ИнтервьюОбщество

«Агрессия может быть и от боли тоже»

Разговор с психологом о том, нормально ли радоваться смерти идеологических противников

«Агрессия может быть и от боли тоже»

Фото: Telegram

2 апреля в петербуржском кафе во время встречи со сторонниками был убит «военкор» Максим Фомин, работавший под псевдонимом «Владлен Татарский». По предварительной версии следствия, бомбу, от взрыва которой и погиб пропагандист, принесла на встречу Дарья Трёпова. Поначалу СК возбудил дело об убийстве, но затем переквалифицировал обвинение на теракт.

После убийства Татарского пользователи в соцсетях разделились на две группы: одни радовались его смерти и хвалили Трёпову, другие же утверждали, что так ярко выражать свои эмоции — даже если погиб идеологический противник или просто плохой человек — аморально. «Новая газета Европа» поговорила с психологом, автором и тренером проекта «Психология стресса для журналистов» Ольгой Кравцовой о том, откуда возникает радость от смертей «врагов» у россиян и нормально ли это.

Ольга Кравцова

психолог, автор и тренер проекта «Психология стресса для журналистов»

— Почему люди во время войны радуются смерти других, насколько это вообще уместно?

— Экстремальная ситуация ставит людей перед очень острым экзистенциальным выбором, который выглядит почти как вопрос жизни и смерти. На чьей ты стороне и кто враг? Что такое хорошо и что такое плохо? От решения этих вопросов напрямую зависит наша жизнь. Военная ситуация обостряет это противостояние, оно становится черно-белым, очень сложно замечать нюансы. Кажется, что если ты в момент такого противостояния будешь гуманным и эмпатичным, то ты можешь не выжить в прямом смысле этого слова. Война и многие другие экстремальные ситуации обостряют это ощущение, потому что мы начинаем осознавать биологическую хрупкость, конечность своей жизни.

Более того, мы осознаем, что есть силы, которые мы не контролируем и которые не можем остановить. В такой ситуации мы словно становимся объектом чьей-то злой воли или случайности, теряем свою субъектность и чувство, что мы можем нести ответственность за то, что с нами происходит. Когда люди радуются смерти «врага», они направляют негативные эмоции от происходящего в этот канал, потому что по-другому они не могут сделать ничего другого с человеком, находящимся по ту сторону баррикад. Остается только дождаться его гибели по не зависящим от нас причинам и порадоваться этому. Это очень сложное перенаправление эмоций.

— Каких именно?

— Агрессия как противостояние, как защита своих границ, защита своей целостности может быть и от боли тоже. Когда человеку больно, он защищается, огрызается. Это вопрос выживаемости и собственной целостности. Но часто выход такой агрессии принимает очень причудливые формы.

Когда мы не можем направить свою агрессию на источник того, что нас разрушает или что угрожает нам самим, мы направляем ее на что-то, находящееся на другой — опасной — стороне.

Но это не всегда относится напрямую к тому, что происходит, и это может совсем не влиять на происходящее.

— Почему люди делятся этими эмоциями публично, в основном, в соцсетях?

— Люди в соцсетях привыкли достаточно свободно выражать свои эмоции, там пользователи не считают нужным фильтровать свои высказывания. Иногда в момент экстремальных ситуаций или трагедий мы видим, как в соцсетях идут волны публично выражаемых эмоций. И если события имеют общественное значение, в этом участвует много людей. Сначала идут первичные эмоции — шок, скорбь, иногда злорадство. Потом идет волна критики о том, что люди скорбят не так, не по тем. «Где вы были?», «Почему не меняли аватарку, когда что-то произошло?» Люди всё время анализируют, правильные ли эмоции испытывают другие пользователи.

— И насколько нормально испытывать подобные эмоции?

— Война отвратительна еще и тем, что ставит перед нами такие вопросы. Эту проблему затрагивали литература и другие произведения искусства. Всё это — про рефлексию и попытки найти ответы на вопросы, можно ли проявлять насилие, если это ответ на другое насилие, насилие ради защиты.

Ужасно, что человеку, защищающему себя, своих близких, свою родину, приходится делать то, что ему невыносимо и противно по его природе.

Нравственные законы есть даже на войне. Например, нельзя убивать безоружного, раненого или человека, который сдается в плен, потому что он уже обезврежен.

Может быть, радоваться гибели врага в каком-то смысле уместно на поле боя — в противостоянии, когда радуешься, что ты сам выжил. Но в ситуации, когда ты мирный гражданский наблюдатель, радость от гибели человека — это перенаправление экзистенциального ужаса, который в итоге принимает достаточно извращенную форму.

Очень сложно помнить о том, что с обеих сторон фронта находятся люди. Мы расчеловечиваемся, соскальзываем со своих привычных ценностей, считая, что человека можно убивать, если он враг. И даже если ты сам не убиваешь, а просто радуешься тому, что человека с противоположными взглядами убил кто-то другой, — это очень опасный звонок. Поэтому агрессивный конфликт так сложно остановить — чем дальше, тем больше у каждой стороны накапливается причин для ответных действий. И каждый уже может сказать, что он защищается, что поступает так в ответ на чужую агрессию. И очень сложно остановиться в накручивании этих взаимных эмоций.

— Что можно сделать с этими негативными чувствами?

— Как человек, который занимается журналистской этикой, я бы сказала, что публичное выражение радости от гибели человека, каких бы он ни был взглядов, — неэтично. А как психолог я бы в каждом индивидуальном случае пыталась бы разобраться в том, какая боль стоит за этой радостью, как быть с этой агрессией, которая не находит иного выхода, чем через злорадство.

Нужно оставаться человеком. Но я это говорю, сидя в доме с крышей над головой, у меня рядом не свистят пули и снаряды. Человек, который постоянно живет с этим, чувствует себя по-другому.

pdfshareprint
Главный редактор «Новой газеты Европа» — Кирилл Мартынов. Пользовательское соглашение. Политика конфиденциальности.