Джону Цангарису 75 лет, на его участке земли остался только фундамент гаража. Дом, который Цангарис отстраивал в Киотари 30 лет, сгорел.

— Земля принадлежала моим дедам, а потом мы отдали ее деревне. Здесь у всех есть земля от дедов, потому что это маленькая деревня и люди связаны между собой.

Я отведу вас ко входу в дом. Здесь была главная дверь, это гостиная, ванная комната там, а это гараж, две спальни наверху, две спальни внизу. Электричество поступало от панелей [солнечных батарей], и всё. Дом принадлежал мне около 30 лет.

Огонь начался оттуда [показывает вдаль, за левую сторону дома]. Я не понимаю, как огонь пришел к моему дому, потому что здесь не было деревьев. Здесь была только трава. А у меня тут [перед домом] росло около десяти оливковых деревьев молодых. И они пропали, и фиговые деревья тоже пропали. У меня есть кошка, у нее шесть маленьких котят. Я думаю, что четверо из них сгорели. И они [пожарные] спасли только одного и мать. <…> Кошке было очень жарко, я дал ей воды, и она пила, пила, пила. Я пытался найти ее [когда начался пожар], но не смог. Она была под домом, и нам пришлось уйти. Два дня после пожара я ее не видел.

Я не был уверен, [что горит мой дом]. Когда я подъехал, увидел, что дело плохо. Я был расстроен.И я не мог понять, почему они не могут остановить пожар. Этот дом я построил сам. Ни электрика, ни сантехника, ни строителя, я всё делал сам. Жилая площадь была 140 или 160 квадратных метров. Вот такой он был.

— Как думаете, сколько бы стоило построить дом заново?

— Около 250 тысяч евро, потому что строил его я. Но если будет строить компания, не знаю, может быть, дороже. Я сам его перестрою, так что это не стоит мне таких денег, как другим. Просто куплю материал и сделаю все. Думаю, месяца три [уйдет на восстановление жилья]. Сначала я всё уберу. Потом за три месяца я смогу поставить дом. Не двухэтажный. Пока одноэтажный. Я не собираюсь строить двухэтажный дом.

Сейчас Цангарис живет в гостинице, которой владеет его двоюродный брат. По его словам, он может поехать и к другим родственникам, которые также обещали помочь ему восстановить жилье.

— Я по жизни боец. Как все греки. Могло быть и хуже. Если бы я спал внутри, а тут пожар, я бы сгорел, понимаете? Так что в пожарах я не могу никого винить. <…>

Это жизнь. Она просто случилась. Мы ничего не можем вернуть. Я чувствую себя плохо, потому что у меня ушло 30 лет на то, чтобы построить этот дом. И я это сделал, без большой техники, только с ручными инструментами: и окна, и двери, и всё остальное.

Местные жители считают, что пожар могли случайно устроить люди. При этом, по словам Джона, огонь распространялся очень быстро из-за ветра.

— Если б вы видели огонь, то заметили бы, что он совсем другой. <…> Огонь есть огонь. Он распространяется так быстро. Многие, кто живет здесь, говорят о поджигателях. Но я не верю, что пожар устроило правительство. Я не занимаюсь здесь политикой. Здесь слишком много партий. Все борются за то, кто будет лидером, и обвиняют друг друга. Я не собираюсь никого обвинять. Дом сгорел. Всё, с этим покончено.