— Почему вы решили создать свое медиа для адвокатов?

— «Адвокатская улица» стала своеобразным продолжением моей предыдущей работы шеф-редактором сайта «Адвокатской газеты» (официальное медиа Федеральной палаты адвокатов. — прим. ред.), откуда мне пришлось уйти в январе 2019 года, потому что мы не совпали с учредителем во взглядах на то, как именно можно делать адвокатское медиа. Летом того же года я поняла, что у меня появилась возможность попробовать запустить собственное медиа, и были люди, готовые мне помочь. В итоге мы запустились в конце ноября 2019 года. Честно говоря, я воспринимала «Улицу» как экспериментальный проект, потому что не знала, как отреагируют адвокаты, будут ли они помогать нам деньгами. Наверное, эксперимент удался, раз мы работаем три с половиной года, хотя было много моментов, когда могли закрыться.

— Сколько вы проработали в «Адвокатской газете»?

— Кажется, около восьми лет. Я пришла туда как пишущий журналист, потом к этому добавилась работа фотокорреспондента. Последние два года работала как шеф-редактор сайта «АГ».

— Вы сказали, что у вас с учредителем сайта «АГ» разошлись взгляды на то, каким должно быть медиа для адвокатов. А в чем было различие?

— Я бы не стала здесь сильно распространяться. Могу только сказать, что ФПА (Федеральная палата адвокатов — прим. ред.) хотела иметь контроль над тем, что мы публикуем. Для меня такой подход был уже неприемлем, потому что я достаточно идеалистически смотрела на то, как нужно делать СМИ. Считала, что адвокатское медиа должно быть независимым.

— Было сложно делать независимое медиа без поддержки корпорации?

— Наверное, если бы я заранее знала, с чем придется столкнуться, я бы не запустила «Улицу». Во-первых, постоянно не хватало денег. Из-за этого у нас маленькая команда и на некоторых ребят ложится чудовищная нагрузка. Это второе. Наконец,

Но нам удалось выстроить более или менее сбалансированную финансовую модель, позволяющую содержать «Улицу»: рекурентные платежи, платные мероприятия. После 24 февраля 2022 года всё снова сломалось: половина доноров отвалилась, так как была подписана через Apple Pay и Google Pay. О развлекательных мероприятиях во время войны не могло идти речи. Но читатели снова нас спасли, как делали это много раз до этого. Конечно, мы открылись и работаем в очень сложное время, но другого у нас не будет.

— Вас поддерживают простые адвокаты?

— Я не могу точно сказать, кто наши доноры. Честно говоря, не было времени проводить аналитику. Думаю, до лета 2022 года это были люди, связанные с юридической профессией: юристы, адвокаты, правозащитники, студенты юридических вузов и так далее. Но летом мы снова оказались на грани закрытия. Поэтому провели кампанию «Адвокатская волна». Мы предложили читателям подписаться на ежемесячный перевод в 300 рублей и получить доступ к закрытому телеграм-каналу, где мы выкладываем подкасты. Во время этой кампании мы не сильно ориентировались на юристов, потому что понимали, что те из них, кто нам мог помочь, уже это делает. Поэтому я думаю, что эта кампания подарила нам подписчиков за пределами юридического пузыря.

— Как на создание независимого медиа отреагировала ФПА?

— Довольно неожиданно для меня. Они, я так понимаю, ближе к дате открытия «Улицы» обсудили вопрос сотрудничества с «новым адвокатским медиа» и решили с ним не общаться. Это забавно, потому что тогда на сайте было два текста: моя колонка о том, почему я решила запустить «АУ», и текст про криминализацию адвокатских гонораров. После того совета многие [региональные] адвокатские палаты, я так понимаю, последовали совету ФПА. Хотя часть из них всё равно давала комментарии — и количество таких палат росло с каждым годом.

— Как отнеслись к «Адвокатской улице» адвокаты?

— С адвокатами с первого дня не было никаких проблем. Единственное, у «Улицы» есть несколько хейтеров, которые приходят под посты «АУ» и мои личные посты в фейсбуке. Мы спокойно реагируем на их критику и даже иногда переписываемся с ними в комментариях. Всё нормально.

— А какие темы, связанные с адвокатурой, освещает «Улица»?

— Мы как тогда, так и сейчас пишем о профессиональных проблемах адвокатов: о недопусках к подзащитным, находящимся в ОВД и местах заключения; случаях применения насилия к защитникам; уголовных делах и «дисциплинарках» против адвокатов; взаимодействии адвокатов с ФПА и региональными палатами. Много внимания уделяли новой практике по уголовным делам. И, конечно, рассказывали о работе адвокатов по резонансным кейсам.

— Что изменилось после войны?

— Я не могу сказать, что наша редакционная политика как-то изменилась. В целом мы продолжили делать то, что делали до этого, — рассказывать о том, как живется юристам и адвокатам. Кроме того, мы стали писать больше текстов для неюристов: старались оперативно разъяснять законы и так далее.

Наш первый текст, вышедший 26 февраля, был посвящен правовому анализу ввода российских войск на территорию Украины. 5 марта (после принятия законов о «фейках» и о «дискредитации российской армии» — прим. ред.) нам пришлось закрыть этот текст из-за цензуры. Но мы продолжили писать о происходящем с правовой точки зрения. Рассказывали, почему законы бывают незаконными, как работает Международный уголовный суд, почему ЕСПЧ важен и как повлияет выход России из Совета Европы на права россиян. Мы рассказывали и о том, как преследовали немецких нацистов. Брали интервью у адвокатов, которые поехали в «ЛНР» и «ДНР», чтобы работать там с пленными украинцами, говорили с адвокатами, которые отправились в зону боевых действий. Рассказали, как живут и работают защитники на «присоединенных» территориях. И,

Сейчас почти все наши тексты так или иначе связаны с главной темой. Этого нельзя избежать, потому что война меняет всё и всех, в том числе адвокатуру и адвокатов. Иногда нам говорят, что после 24 февраля мы стали более радикальными. Но это не так: радикализировались власть и ситуация в стране.

— А с какими проблемами обращаются к вам сами адвокаты?

— На самом деле главная проблема адвокатов — это отсутствие независимого суда. Если бы в России был независимый суд, то большинство проблем адвокатов можно было бы решить, не прибегая к помощи адвокатских палат, СМИ и так далее.

— Вы говорили, что у вас есть хейтеры. Они тоже из числа адвокатов?

— Да, в основном это адвокаты. Но так было до 24 февраля. После этой даты появились разные люди, в том числе юристы. Кто-то стал открыто уведомлять нас в комментариях о том, что они донесли на нас.

— Насколько я знаю, главная претензия таких людей к «Улице» заключается в том, что вы слишком политизированы, а адвокатура вообще должна быть вне политики. Согласны ли вы с этим?

— У нас была целая дискуссия о том, должны ли адвокаты быть вне политики и работать в заданных властью правовых рамках или всё-таки они имеют право высказываться на смежные с правовыми политические темы и даже применять, скажем так, не совсем традиционные способы борьбы — забастовки, пикеты, другие формы протеста. Многие адвокаты придерживаются первой точки зрения, потому что опасаются последствий более жесткой борьбы: мол, если сообщество начнет бузить, государство просто лишит адвокатуру той независимости, которая у нее сейчас есть по закону.

— А вам какая точка зрения ближе?

— Я думаю, что адвокаты сами должны решать. Все, что я могу как журналист — предоставить им возможность дискутировать на эту тему на сайте «Улицы».

— То есть вас обвиняют в радикальности просто потому, что вы рассказываете и о тех людях, которые придерживаются другого мнения? Я имею в виду тех адвокатов, которых участвуют в забастовках, выходят в пикеты…

— Да. И из-за того, что мы не игнорируем темы, которые в адвокатуре традиционно считаются больше политическими, чем адвокатскими. Конечно, «Улица» выделяется на фоне остальной адвокатской прессы, которая эти темы «не замечает». Кто-то нас хейтит за такой подход. Но одновременно с этим мы получаем много публичной поддержки от адвокатов — с самого открытия в 2019 году.

— Неделю назад «Адвокатскую улицу» признали «иноагентом». Насколько большим ударом это для вас стало?

— Нас, конечно, многие поздравили с этим. Но, вообще-то, иноагентский статус очень токсичный. Текущее законодательство позволяет любого человека признать «иноагентом». А связь с другим «иноагентом» теоретически увеличивает эти шансы. Поэтому статус, конечно, еще больше усложняет нам жизнь. Для любого независимого медиа в России очень важны три вещи: безопасность журналистов, сотрудничество с источниками информации и публичными спикерами, финансовая поддержка читателей. Иноагентство затрагивает их все.

Мы написали, что мы продолжим нашу работу — и мы действительно попробуем. Но я не знаю, получится у нас или нет.

— Как думаете, насколько нужны сейчас адвокатуре такие независимые адвокатские СМИ, как «Адвокатская улица»?

— Это лучше у них спросить. Могу сказать, зачем я делаю «Улицу». Мне кажется, что про адвокатов мало пишут, хотя, на самом деле, они крайне важны. Адвокат — это единственный человек, который попадет к тебе, если ты окажешься за решеткой. И от того, какие у него будут профессиональные возможности, будет зависеть твоя дальнейшая судьба. То есть за права адвокатов нужно бороться не только адвокатам. За них нужно бороться всем. Поэтому мы стараемся выйти со своими текстами за пределы «адвокатского пузыря» и по возможности писать не юридическим, а понятным «человеческим» языком.

После 24 февраля появились новые причины. Мне кажется важным оставить в истории информацию о российской адвокатуре во время войны. Никто кроме нас подробно писать об этом не будет. Официальные адвокатские медиа сторонятся этой темы. А большие независимые СМИ заняты другими более глобальными вопросами, у них просто нет возможности писать на узкие темы. Заполнить эти белые пятна — наша задача. У нас на сайте отдельные рубрики про войну и преследование адвокатов по «цензурным» статьям. Сразу после начала войны мы запустили рубрику#ЮристТожеЧеловек в соцсетях, где публиковали краткие монологи адвокатов об их ощущениях от происходящего — иногда анонимные.

— Что было в этих монологах?

— Многие адвокаты писали о фрустрации, связанной с девальвацией права. Рассказывали, почему решили покинуть Россию или почему никогда не уедут. Почему они против войны или поддерживают «спецоперацию». Это важные свидетельства, которые нам хочется сохранить. Честно говоря, я надеюсь, что адвокаты ведут дневники. Мне кажется,

И они как юристы, по сути, лишаются профессии, на которую, вообще-то, учились. Я не думаю, что кто-то из них мечтал стать адвокатом с такими урезанными возможностями для защиты своих доверителей.

Есть еще, наверное, одна важная миссия. Мне кажется, «Улица» показывает адвокатам и юристам, не поддерживающим происходящее, что они не одни такие. У нас 15 тысяч подписчиков только в телеграм-канале. Надеюсь, благодаря этому они могут адекватнее оценить реальность. Когда ты находишься в России, это важно. С начала полномасштабной войны прошло полтора года, и я вижу, что есть привыкание, желание сдаться и примкнуть к «большинству». Мне хочется противостоять этому процессу. Я понимаю, что надо повторять, повторять и повторять, что война — это плохо, что ты не один так думаешь, что таких, как ты, много. И кто-то даже готов выражать эти мысли публично. Ведь если почитать официальные сайты адвокатских палат или последить за Всероссийским съездом адвокатов, то сложится одно мнение о российской адвокатуре во время войны — что она ее поддерживала и даже давала на нее деньги. Хочется оставить в истории информацию о том, что это не совсем так.