Напомним: когда бывший повар и бывший хозяин ЧВК «Вагнер» Евгений Пригожин вел свое войско на столицу, самолеты президента, премьер-министра и других официальных лиц врассыпную улетали из Москвы. Силовики мужественно прикрывали их тылы, но — не отдаляясь от Московского региона. Чтобы ненароком не наткнуться на пригожинских. Появлялись сообщения, что какие-то части Вооруженных сил РФ переброшены из зоны спецопераций, но в какую географическую точку их бросили и куда дели потом — неизвестно. Тем временем вагнеровцы взяли Ростов-на-Дону, без боя заняли штаб Южного военного округа и через Липецк приближались к Москве. К ним наперерез спешил чеченский полк «Ахмат», но что-то помешало ему доспешить до цели. Происходило всё это под дружное ерничанье одних россиян и при единодушном неучастии других. В двухстах километрах от Москвы всё вдруг закончилось. В подавлении мятежа не успела толком поучаствовать ни одна силовая структура — если не считать военных летчиков, которые погибли в сбитых вагнеровцами вертолетах и самолете.

Путин поблагодарил «всех российских военных» за подавление бунта, за проявленные при этом «решимость и мужество», за то, что «действовали четко и слаженно» и в результате «остановили гражданскую войну». Поблагодарил сотрудников правоохранительных органов, которые «встали на пути у смуты». Поблагодарил народ за консолидацию и поддержку: «Я не сомневался в том, какая будет реакция». Вагнеровцев тоже поблагодарил. За то, что прекратили бунтовать, сбив всего-то шесть вертолетов и только один самолет, убив более десяти летчиков.

По официальной версии, с Пригожиным в итоге договорился глава Беларуси Александр Лукашенко. Пригожину и его людям разрешено «уйти в Беларусь», уголовное дело о вооруженном мятеже прекращено. По неофициальной — успешные переговоры где-то под ковром провел бывший адъютант Путина, а ныне губернатор Тульской области генерал-полковник Алексей Дюмин. Кажется, это единственный силовик, который мог бы приписать себе заслугу в подавлении мятежа, но сам он это опровергает.

Золотов

Главным итогом всего этого можно считать небывалое усиление Росгвардии. Не армии, которая утратила «ушедших в Беларусь» вагнеровцев и противостоит натиску ВСУ, а именно Росгвардии.

«Работу силовых структур во время военного мятежа можно оценить как великолепную!» — похвалил себя командующий росгвардейцами Виктор Золотов. Именно его структуре теперь предстоит стать параллельной армией. Второй в России или первой — посмотрим, но раньше эту роль отводили пригожинской ЧВК.

— По сути, это уже и происходит, — замечает политтехнолог Аббас Галлямов. —

Через два дня после того, как все немного отошли от мятежа, Виктор Золотов попросил у президента Путина танки. В соответствии с федеральным законом «О войсках национальной гвардии РФ», ее первоочередные задачи — «участие в охране общественного порядка, обеспечении общественной безопасности», борьба с экстремизмом, охрана «высших должностных лиц субъектов Российской Федерации» и других важных объектов. Как тут без танков-то? Никак.

Во время марша ЧВК «Вагнер» на Москву Росгвардия (как выяснилось) вовсю оказывала сопротивление мятежникам. Просто она, объяснил Золотов агентству ТАСС, делала это в Москве, а вагнеровцы до грозной преграды чуток не дошли. Если бы дошли, то им бы ответили, что «любая провокация, любой митинг, если они несут угрозы стране» были бы, грозно объявил Золотов, «отражены и подавлены».

Появились сообщения, что ведомству Золотова передадут технику, прежде принадлежавшую ЧВК «Вагнер». Трофейную то есть: победителям от побежденных. Было только непонятно: технику заберут с фронта и подгонят к Москве, где привык защищать своего президента Золотов, или, наоборот, гвардейцев подгонят в зону боевых действий. Наверняка Золотова этот вопрос тоже волновал. Вечером во вторник, 27 июня, депутат Госдумы Александр Хинштейн объявил, что танки Росгвардия получит не вагнеровские: ей выделят из бюджета денег на закупку техники «в рамках гособоронзаказа». Золотов купит танки так же, как привык закупать в прошлом капусту.

Эксперт по российской внешней и оборонной политике, политолог Павел Лузин считает, что это неважно, где именно возьмет тяжелую технику Росгвардия — «с баз хранения получит или от армии перераспределят».

— Тут важен не каждый танк сам по себе, есть он или его нет, тут важен документ, по которому танк должен быть, — замечает Лузин. — Документ, по которому на это выделяется ресурс. Если вдруг насчет кого-то из армейских генералов появятся сомнения, то всегда можно отдать ему приказ о немедленной передаче танков Росгвардии в рамках ранее принятых решений.

Таким образом, именно Росгвардия оказалась силовой структурой, которая больше всех выиграла от прерванного мятежа. С этим согласен политолог Николай Петров: по его словам, события 23–24 июня показали президенту Путину, против какого врага надлежит вооружаться.

— Сам мятеж показывает, что наибольшие риски сегодня у системы связаны не с внешними врагами и не с «пятой колонной», а с внутренними расколами, — говорит Петров. — И если есть опасность повторения того, что когда-то опять будет использована военная сила, то такой опасности должны соответствовать и возможности тех, кто будет ликвидировать угрозу. Но давайте подождем, когда начнутся какие-то реальные действия, реальные шаги, а не публичные заявления.

Пригожинский марш показал, что внутренним врагом может оказаться тот, кто еще вчера клялся тебе в верности и обещал быть самым преданным «пехотинцем». Ну или маршировал под руку с другим преданным «пехотинцем».

— Путин увидел, как может выглядеть попытка военного переворота, — отмечает Аббас Галлямов.

Как показала практика, военные за сутки-двое могут дойти до Москвы. Чтобы противостоять им, Росгвардия, на которую Путин, видимо, рассчитывает больше, чем на другие силовые структуры, должна иметь соответствующее вооружение. Проще говоря, Путин готовится к военному перевороту.

Павел Лузин тоже считает, что Росгвардию вооружают не просто так. И не из страха перед «пятой колонной», которую давно обратили в бегство.

— Судя по заявлениям, усиление Росгвардии будет происходить в противовес вооруженным силам, — говорит Лузин. — Росгвардия нужна как предохранитель от вооруженных сил.

Вагнеровцы считались, как мы много раз слышали, наиболее боеспособными подразделениями на фронте. Но не потому, что зэки обучены военному делу лучше, чем контрактники в Минобороны. Просто Пригожин не ждал приказов сверху на каждый шаг и не был связаны никакими правилами, кроме собственных. Расстрелять пленного, убить кувалдой своего, поставить заградотряды, украсть у армейских технику — да пожалуйста, он этим еще и гордился.

— Вагнеровцы были более мотивированными и идеологически заряженными, — уточняет Павел Лузин. — Ну и, кроме того, они не были скованы организационными и бюрократическими ограничениями, которые есть у регулярной армии.

У боеспособности, построенной на таком принципе, есть обратная сторона. Она и привела к тому, что Пригожин, по выражению Николая Петрова, взбрыкнул. Путин, мыслящий в своей парадигме, должен был сделать вывод: если во главе армии встанет такой же умник, то при следующем перевороте улететь из Москвы можно и не успеть. А если умника не поставить, то «вторая армия мира» превращается во «вторую в России». И что тут делать? И Путин решает готовиться.

— Передача тяжелой техники Росгвардии говорит о том, что Путин понимает: если он не предоставит военным в Украине свободу действий, если и дальше будет жестко встраивать их в вертикаль принятия решений, он никогда не получит боеспособной армии, — объясняет Петров. — Но если, наоборот, он выберет примат эффективности над контролем, то должен позаботиться о последствиях. Чтобы в следующий раз, когда военные взбрыкнут и пойдут на Ростов или на Москву, было что им противопоставить. В этом смысле логично выглядит Росгвардия, экипированная и вооруженная в соответствии с масштабом угроз.

На самом деле, Путин вооружает не столько Росгвардию, сколько Золотова лично. Николай Петров обращает внимание на факторы личной симпатии и личной преданности, которыми привык руководствоваться российский президент. Это для него важнее, чем эффективность.

— В персоналистской системе, когда лидер к тому же почти полностью изолирован, когда он реально общается с очень ограниченным кругом людей, его доверием пользуются те люди, которые умеют ему понравиться при общении, — говорит Петров. — Других у него просто нет. И он будет всё время метаться среди 10–15 человек, которых знает лично.

Аббас Галлямов тоже считает, что выбор у Путина невелик и усиление Золотов заслужил не блестящим участием в подавлении мятежа.

— У Путина никого нет лучше, — объясняет политтехнолог. — Когда он смотрит на то, что у него есть, то понимает, что на Золотова только и может рассчитывать. Тот за всё время создал проблему для Путина только один раз, когда по глупости пытался вызвать Навального на дуэль, но после этого таких глупостей уже не делал. Соответственно, его Путин и решает вооружить.

Шойгу

Во время своего марша на Москву Пригожин, как мы знаем, требовал отставок министра обороны Сергея Шойгу и начальника Генштаба Валерия Герасимова. И вроде бы ему это даже обещали в обмен на прекращение мятежа. В телеграм-каналах начали мелькать фамилии генералов, якобы дружественных Пригожину и поэтому претендующих на будущие вакансии. Например, генерал-лейтенант Владимир Алексеев и генерал армии Сергей Суровикин. Оба в начале мятежа посредством видеороликов взывали к Пригожину, прося остановиться.

— А мы разве знаем генералов, друживших с Пригожиным? — удивляется Павел Лузин. — Я таких не знаю, а гадать тут бессмысленно. Перепутать дружественность с аппаратным этикетом и действиями в рамках межведомственного взаимодействия очень легко. При этом у нас всё еще много вопросов к тому, где были и что делали многие видимые и невидимые участники событий. Посмотрим по ситуации.

Об их неучастии в политических интригах на фоне расползающегося авторитарного режима.

На выборе между лояльностью и эффективностью, замечает Николай Петров, Путин, казалось бы, уже обжегся. В свое время он поставил во главе Минобороны Шойгу — человека гражданского, ничего в военном деле не смыслящего, зато с головы до пят лояльного. Начальником Генштаба к нему поставил Герасимова, который на каждом шагу ждет команды сверху. В боевых условиях вдруг выяснилось, что полностью подконтрольные войска и войска эффективные — это вещи взаимоисключающие.

Именно из-за личностных особенностей верховного главнокомандующего, говорит Аббас Галлямов, вряд ли военачальникам может угрожать скорая отставка.

— Здесь есть два противоположных вектора, которые тащат Путина в разных направлениях, — объясняет политтехнолог. — С точки зрения внутренней политики, менять Шойгу и Герасимова сейчас ни в коем случае нельзя: это будет воспринято так, будто Путин прогнулся перед Пригожиным. После этого встанет вопрос, кто в стране главный. Получается, что министров снимает и назначает уже не Путин, а Пригожин? Это недопустимо. То есть с этой точки зрения их трогать нельзя. А вот с точки зрения военной нельзя не трогать, надо срочно менять: идет война, и люди, которые отправляют солдат и офицеров на смерть, должны пользоваться максимальным авторитетом. Но какой может быть авторитет у Шойгу и Герасимова теперь? Пригожин гонялся за ними, называл бабами, а они прятались, и никто не знал, где они. В таких кризисных ситуациях Путин еще не был.

На самом деле, осенью прошлого года Путин был в похожей ситуации, хотя, конечно, не настолько острой. Тогда Пригожин потребовал «дать Суровикина» — и ему «дали Суровикина»: генерала армии, за которого хлопотал хозяин ЧВК, назначили командовать объединенной российской группировкой в Украине. Суровикин многозначительно хмурил брови в телевизоре, и выяснилось, что он блестяще воюет с безоружными людьми. Бомбардировками гражданских объектов он прославился еще в Сирии, и в Украине его главным достижением стали обстрелы жилых домов, детских площадок и торговых центров. Еще энергетической инфраструктуры, чтобы гражданские заодно мерзли. Суровикин сдал Херсон, и через три месяца после назначения, к неудовольствию Пригожина, Путин вернул командовать боевыми действиями Герасимова.

Николай Петров считает, что кадровые перестановки в Минобороны произойдут, но не сразу, а через какое-то время. По его словам, если и отодвинут в сторону Шойгу, то примерно через полгода. И незаметно. Как министр обороны он для Путина, одержимого паранойей, хорош тем, что в армии его не любят, а значит, вокруг него и не сплотятся. То же самое можно сказать о Герасимове, только ему отставка может грозить скорее.

— Если и были у Герасимова какие-то достижения с того времени, как его назначили главным по Украине, то заключаются они разве что в пригожинском Бахмуте, — говорит Петров. — И, в общем-то, больше ничего. То есть если Путин проявит нетерпение, он может вспомнить, что Герасимов не справился ни с одной задачей.

Суровикина стали снова прочить на место начальника Генштаба, а то и вовсе в министры обороны. Вечером 23 июня он выступил с видеообращением, в котором призвал Пригожина одуматься. Правда, мы не знаем, где и в каких условиях он это записывал. С тех пор Суровикина на публике не видели ни живьем, ни в записи. Газета The New York Times сообщила, что он знал о подготовке мятежа и даже ему способствовал. Злые языки говорят, что Суровикин уже в «Лефортове». Бывший главный редактор «Эха Москвы» Алексей Венедиктов написал у себя в телеграм-канале, что генерал «три дня не выходит на связь с семьей». Это мало похоже на подготовку к повышению. Впрочем, в России и не такое бывает.

Другим кандидатом в министры обороны называют тульского губернатора, бывшего адъютанта Путина генерал-полковника Алексея Дюмина, которому приписывают и успех в переговорах с Пригожиным.

— В целом Дюмин укладывается в ту концепцию, когда военную корпорацию возглавляет посторонний человек, что делает его лояльным Путину, а армию — неспособной к консолидации, — говорит Николай Петров. — Но это, по сути, та же модель, что с Шойгу. Сам по себе факт назначения Дюмина означал бы, что Кремль продолжает воспроизводить старую и неэффективную во время войны концепцию: он скорее боится военных корпораций, чем рассчитывает на их эффективную работу. Думаю, что этот вариант был бы даже хуже, чем Шойгу. В отличие от Шойгу, у Дюмина нет команды. Его опыт работы в Минобороны — два месяца на посту замминистра, это разве что для послужного списка.

Теоретически Путин мог бы произвести какие-то более сложные рокировки, передвинув нескольких силовиков с места на место, как в игре «Пятнадцать».

— Но это была бы в чистом виде басня Крылова «Квартет», — возражает Николай Петров. — Мы ее и так, конечно, наблюдаем, но не в таких масштабах. Кроме того, у Путина просто нет военачальников, которых он мог бы поставить на пост министра обороны.

Аббас Галлямов согласен, что Дюмина явно «раскручивают», причем давно и с прицелом повыше, чем на пост в Минобороны. В этом политтехнолог видит участие разных членов «путинского политбюро», начиная от замглавы администрации Сергея Кириенко и заканчивая братьями Ковальчуками — не в меру влиятельными, напомним, друзьями Путина со времен кооператива «Озеро».

— У Дюмина в целом хорошие шансы стать преемником Путина, — уверен Галлямов. — Он максимально компромиссный кандидат в элитах, к тому же пользующийся личным доверием Путина.

Но именно поэтому, продолжает политтехнолог, назначение Дюмина министром обороны было бы ошибкой.

— Сейчас он стоит в стороне от войны и совершенно не дискредитирован, — объясняет Галлямов. — Если он возглавит Министерство обороны, поражение в войне всё равно будет, неизбежно, но вся ответственность за позорный мир ляжет на него. Шойгу сможет сказать: ну вот, пока я был министром, мы более-менее воевали, хоть и отступали, а пришел этот, и всё посыпалось. То есть репутация Дюмина будет испорчена из-за чужих грехов. Есть и второе обстоятельство: став министром обороны, он будет запятнан кровью. Значит, станет неприемлем как переговорщик и для Владимира Зеленского, и для Запада. А перед преемником будет стоять задача глобальная, этот проект и нужен для того, чтобы перевести конфликт с военных рельсов на дипломатические. Потому что на военных Россия проигрывает. Здесь нужен человек незапятнанный.

Шансы Дюмина стать преемником Путина, а не Шойгу, по словам Аббаса Галлямова, резко выросли именно во время пригожинского мятежа. Раньше речь шла о двух предполагаемых кандидатах: кроме Дюмина, называли еще Дмитрия Патрушева, сына секретаря Совбеза, экс-главы ФСБ и особо доверенного для Путина человека Николая Патрушева.

— Но шансы Патрушева-сына теперь резко упали, — продолжает Галлямов, — в силу того, что его отец полностью дискредитировал себя в ситуации с Пригожиным. Это была его зона ответственности: не допустить подобного конфликта.

И другие

Структурой, по которой тоже непременно будут сделаны оргвыводы, Николай Петров считает ФСБ. Если американская разведка, как пишет NYT, знала о подготовке мятежа, если о ней знали украинцы и даже российские генералы, то трудно представить, что чекисты и вообще все, кого курирует Патрушев, просто прохлопали заговор. Единственное, что они сделали, это возбудили уголовное дело о вооруженном мятеже, а потом так же послушно это дело прекратили. Но если грядущие чистки в Минобороны обсуждают повсеместно, то вокруг ФСБ всё тихо.

— Я думаю, что ФСБ сознательно выведена из публичного обсуждения как служба, которая не предохранила страну от такой ситуации, — говорит Николай Петров. — Конечно, по ней выводы тоже будут сделаны, пусть мы и не узнаем об этом в ближайшее время. Потому что Путин зациклен на своей безопасности. А степень его испуга в этой ситуации видна хотя бы по тому, как он, презрев санитарные нормы, вышел на люди и встречался с силовиками, сидя с ними за одним столом, а не в десяти метрах, как обычно. То есть его очень сильно встряхнуло. И ему надо перестроить систему так, чтобы минимизировать риски, с которыми он столкнулся. При этом у него нет возможности начинать какие-то масштабные чистки, иначе обвинять придется людей, от которых он, в общем-то, продолжает полностью зависеть.

Еще одна боевая группа, которая блестяще проявила себя при подавлении мятежа, — это полк «Ахмат». Бойцы Рамзана Кадырова во весь опор мчались сразиться с вагнеровцами, но не доехали. Судя по фото и видео, застряли в пробке.

— Реноме кадыровцев, которое и без того было подпорчено бесконечными тик-ток-войнами, пострадало от этого еще больше, — констатирует Аббас Галлямов. — Неслучайно над ними сейчас смеются, называя Кадырова недоехавшим. Но при этом Кадыров сделал главное: сохранил своих людей. Для него это принципиально важно, потому что не будет кадыровцев — с самим Кадыровым никто не станет считаться ни в Чечне, ни в Москве. А риск положить их в угоду Путину в боях с «Вагнером» был. Кадыров этого избежал. Ну а то, что смеются, бог с ним, придется потерпеть.

Пока мятеж бушевал, казалось, что из этой реальности как-то выпал замглавы Совета безопасности РФ и второй президент Дмитрий Медведев. От него ждали ярких выступлений в соцсетях, а он именно в этот момент замолк.

— Нет-нет, что-то он в твиттере писал, — возражает Аббас Галлямов. — Но Медведев не оказывает сейчас никакого влияния на происходящие в стране события, он просто превратился в еще одного пропагандиста.

И, наконец, сам президент Путин. В тот день, когда начался мятеж, он пропал с радаров — в самом прямом смысле слова: некоторое время любители отслеживали по сайту Flightradar24 президентский борт, удалявшийся от Москвы куда-то в сторону резиденции в Валдае (там, говорят, есть отдельный бункер), но потом исчез и самолет. Как будто на нем отключили транспондер. В полночь на сайте kremlin.ru вдруг появилась видеозапись с Путиным. Он нашел время и место, чтобы поздравить россиян с Днем молодежи. В субботу утром он все-таки выступил на тему мятежа, назвав его ударом в спину. И дальше выдавал в день по обращению к нации, причем каждое его пресс-секретарь анонсировал как еще более судьбоносное.

— Выступления Путина носили настолько гротескный характер, что лишь ухудшали его положение, — говорит Аббас Галлямов.

Вместо того чтобы перевернуть страницу и идти дальше, он возвращался и возвращался в одну точку, меняя только антураж: то он в кабинете, то на крыльце Кремлевского дворца на Ивановской площади, то в телеобращении. Эта его активность носила компенсаторный характер, он всё пытался выглядеть более убедительно.

На практике это может вылиться в общее снижение поддержки Путина. Хотя в цифрах и в результатах опросов это вряд ли выразится.

— В первую очередь речь идет об элитах, — объясняет Аббас Галлямов. — Конечно, будет разочарование в Путине и в системе в целом, и в народе, но радикального падения рейтинга мы не увидим. Люди уже достаточно хорошо определились в своем отношении к Путину, вряд ли можно повлиять на них так, чтобы они изменили позицию на противоположную. Просто его сторонники станут менее мотивированными, более разочарованными, более усталыми. Начнут отмахиваться от разговоров о политике. То есть в этом лагере произойдет демобилизация. Оппозиция, наоборот, воодушевится: они видели путинский позор, они активно обсуждают, как президент якобы бежал из Москвы. Но главное — элиты увидели, до какой степени нефункциональна система. Они понимают, что случившееся — результат некачественного управления. Любая система может столкнуться с потрясением, с сильным внешним врагом, например, и у нее будут проблемы. Но тут ведь не какие-то внешние враги напали, не Ходорковский организовал бунт, не Навальный, не Америка. Это сделал Пригожин — плоть от плоти системы.

Во всех выступлениях, повторим, Путин не уставал благодарить и хвалить силовиков. Можно только догадываться, с каким удивлением они сами это слушали.

— Это люди, которые уважают только силу, а он продемонстрировал слабость, — добавляет Аббас Галлямов. — Теперь он пытается к ним подольститься. Это ему не сильно поможет.