Скоро исполнится два года с момента, когда писательница Людмила Улицкая переехала в Германию, в Берлин: почти сразу после начала войны за ней и ее супругом, скульптором Андреем Красулиным, приехал в Москву старший сын Людмилы Евгеньевны и «категорически подхватил и вывез». В Берлине Улицкая пишет, но не романы: после «Лестницы Якова» она зареклась и думать о большой прозе. Она ведет дневники, которые могут стать «зародышами будущих книг», и иногда общается с прессой. В канун нового, 2024 года «Новая-Европа» записала несколько ее мыслей.
Чувство дома
Германия всегда была ко мне благосклонна. Печатали мои книги, как только они выходили в России. Премии давали.
А Берлин — самый обжитой для меня город из всех европейских городов. С моей точки зрения, одно из главных его достоинств — он совершенно не навязчив, не требует к себе внимания, но благодарно отзывается на то внимание, которое ты ему оказываешь. В Берлине прекрасные музеи, и это его очень украшает.
Впрочем, жить я могу почти везде, там, где есть место моему компьютеру. Я неприхотливый человек. Мне приходилось существовать в разных местах. Конечно, я предпочла бы жить в Москве, но пока туда не спешу.
Чувство дома для меня складывается из многих компонентов: подруга Диана на девятом этаже, подруга Ирина в соседнем доме, круг друзей. Моя библиотека — не бог весть какая богатая, но я собирала ее со школьных лет. Мои чашки и тарелки… Тимирязевский парк, куда мы изредка ходили гулять с другом Аликом Дорманом.
У меня нет ответа на вопрос, вернусь ли я когда-нибудь в Россию. Хотелось бы вернуться. Россия — мой дом. И привлекательность дома очевидна и для мышек-норушек, и для людей.
Точно так же мне трудно ответить на вопрос, переехала бы я, если бы была одна, без мужа. Я рада, что пока этот вопрос передо мной не стоит.
Людмила Евгеньевна рассказывает: один ее приятель, женившись пятый раз, пришел к ней с бутылкой вина. Сел и говорит: «Вот ты умная женщина, объясни мне. Я пятый раз женюсь, и всё абсолютно одно и то же».
У Улицкой было совсем не одно и то же. Ее первый муж умер, когда им обоим было по 36 лет, со вторым она развелась, а с третьим около 40 лет вместе — «я уже давно забыла, что была когда-то за кем-то другим замужем». У супругов хороший брак, но, по мнению Людмилы Евгеньевны, любой брак — это работа, и если каждый день не работать на это предприятие, то постепенно оно разваливается. «Надо всё время подогревать этот костер, подбрасывать в него дровишки, не обижать друг друга».
При этом и она, и муж могли бы легко жить вне брака. Возможно, такая самодостаточность и является основой хороших отношений. «Когда ты умеешь жить сам с собой, тогда сможешь жить и с другими тоже».
Людмила Улицкая. Фото: Claudia Thaler / picture alliance / Getty Images
«Отчитываться перед самой собой»
Я, как всегда, пишу мои дневники. Иногда там и зародыши будущих книг, иногда просто размышления сегодняшнего дня или отчеты о прочитанных книгах. Это давняя привычка — отчитываться перед самой собой, что успела за день и чего не успела. Еще пытаюсь пьесу написать. Может, получится, а может, и нет.
Когда это выйдет, пока не знаю. Пишу по-русски. Обычно первое издание бывает на русском. Что касается аудитории в России, тем более того, как она меняется, ответить мне трудно. Тиражи большие. Обратной связи с читателями почти нет.
Писать не в Москве мне не сложней и не проще — как всегда. Не имеет значения место, в котором я нахожусь.
Остались ли в России большие писатели? Не знаю. Мало читаю современной литературы, так что боюсь, что я пропустила какое-то важное новое имя.
Что до вопроса об искусственном интеллекте и о том, сможет ли он когда-то составить конкуренцию писателю в ремесле, он меня мало занимает. Искусственный интеллект — одна из игрушек человеческого интеллекта. Ничего из того, что не вложил в него создатель, искусственный интеллект создать не может. Кстати, как и в случае с самим человеком.
За той чертой
Конечно, я отдаю себе отчет в том, что 80 лет — это возраст, и все мы смертны. Но совершенно не думаю о том, где хотела бы упокоиться. Мои предки похоронены в Москве на Немецком кладбище, меня, скорее всего, похоронят в Берлине на русском кладбище, если такое имеется. Честно говоря, меня это не особенно занимает.
Людмила Евгеньевна многажды говорила, что совершенно не мечтает о долголетии, — и, к счастью, 21 февраля должна будет отметить 81-й день рождения. «Я знаю лишь нескольких человек, которые до преклонных лет сохранили ясность разума, более-менее сносные физические свойства. Я предпочла бы иметь четыре лишние морщины и не потерять четыре извилины, которые совершенно явно зарастают».
Вопрос, что за той чертой, занимал меня чуть ли не с детства. У меня перед глазами был мой прадед с Торой в руках, и эта книга меня очень рано заинтересовала. Она мало говорит о том, что за чертой, но гораздо больше о том, как надо себя вести, прежде чем за этой чертой оказаться.
Улицкая очень ровно относится к смерти, и, по ее словам, это следствие жизненного опыта. На ее глазах умерло много людей, начиная с прадеда, которого она очень любила: маленькой Люсе тогда было семь лет. «Это была замечательная, образцовая смерть человека, который долго прожил, вырастил и воспитал детей, — очень благостная картина. Хотя у Василия Васильевича Розанова сказано устами одной из героинь: «Бедняжка, умер-то как, не отболевши, не отстрадавши»».
Христианская логика о том, что страдание делает человека лучше, для нее спорна. «Мы знаем много людей, которые долго страдали, но совершенно не сделались лучше, а лишь более жестокими. Я думаю, вопрос смерти и отношения к ней каждый человек решает сам, в одиночку, но всё-таки разглядывая картинки, которые показывает ему судьба. Мне показывала хорошие».
Когда началась война в Израиле, сказала себе: не удалось тебе, старуха, умереть в мирное время… Я не боюсь Третьей мировой, и ничего не боюсь. Есть вещи, которых себе не желала бы на старости лет. А прошу — терпения и смирения.
Людмила Улицкая. Фото: Влад Докшин / специально для «Новой-Европа»
Поддержать независимую журналистику
«Война в Израиле меня очень близко касается»
Еврейство — часть меня. Я по природе не коллективист, не люблю ощущать себя членом какого-то коллектива или сообщества. Что же касается моего еврейства, оно мне очень нравится. К сожалению, я не знаю иврита и уже не буду его знать, так что мои знания — как бы точнее выразиться? — несколько оторванные от еврейской жизни.
Мне Израиль нравится, я его хорошо знаю, объездила в свое время от края до края. Любимые друзья живут в Израиле.
Сейчас там живут младший сын и внучка. Она в будущем году пойдет в армию. Так что и война в Израиле меня очень близко касается.
Мои сыновья и внуки уехали из России уже давно. Их разнесло по разным странам и городам. Один сын окончил Колумбийский университет, занимается бизнесом, второй — музыкой. Оба не в России. В России сегодня, кроме друзей, никого не осталось.
Внимательный читатель и почитатель таланта Людмилы Евгеньевны знает, что ее связь с Землей обетованной совершенно интимная и экзистенциальная. «Деревня Эйн Карем — в долине. Наверху стоит огромный госпиталь Хадасса. Я там лечусь. Моя левая грудь похоронена в специальном могильнике на кладбище Гиват Шауль в Иерусалиме, вместе с ампутированными частями тел других пациентов больницы Хадасса. Вся остальная часть меня еще жива, отлично себя чувствует и рассчитывает еще некоторое время погулять по миру, порадоваться и подумать, как волшебно интересно устроена жизнь», — написала Улицкая в «Священном мусоре» в 2012 году.
Комментируя спустя пару лет этот поворот судьбы, Людмила Евгеньевна заметила: «Иудаизм — древняя религия, и у них мистическое отношение к телу сильнее, чем в христианстве, хотя в христианстве оно тоже есть. И поэтому любую отрезанную часть тела евреи захоранивают в специальный могильник. В этом есть уважение к человеческому телу и, если хотите, к человеческому духу, потому что тело есть его обитель».
Клаус Пушаддель (слева направо, ХДС), президент города Любек, и Ян Линденау, мэр Любека (СДПГ), вручают премию Гюнтера Грасса Людмиле Улицкой (справа) в Шарбаусаале Городская библиотека Любека, 16 июня 2023 года. Фото: Georg Wendt / picture alliance / Getty Images
«В России народ запуганный и молчаливый»
В октябре этого года в Берлине прошла презентация книги «Слово Ново. Выход», и трое новых (или сравнительно новых) русских берлинцев — Людмила Улицкая, Владимир Сорокин и Виктор Ерофеев — подписали экземпляр, который затем был подарен галеристу Марату Гельману, также живущему теперь на две страны, Черногорию и Германию. Гельман выставил книгу на аукционе в поддержку легиона «Свобода России», что позволило злопыхателям обвинить писателей в финансировании ВСУ.
Скандал с книгой «Слово Ново. Выход» не стал для меня событием из ряда вон.
Ни слова о ВСУ я не писала. И про «простой народ», который якобы сейчас обвиняет меня, мало что могу сказать. В России народ запуганный и молчаливый. Это опыт взаимодействия с очень жесткой и бесчеловечной властью. Слово в России всегда дорого стоило — со времен Чаадаева. Да и раньше…
Главная беда россиян — не диктаторы, а спецслужбы, которые этих диктаторов поставляют. Но спецслужбы не с неба упали. И народ с ними мирится.
Градус репрессий поражает. Я неоднократно подписывала петиции в защиту Жени Беркович и Светланы Петрийчук. И сейчас хотела бы еще передать девушкам слова сочувствия и пожелание поскорее выпутаться из этой истории.
Считаю ли я, что самая темная ночь — перед рассветом? Не торопитесь! Темная ночь только приближается, и есть основания думать, что она будет здорово темной. Пока дела не так плохи — экономика справляется, законодатели работают, систему ФСИН реформируют под светлое будущее. У России большие ресурсы.
«Прекрасный человек, прекрасный Новый год»
Всё, что сейчас происходит, происходит в удивительных «декорациях».
В Германии трудно не чувствовать приближение Рождества. Это один из важнейших торговых сезонов. Пока только начинается, а скоро некуда будет деваться от рождественских предложений. В чудеса я не верю, тем не менее они время от времени случаются со мной и моими близкими.
Если говорить о самом запомнившемся Новом году… В течение многих лет мы справляли Новый год в семье нашего уже покойного друга Вити Дзядко. И особенно хорошо я помню тот последний год, когда он собрал всех друзей, приготовил новогоднее угощение, но сам в то время уже совсем не мог есть. Так и сидел за столом, всем подкладывал еду, но уже ни глотка проглотить не мог. Это и был самый запомнившийся Новый год. Прекрасный человек, прекрасный Новый год. Никогда не забуду.
Записала Ольга Григорьева
Делайте «Новую» вместе с нами!
В России введена военная цензура. Независимая журналистика под запретом. В этих условиях делать расследования из России и о России становится не просто сложнее, но и опаснее. Но мы продолжаем работу, потому что знаем, что наши читатели остаются свободными людьми. «Новая газета Европа» отчитывается только перед вами и зависит только от вас. Помогите нам оставаться антидотом от диктатуры — поддержите нас деньгами.
Нажимая кнопку «Поддержать», вы соглашаетесь с правилами обработки персональных данных.
Если вы захотите отписаться от регулярного пожертвования, напишите нам на почту: [email protected]
Если вы находитесь в России или имеете российское гражданство и собираетесь посещать страну, законы запрещают вам делать пожертвования «Новой-Европа».
