«После очередного обстрела мы не выдержали» 

Виктория: из Украины в Испанию

Виктория — из Украины, она в одиночку воспитывает несовершеннолетнего сына Мишу. Осенью 2021-го, еще в Киеве, ребенку сделали сложную операцию на сердце. В это время муж Виктории находился на востоке Украины: он заболел коронавирусом и попал в реанимацию, где спустя две недели скончался.

— вспоминает Виктория. — А потом Новый год…. И это слезы… слезы потери любимого человека. Только в середине января я смогла выйти на работу и попыталась вернуться в привычный образ жизни. Но длилось это недолго. 24 февраля — война. У ребенка приступ, испуг, опять успокоительные препараты. А я как будто умерла. Сил не было ни на что. Месяц мы находились дома, не было никакого желания куда-то ехать, но после очередного обстрела мы не выдержали».

Виктория сложила в маленький чемодан самое необходимое и вместе с сыном и собакой села на эвакуационный поезд, битком набитый другими спасающимися от войны людьми. Так Виктория с Мишей попали в Польшу, а уже оттуда — в Швейцарию.

Туда женщина отправилась потому, что только там у нее были хоть какие-то знакомые-европейцы. «Мы приехали в Пшемысль и сидели всю ночь на вокзале, ждали утренний поезд, — вспоминает она. — Потом поехали во Вроцлав, там тоже спали на вокзале. Затем в Берлин, оттуда — в Берн».

На вокзале не оказалось никого: ни волонтеров, ни помощи. От пережитого стресса у женщины случился нервный срыв. Помог случайный русскоговорящий прохожий, который рассказал Виктории и Мише, как им добраться до места первичной регистрации бежавших от войны.

«Три дня мы жили в бункере, потом нас отправили в горы, где мы жили 2,5 месяца, — рассказывает женщина.

Но мальчику совершенно не подошел климат: у него постоянно случались приступы головной боли до рвоты. В итоге Виктория решила переехать в Испанию: здесь Миша наконец стал чувствовать себя лучше.

Но есть другие трудности — с документами. «Сейчас мы стоим на программе [помощи беженцам], — говорит Виктория. — У нас есть возможность перейти во вторую фазу, [чтобы получить вид на жительство], но для этого нужно найти квартиру. В Испании это тот еще квест. Люди не понимают, какое министерство за нас платит. Они боятся оккупасов. Объяснить им, что мы по-другому смотрим на жизнь, очень сложно».

Пока что Виктория с сыном живут в шелтере для беженцев, где, помимо украинцев, есть граждане Сомали, Марокко, России, Сирии и стран Латинской Америки. По словам женщины, кормят постояльцев отвратительно, поэтому приходится докупать еду в магазинах.

«Самое сложное — незнание языка, — признается Виктория. — Ты не можешь объяснить, спросить, попросить. Очень хочется вернуться домой! Дома ты свой! Ты можешь решить проблемы одним звонком, можешь говорить. Там есть возможности».

Но до конца войны Виктория возвращаться не планирует. «Я не повезу ребенка домой, ему не нужен стресс от ракет и взрывов», — говорит она.

«Там многие люди едят траву» 

Баренд: из Сирии в Германию

27-летний Баренд бежал из Сирии шестнадцатилетним подростком: десять лет он прожил в беженском лагере Заатари, на территории Иордании, предназначенном для сирийцев. Это была очень тяжелая жизнь, вспоминает Баренд: в 2022 году число беженцев в лагере превысило 82 тысяч человек.

«Это был худший день в моей жизни, — рассказывает Баренд о том, как попал в лагерь.

Летом внутри палаток очень жарко, зимой — холодно. Везде грязь».

Всё время в Заатари Баренд думал о том, что его жизнь и время уходят. Тогда он решил поехать в Европу. Путь в Германию начался с России, откуда Баренд отправился в Беларусь, а затем в Польшу. Это было самое тяжелое: мужчина провел две недели в нейтральной полосе между государствами, у него на глазах происходили страшные вещи. «Я мог бы пересечь границу за неделю, но увидел, что там много женщин и детей, которые пропадали без еды и воды, — вспоминает Баренд. — Я начал помогать им, искал заблудившихся, приносил еду детям. Но потом понял, что сделал уже достаточно и больше не могу оставаться в нейтральной зоне».

Баренд несколько раз пытался прорваться в Польшу, но безуспешно. Один раз его схватили польские военные, сломали телефон и отправили обратно в нейтральную полосу. Во второй раз Баренд попытался пересечь границу на автомобиле с другими беженцами, но снова безуспешно.

«Последний раз в нейтральной полосе я наткнулся на парня из Афганистана — он еле дышал, его искали последние десять дней, — вспоминает Баренд. — Мы дали ему еды, напоили и забрали с собой». Мужчина говорит, что

Еду, воду, телефоны приходилось прятать в специально вырытых ямах, чтобы ничего из этого не могли забрать или сломать польские военные. «Мне кажется, присутствие журналистов и гуманитарных организаций там очень важно, особенно в нейтральной полосе, просто чтобы у людей была там еда. Там многие люди едят траву», — рассказывает мужчина.

В конце концов Баренд смог пересечь границу и за сутки добрался до Германии. Там он обратился за помощью в специальный центр, помогающий беженцам. Сейчас мужчина проходит все необходимые бюрократические процедуры и ждет записи на языковые курсы. Баренд мечтает выучиться на инженера-строителя.

«Мое желание — получить степень в строительной отрасли и жить обычной жизнью как нормальный человек, — говорит он. — Здесь я чувствую, что я дома, хотя, честно говоря, мне не хватает моей семьи».

«По сути, я тут вообще без статуса»

Ульяна: из России в США

Ульяна, восемнадцатилетняя беженка из России, сейчас живет Нью-Йорке. Девушка покинула Россию сразу по окончании 11 класса, почти за полгода до совершеннолетия, в первые дни 2023 года. Такая спешка была связана с необходимостью избежать военного учета по мужским документам.

Ульяна — одна из тех, по кому ударил новый закон, запрещающий транс-людям менять графу «пол» в документах, и получать гормональную терапию. Девушка уехала в США вместе с мамой и ее партнеркой по туристической визе, полученной в Казахстане. Перед этим она провела две недели в Турции, где начала гормонотерапию, а затем перебралась в Мексику.

«Мы решили уехать из России настолько срочно, насколько это было возможно», — рассказывает Ульяна.

Как только Ульяне исполнилось 18 лет, мать и ее партнерка покинули США, а девушка переехала из Нью-Йорка, где они жили с семьей первое время, в Чикаго. В новом городе всё оказалось не так просто — местный иммиграционный адвокат, обещавший помочь со сменой туристического статуса на беженский, оказался мошенником.

— рассказывает Ульяна. Адвокат пытался воспользоваться тем, что девушка по местным законам фактически является сиротой (совершеннолетие в США наступает с 21 года. — Прим. авт.), а значит, ей необходимо найти опекуна, который юридически поручился бы за Ульяну и ее пребывание на территории страны. По «счастливой» случайности опекуном вызвалась быть подруга адвоката, которая затребовала за свое поручительство 3 000 $. Кроме того, документы, которые иммиграционный специалист предоставил в качестве проделанной работы, оказались просто заполненным шаблоном из интернета.

Посовещавшись с мамой и ее друзьями, Ульяна отказалась от услуг мошенника и нашла нового адвоката. А затем вернулась в Нью-Йорк: казалось, там больше перспектив, да и в целом привлекала атмосфера мегаполиса, где никому не важно, кто ты и как ты выглядишь.

«Моя виза закончилась 3 декабря. Я сейчас нахожусь в Нью-Йорке, по сути, как нелегал, — говорит девушка. — У меня есть год, чтобы подать на убежище. Насколько я знаю, штат Нью-Йорк защищает права мигрантов. И пока мне не грозит никакой уголовной ответственности, как, допустим, в Техасе или еще где. Конечно, у этого есть свои последствия: я всё еще не обладаю налоговым номером, разрешением на работу. И по сути, я тут вообще без статуса».

Туристическая виза не позволяет Ульяне официально работать и тем более долгосрочно снимать жилье, но с этой проблемой девушка смогла разобраться. «В Чикаго я работала бариста и официанткой, — говорит она. — И это, в принципе, приносило мне нормальные деньги. Сейчас в Нью-Йорке я занимаюсь поиском работы — это на удивление сложно. Казалось, раз в Чикаго у меня так быстро получилось устроиться, то в Нью-Йорке, в городе мигрантов, это должно быть элементарно. Но вот что-то пока нет работы».

Труднее всего, что приходится рассчитывать только на себя. «Жизнь в России в бытовом плане была намного спокойнее, — признается Ульяна. — А вот тут получается, что я сама с нуля строю свою жизнь и нет никакой подушки безопасности, нельзя просто уехать к бабушке с дедушкой куда-нибудь. Я живу в Нью-Йорке, у меня аренда, миллион всего и нужно как-то выкручиваться».

Отдельная проблема для девушки — медицинские услуги: Ульяне нужно принимать гормональные препараты, а туристическая страховка их не покрывает, да и к врачу записаться сложно. «Я приехала в Нью-Йорк в начале июня. Через несколько дней был мой день рождения. И в какой-то день после приезда я осознала, что у меня осталось таблеток на неделю, — вспоминает Ульяна. — У меня началась паника. В Турции их можно было как-то достать, в Мексике тоже, а в Америке всё по рецепту, тут же даже линзы по рецепту. Тогда я как раз познакомилась с женщиной, которая помогла мне очень быстро попасть к врачу. После первого приема я вышла с двумя коробочками таблеток на шесть месяцев».

Девушка говорит, что начинать жизнь с нуля очень сложно, но здесь ей лучше, чем было в России.

— признается Ульяна. — Конечно, это стресс — быть эмигрантом. Но я хотела переехать в Америку, я это сделала и абсолютно счастлива».

«Раньше у меня было четкое понимание, что такое дом; сейчас, наверное, этого нет»

Из Беларуси в Польшу

Иван — бывший сотрудник белорусского государственного СМИ, он уехал в 2021 году из-за повышенного интереса спецслужб. «В начале лета 2021 года за мной пришли и забрали, отпустили через 15 суток. Раньше я работал в СМИ и уволился, а к людям, которые уходят из системы, всегда особый подход», — рассказывает Иван. Хотя почему именно его задержали, молодой человек не знает: то ли из-за увольнения, то ли за участие в протестах. «Ты разговариваешь с сотрудником, и он четко говорит: «Ну, мы же оба понимаем, что ты ходил на протесты, — рассказывает Иван. — У нас нету фотографий, но их легко найти, мы это докажем. Это вопрос времени. Ты же по-любому ходил». За протесты или не за протесты, я не знаю».

В тот же день, когда задержали Ивана, арестовали и его друга, который впоследствии отсидел два года. Как только Ивана выпустили из следственного изолятора, он решил уехать, и через два дня покинул Беларусь. «Когда на друга завели уголовное дело, я понял, что, как минимум, буду свидетелем, — говорит Иван. — А путь от свидетеля до обвиняемого достаточно короткий».

Из Беларуси Иван выехал в Украину, где первое время жил у друзей, искал жилье и работу. Ивану помогала организация, занимавшаяся поддержкой граждан Беларуси на территории Украины. Когда началась война, Иван решил остаться в Украине. «В первые дни [войны] я поехал со своим родным братом к границе, — рассказывает он.

Но потом начались бюрократические сложности. «Были заблокированы банковские счета, — объясняет Иван. — У меня был вид на жительство, и я уже понимал, что продлить его будет проблемно. Шенгенская виза тоже имела свой срок. Мы не знали, что случится дальше, придется ли в конечном счете уезжать».

Спустя несколько месяцев после начала войны молодой человек уехал в Польшу, там ему тоже помогли друзья. Беженцем в юридическом смысле журналист не является и в целом себя с этим словом не ассоциирует. Иван объясняет, что многие уехавшие граждане Беларуси не хотят получать именно статус беженцев, потому что это накладывает существенные ограничения на дальнейшие перемещения и возможности. «Люди подаются на беженство скорее от отчаяния, наверное, — говорит Иван. — Для меня слово «беженец» — это не про какого-то человека, который сидит на пособии. Это люди, которые работают, живут обычную жизнь, просто у них такой статус».

Переезжать куда-то еще Иван не планирует. Вернуться на родину молодой человек хотел бы, но только при определенных условиях: «Когда все смогут вернуться, тогда и я смогу. Условие тут, собственно, одно: демократизация, выход всех политзаключенных, люстрация». Жизнь в эмиграции научила Ивана нескольким вещам: «Я стал проще относиться к тому, что происходит вокруг. Сейчас ты можешь жить в Варшаве, поехать в Берлин на пару недель, — говорит Иван. — Раньше у меня было четкое понимание, что такое дом; сейчас, наверное, этого нет».

«Это был ужасный период: жестокое обращение, расизм, избиения»

Сеиф: из Ирака в Германию

Сеиф уехал из родной страны из-за преследований ЛГБТ-людей, которых по законам шариата допустимо казнить. Его путь беженца начался в Латвии, куда мужчина приехал по рабочей визе в августе 2021 года и попытался запросить политическое убежище. Сеиф хотел написать заявление о предоставлении убежища в рижском офисе пограничной службы, но его отправили в Даугавпилс, в центр временного содержания.

Оказавшись в Даугавпилсе, мужчина несколько раз пытался подать прошение о политическом убежище, но сотрудники лагеря каждый раз отказывали ему, не называя причин. Условия в беженском центре были ужасными, вспоминает Сеиф. «В одной комнате размещались от трех до шести человек, — рассказывает он.

Телефоны у беженцев изымают и дают на 15 минут, рассказывает Сеиф. Каждый месяц комнаты закрывают под предлогом карантина: «Нам однажды закрыли комнаты на 15 дней. Мы не выходили на улицу и не гуляли, пока не заболели чесоткой», — вспоминает он. Универсальная медицинская помощь в любой ситуации, по словам Сеифа, — сильнодействующее снотворное или таблетка от головной боли. Кормили беженцев картофельным пюре с тофу три раза в день.

Отправить форму на запрос убежища Сеифу удалось только через адвоката, после этого его наконец выпустили из центра в Даугавпилсе. 18 января 2022 года мужчине пришел отказ в предоставлении убежища — тогда он отправился в Польшу, а затем в Германию. Там Сеиф смог попасть в шелтер при церкви в Мюнстере, которая сумела обеспечить ему особый защитный статус. «Сейчас я нахожусь под защитой церкви до тех пор, пока через три месяца не истечет Дублинское соглашение, согласно которому меня положено депортировать в Латвию», — рассказывает беженец.

У Сеифа есть мечта: открыть в Германии свой бизнес — ночной клуб и ресторан иракской и арабской кухни. Для этого он усиленно изучает немецкий язык и ищет работу.

Кроме того, Сеиф планирует подавать в суд на латвийских пограничников. «Я хотел попросить убежища, но мне его не дали в течение года и приказали депортировать меня в мою страну, — объясняет он. — Меня целый год продержали в Даугавпилсе без всякой причины. Это был ужасный период: жестокое обращение, расизм, избиения и одиночное заключение в тюрьме».