— Судя по вашему докладу, в российской Арктике много групп влияния: бизнес, силовые структуры, федеральная и региональная власть. Почему все они так стремятся туда попасть?

— У каждой группы есть свои интересы, совершенно разные. Россия вообще может стать одним из ключевых бенефициаров изменения климата. С глобальным потеплением появляется возможность для новых арктических морских путей, и это может привести к заметному изменению логистики и сокращению протяженности морских маршрутов, например, из Китая в Европу — на 30%. Разумеется, это повлияет на стоимость перевозимого товара.

Потепление еще и открывает для эксплуатации большое количество участков арктического шельфа, которые раньше были заняты льдом.

Кроме того, глобальное потепление открывает возможности для военного освоения арктической зоны. С учетом того, что, например, Финляндия строит стену на границе с Россией, это может обернуться «гонкой вооружений».

При этом каждый из крупных инфраструктурных проектов, будь то морские пути, строительство нефтепроводов или разработка месторождений по добыче газа, — это большие инвестиционные вложения. Многие из этих проектов реализованы при поддержке или на деньги государства.

— России принадлежит больше половины береговой линии Арктики. Это делает ее самым влиятельным игроком в регионе?

— Контроль 53% береговой линии Арктики дает России карт-бланш на принятие решений. При этом любые решения, которые будут приняты без России, невозможно успешно реализовать. Но после завершения войны Арктика может стать и одной из точек для перезапуска диалога. Мы понимаем, что есть военное и политическое противостояние, но Арктика фактически влияет на жизнь целой планеты.

— Война в Украине сильно повлияла на арктическую политику?

— Да, коммуникация и продолжение работы даже по Арктике стали невозможны. По сути, работа Арктического совета как международной организации развалилась.

При этом Россия продолжает делать вид, что самостоятельно проводит публичные мероприятия, посвященные своему председательству. Часть рабочих групп, которые продолжили работать без России, тоже до сих пор действуют под эгидой Арктического совета. Хотя председательство России де-факто парализовало работу, члены Арктического совета возобновили ее по тем направлениям, где не требуется участие России.

— Какие цели преследует Россия в Арктике?

— В недавнем выступлении Путин говорил, что Россия возвращается в Арктику и с экономической точки зрения, и с точки зрения обеспечения обороноспособности страны, и для предотвращения ЧС. Он сделал акцент на Северном морском пути, крупных экономических проектах в сфере энергетики и только потом упомянул, что собирается очищать регион от того, что там было накоплено в результате жизнедеятельности человека за минувшие годы.

Очень показательно, что первым в списке приоритетов стоит экономика, потом обороноспособность, потом предотвращение чрезвычайных ситуаций и только потом экология. Бюджеты на экологические программы, в том числе на комплексное обращение с отходами, сокращаются. Мы исследовали формальное присутствие наиболее значимых политических акторов в Арктике, и оказалось, что среди этих людей практически нет экологов! При этом бюджетные расходы на проекты по экономическому и оборонному направлению увеличиваются.

— Этих акторов вы поделили на группы влияния. Кто из них ключевые фигуры в арктической политике?

— Стейкхолдеров можно поделить на две группы — региональная и федеральная. Достаточно влиятельны главы регионов, которые находятся на Северо-Западе: Мурманская область, НАО, республика Карелия и ЯНАО — единственный регион, который относится к Уральскому федеральному округу. Практически все эти регионы имеют максимальное присутствие в Арктике.

Они же имеют влияние на выработку арктической повестки еще и в силу того, что достаточно долгое время Северо-Запад был ключевым направлением по развитию экономических и политических связей, тяготел к Европе. В один момент сделать азиатский поворот в Арктике невозможно.

В региональной группе есть несколько губернаторов, которые имели или имеют связи с силовыми группами. Например, Юрий Бездудный — глава Ненецкого автономного округа — выходец из КГБ, губернатор Архангельской области Александр Цыбульский — чиновник с военным прошлым.

Также влиятелен и Андрей Чибис, который является главой Мурманской области — столицы экономической зоны, откуда началась реализация Северного морского пути.

— Что насчет федеральной группы?

— Одним из самых влиятельных стейкхолдеров оказался Вячеслав Рукша, один из топ-менеджеров «Росатома». Это неудивительно, потому что он куратор Северного морского пути, это направление отдано на откуп именно Госкорпорации «Росатом». Предприятия «Норникеля» — тоже центр концентрации экономической активности в Арктике. Дальше идут остальные федеральные игроки — например, министр Дальнего Востока Алексей Чекунков, который курирует арктическое направление, затем — ректор Арктического университета, философ Елена Кудряшова.

На уровне президентской администрации, занимая должность полпреда по Дальневосточному федеральному округу, находится Юрий Трутнев. А также один из самых известных арктических исследователей Артур Чилингаров, который сейчас депутат Госдумы и одновременно спецпредставитель президента по международному сотрудничеству в Арктике и Антарктике.

Есть и другие люди, например, ректор Северо-Восточного федерального университета имени М. К. Аммосова Анатолий Николаев, который вместе с Кудряшовой по своей должности входит в большое количество экспертных органов в качестве члена с совещательным голосом и тоже может определять арктическую политику.

Но, разумеется, наш подход к оценке влияния формальный. Если уж говорить про уровень влияния, то вес, например, Николая Патрушева или Дмитрия Медведева тоже надо учитывать, даже если они формально присутствуют только в органах безопасности.

— Вы обнаружили у арктических стейкхолдеров конфликты интересов или другие коррупционные связи?

— Мы воспринимаем это не как конфликты интересов, а скорее как лоббистский потенциал. Присутствие человека в структурах на разных уровнях дает ему возможность участвовать в выработке решений на каждом из них: на уровне органов безопасности, законодательной и исполнительной власти, экспертных органов.

Например, Рукша курирует арктическую политику государственной корпорации «Росатом» и может управлять повесткой [в структурах, в которые он входит] так, чтобы мнение «Росатома» точно учитывалось при выработке решений. При том, что официально это просто представитель госкорпорации.

Другой пример — сын Николая Патрушева, одного из ключевых кураторов силовых ведомств России, который возглавляет Центр «Арктические инициативы». До этого он работал в «Газпромнефти», где курировал развитие проектов на шельфе, в том числе в арктической зоне. Он же — один из учредителей компании «Аврора», которая занимается бурением в Арктике. Это один из примеров взращивания новых арктических бенефициаров с опорой на связи с ключевыми акторами в российской арктической политике.

— Недавно Bloomberg написал о том, что Арктика станет новым местом столкновения России и Запада. Вы согласны с этим прогнозом?

— К этому есть много предпосылок. Происходящая милитаризация арктического региона может привести к широкомасштабному конфликту: у государственных игроков разные стратегических интересы в Арктике, включая географические претензии друг к другу.

— Канада, Дания и Россия хотят расширить свою арктическую территорию за счет хребта Ломоносова, который сейчас является нейтральной зоной. Зачем им эта часть шельфа?

— Зерно этого конфликта в том, что значительная часть арктического шельфа лежит за пределами суверенных юрисдикций и исключительной экономической зоны. И для того, чтобы добывать нефть или газ за пределами своих суверенных вод, странам необходимо заявлять свои претензии на эти территории. Поэтому и появляются такие споры.

— Решение по этому вопросу будет принимать Арктический совет?

— Нет, оно принимается на уровне ООН. Есть процедура того, как страны могут расширять свой континентальный шельф. Это происходит через подачу заявки в профильную комиссию ООН, дальше она проходит научную экспертизу и только после одобрения заявки появляются новые границы. На хребет Ломоносова было подано несколько заявок, которые конкурируют между собой.

— То есть у России может получиться расширить свою территорию в Арктике, даже несмотря на войну в Украине?

— На самом деле в 2022 году Россия уже получила разрешение на расширение континентального шельфа после подачи заявки и всех обсуждений. Это длительный процесс, который иногда продолжается десятилетиями. К тому же комиссия, которая рассматривает заявки, собирается достаточно редко.

— Вы запустили проект Arctida совсем недавно. Почему именно сейчас важно говорить про Арктику?

— Новый контекст ставит перед нами новые вызовы. Команда Arctida собралась именно потому, что нам показалось, что влияние Арктики и перспективы этого региона недооценены и международным сообществом, и на уровне России. Поэтому наш первый же доклад достаточно объемный, с многоуровневым описанием природы взаимоотношений между государствами и проблем, которые существуют в это регионе.

К тому же мы понимаем, что ограничения, связанные с изоляцией России, должны каким-то образом разрешиться.

Всё подталкивает нас к тому, что актуальной станет именно арктическая политика, где есть и гигантские бюджетные деньги, и ограниченность конкуренции. Поэтому наши исследования делает не один эксперт, а целая группа: это и политологи, и экологи, и юристы, которые занимаются этими вопросами. И мы будем дальше наращивать нашу экспертизу.

Первым нашим шагом стало создание карты проведения этого исследования, которая касается формальных политических акторов, присутствующих в арктических структурах. Это может помочь ответить на вопросы о том, кто и зачем занимается арктической политикой в России. Опираясь на этот контекст, мы можем трансформировать и дополнять исследование, но оно будет базой, описывающей текущее положение вещей в Арктике.

— Получается, арктическое направление становится приоритетным для России?

— Это вынужденное решение. Российские финансово-промышленные группы видят в Арктике потенциал для роста только в том случае, когда их ограничивают санкциями. Но эта вынужденная экспансия, видимо, всё же произойдет. К тому же России Арктика нужна и для наращивания военного присутствия: например, доставка ядерного оружия до страны-противника через арктическую зону будет гораздо быстрее и удобнее. Есть и часть, касающаяся так называемого климатического шантажа, который преследует цель посадить западные страны арктической зоны за стол переговоров.

При этом с точки зрения госбюджета все ресурсы сейчас брошены на мобилизацию экономических мощностей для войны, и мы видим сокращение ресурсов, которые выделяются на Арктику. Из госпрограмм исчезают, например, проекты строительства средств подъема затонувших ядерных объектов и природоохранные научные инициативы Минприроды.

— И при этом российские проекты в Арктике не поддаются общественному контролю?

— Экологические проекты и экоактивистов признают иностранными агентами и нежелательными организациями, как, например, фонд «Беллона». Как раз эта организация занималась общественным контролем арктических инициатив и следила за сохранением окружающей среды в Арктике и соблюдением Россией экологических стандартов.

Есть еще одно измерение, которое касается малых коренных народов, живущих в Арктике. Они находятся в наиболее уязвимом положении, потому что крупные инфраструктурные проекты часто реализуются на территории их проживания. Но из-за того, что донести свою точку зрения им сложнее, их голос слабее слышен.

— Россия может в конце концов выйти из Арктического совета?

— Возможный выход России из Арктического совета тоже развяжет России руки, потому что для нее исчезнут стандарты, которые вырабатываются на международном уровне. А ведь восстановление этой экосистемы иногда может длиться сотни лет, потому что она очень хрупкая.

Мне кажется, это было бы не очень рационально. В одиночку Россия не сможет реализовывать межгосударственные арктические проекты. С другой стороны, у неарктических государств тоже появляется интерес к освоению Арктики. В этом смысле потенциальное объединение России, Китая, арабских стран и Индии действительно может стать противовесом Арктическому совету.