь? Я те отвечаю, если мы пересечем эту границу, я куплю бутылку водки и выжру ее одна, — девушка в конце салона чуть не плачет кому-то в трубку. — Я сутки в дороге, сутки ничего не ела! У меня уже мозги не варят, я на допросе какой-нибудь бред скажу… Нет, если спросят, за кого я, за хохлов или за русских, я, конечно, скажу «за русских». Не ошибусь».

«В туалет ни в Россию, ни в Латвию не пускают»

Смеркается. Я уже почти сутки гипнотизирую шлагбаум и покрытую мокрым коричневым снегом дорогу к КПП. Там невыносимо долго стоит автобус, заехавший со стороны России. Больше перед нами в очереди никого нет. Водители всё это время не глушат автобус, поэтому в нём тепло, есть электричество и вайфай, но от облака выхлопных газов начинает болеть голова. Пассажиры часто выходят подышать воздухом — и перекинуться парой слов с толпой, которая начинает собираться перед шлагбаумом. Это те, кто решил переходить границу пешком, и теперь ждут от пограничника разрешения пройти на КПП. По нашему автобусу тоже разносится бодрый слух, что надо бросать автобус — пешком быстрее. Но время идет, а «пешеходы» так и стоят перед будкой с сумками наперевес.

«Кто хочет, можете попробовать, — говорит водитель. — Но это тоже лотерея. Можете на холоде всю ночь простоять, если пограничники в зал ожидания не пустят. А пускают они, когда хотят». Но больше всего меня волнует вопрос, что дальше: как от границы добираться в Москву, до которой еще 600 км? «А на той стороне уже ждут специально обученные люди: такси, микроавтобусы, — объясняет водитель. — Они давно навострились, пользуются ситуацией». Вскоре узнаю, что цена фиксированная: семь тысяч рублей за место, можно забронировать заранее (с другой стороны таксисты предлагают провезти через обе границы и доставить в Ригу за 150€). Телефоны таксистов кружат между пассажирами, но за окном темнеет, начинает моросить дождь, и желание идти пешком постепенно пропадает.

В свете фар видно, что люди у будки пограничника еще ждут. Поблизости нет ни навеса, ни скамеек; им приходится часами толочься на обледеневшем пятачке, положив багаж на грязный снег. Я подхожу к мужчине и женщине, которые стоят здесь уже пять часов. «Какие пять часов! Пять суток не хотите? И это с российским гражданством!» — мужчина охотно вступает в разговор. Они с женой ехали из Молдовы в Петербург на своей машине, но ни здесь, ни на соседнем КПП Гребнево–Убылинка автомобиль с молдавскими номерами не пускали. Спустя несколько дней супруги «психанули» и пошли пешком.

— Пришлось кинуть машину на платной парковке. Идем пешком. Всё, устали.

— А дальше как?

— А там маршрутки стоят. Свято место пусто не бывает.

— Говорят, семь тысяч до Москвы.

— А почему на КПП не проходите?

— Мы сдали паспорта, нам сказали — ждите. Говорят, пешая очередь тоже ого-го. Таможня очень загружена, в зале ожидания полно людей. Надо, чтобы там освободилось.

«У нас там уроженец»

К ночи, поняв, что пешком переходить границу смысла нет, пассажиры автобуса совсем падают духом. «Я так с голоду помру, не доеду», — хнычет девушка с заднего сиденья. «Если хочешь, у меня есть сухарики», — я не успеваю договорить, как девушка подскакивает с кресла и за секунду оказывается рядом. «Да, пожалуйста! Хоть что-нибудь, что угодно!» — она хватает пачку и пытается трясущимися руками набрать в горсть как можно больше сухариков.

«А у меня завтра день рождения», — говорит молодая женщина, прислонившись к окну и отрешенно глядя перед собой. «Эх, тут и шампанского купить негде», — сочувствует дальнобойщик. «Как, а дьюти-фри?» — спрашивает кто-то. «Где?» — недоумеваю я. «Да вон в поле сарай стоит», — отвечают мне. И правда, сбоку от здания таможни посреди заснеженного пейзажа виднеется одноэтажная постройка с вывеской DUTY FREE. «Он на выезд, не пустят, — поясняет дальнобойщик. — Только водителей пускают сигарет купить». В салоне воцаряется тишина. Все потихоньку устраиваются спать, вытягивая ноги в проход и подкладывая под головы куртки. «Вот так, едешь на свой страх и риск, — тихонько приговаривает пожилая дама. И вздыхает: — Как говорится, терпеть, терпеть и еще раз терпеть».

Вдруг с первых рядов раздается: «Поехал!» Встрепенувшись, пассажиры прижимаются к окнам. Из-под навеса КПП выезжает тот самый автобус, который мы полдня сверлили взглядом. Он едет нам навстречу — мы следующие. Водители занимают свои места, заветный шлагбаум поднимается.

Мы подъезжаем к зданию КПП, выгружаем багаж и заходим в небольшое помещение таможни. Пограничники неожиданно веселы и даже игривы. «Дамы, раздеваемся, не стесняемся! Сумочку в контейнер, рюкзак, если можно, на бочок. А пальто? Девушка, вы это нарочно, что ли? Я вас сейчас укушу!» Некоторых просят открыть чемоданы, но в целом досмотр проходит быстро — как и паспортный контроль. Сотрудник погранслужбы дольше обычного смотрит в паспорт пассажира Зеленского и не глядя протягивает его коллеге.

— Кто там у нас?

— Уроженец.

В отдельную комнату уводят его, иностранца, звонящего Тане, ослабевшую от голода девушку с латвийским паспортом, еще двоих пассажиров и почему-то пожилую гражданку РФ. Остальные с облегчением проходят в зал ожидания — привыкать к мысли, что граница пройдена. Пустой автобус уезжает на рентген. На допрос наших спутников уходит еще несколько часов.

Первой возвращается девушка: «Посмотрели телефон, чаты в вотсапе, фотографии, всё. Спрашивали, какое мое отношение к войне. Что тут скажешь, отрицательное. А что, положительное должно быть?» Затем выходит гражданин Зеленский и возмущенно швыряет паспорт на скамейку:

Мама говорила: не езжай, примут тебя там. А я не понимаю, почему? Я ничего плохого никому не сделал. Я вообще патриот, а тут так встречают».

Наш автобус вернулся с досмотра и ждет нас у выхода из КПП. В зал ожидания возвращается иностранец, не расстающийся с телефоном: «Таня, почему в мою личную жизнь лезут? На каком основании? Что важнее, приватность или безопасность? Это за тебя решает государство, Таня, а ты ничего не решаешь! Вот как оказывается».

Здесь же, в зале ожидания, встречаю ту самую женщину из Молдовы, которая вместе с мужем переходит границу пешком. Их запустили чуть раньше нас, но мужа сразу увели на допрос — в его российском паспорте значится, что он родился в Украине. «Устроили дурдом, — качает головой женщина. — Мы едем к дочери на свадьбу, казалось бы. Зачем всё так ужесточили в России? Я и пограничников спрашивала, но они все хамы, как на подбор. Что их, специально, что ли таких набирают? А нам пофиг, говорят, зато нам все завидуют. У нас всё замечательно, говорят, в России прекрасно живется, а вы завидуете. Ну вам нравится, живите. Но мы-то почему не можем добраться к своим родным теперь?» В очередной раз взглянув на дверь, за которую увели мужа, женщина облокачивается на гору сумок и вздыхает: «Вы знаете, я еще никуда в своей жизни не добиралась с таким трудом».

***

На рассвете, спустя больше суток ожидания, наш автобус наконец выехал в сторону Москвы. Теперь 30–40 часов в дороге, которая до войны занимала в два раза меньше, — это норма, но не предел. В телеграм-чате люди пишут о том, как стоят двое суток и более. На момент написания этого текста на въезд в Россию выстроилась очередь из десяти автобусов, и на нейтральной полосе между двумя границами больше не осталось места.