РепортажиОбщество

Встречают по Галахе

Как приживаются в Израиле новые репатрианты из России: репортаж Ильи Азара

Встречают по Галахе
Фото: Eyal Warshavsky / SOPA Images / LightRocket / Getty Images

После начала войны в Украине в Израиль устремились десятки тысяч репатриантов из России, до этого откладывавших переезд. Масштаб этой волны эмиграции значительно меньше, чем Большая алия (возвращение евреев на историческую родину) 90-х годов, но споров в израильском обществе она вызывает не меньше. Ультраортодоксы, которые благодаря попаданию в правительство в 2022 году усилили свое влияние, требуют изменить «Закон о возвращении», запретив репатриацию внуков евреев. Они настаивают, что из стран бывшего СССР приезжают одни гои (неевреи), подрывая основы Израиля как еврейского государства. Другим израильтянам, наоборот, не нравится или «тыквенная алия» — люди, которые критикуют Израиль за недостаточно прогрессивную сферу услуг, или «дарконная алия» — люди, получающие паспорт, чтобы уже с ним вернуться в Россию.

Журналист Илья Азар поговорил в Израиле с новыми и старыми репатриантами из России, чтобы узнать, как им живется в новой стране и что они ждут от будущего.

Первую часть репортажа можно прочитать здесь

Недалеко от Новых ворот, ведущих в Старый город Иерусалима, есть популярный у туристов и русскоязычных израильтян бар. Популярный не в последнюю очередь благодаря вывеске — Putin Pub. Заведение называлось так больше 20 лет, но после начала войны в Украине фамилию президента России хозяин с фасада снял.

Это классический паб: приглушенный свет, красные диваны, проверенные временем композиции вроде The Boys Are Back in Town или Personal Jesus. Владелец Леонид Тетерин сам стоит за стойкой и неохотно отвечает на мои вопросы, постоянно отвлекаясь на то, чтобы принять заказ или отнести клиенту пиво.

Кто-то из шумной интернациональной компании просит Тетерина включить русскую музыку.

— Ну, такое, — отвечает тот и, выдержав паузу, добавляет: — Нет, ну если совсем надо, то я могу.

— Оставьте лучше то, что есть, — предлагает по-русски девушка из той же компании и признается, что она из Украины.

Тетерин (много лет назад приехавший в Израиль из Сибири) переименовал бар в Generation Pub, но новое название можно узнать только из логотипа в меню.

— А почему новую вывеску не поставили, ведь видно же до сих пор, что было написано Putin?

— А зачем? В этом весь и прикол, ведь мы самый известный паб в Израиле, — хитро отвечает Тетерин.

Мы разговариваем за день до крупного протестного митинга (десятки, если не сотни тысяч израильтян с января регулярно выходят на улицы, недовольные судебной реформой, затеянной правительством Биньямина Нетаньяху), и бармен уверяет меня, что Нетаньяху не станет для Израиля своим Путиным, а реформа не пройдет.

— Если даже примут ее, то максимум на ближайшие три года, а потом отменят, когда уйдет Нетаньяху, — уверенно говорит он.

— Может, вы и когда война кончится, знаете? — удивляюсь я.

— Меня зовут Владимир Зеленский или Владимир Путин? Нет, я Леня, маленький человек. Откуда я знаю? По мне, она не должна была и начинаться. Я очень отрицательного мнения о войне, — отвечает он и несет пиво очередному посетителю.

Леонид Тетерин за стойкой в бывшем Putin Pub. Фото: Илья Азар, специально для «Новой газеты Европа»

Леонид Тетерин за стойкой в бывшем Putin Pub. Фото: Илья Азар, специально для «Новой газеты Европа»

Даже Тетерин, отвечая на мой дурацкий вопрос, сначала уточнил, о какой войне я спрашиваю — российско-украинской или арабо-израильской. Всё потому, что война в Украине не слишком сильно беспокоит израильтян.

— Мы с вами на Ближнем Востоке находимся, а война — в Европе. Тем более Израиль заточен очень сильно на свои внутренние проблемы, на безопасность. Кроме тех людей, кто родом [из России или Украины], у кого там живут родственники и друзья, очень небольшой процент израильтян следит за происходящим, — рассуждает экс-депутат Кнессета, журналист и эксперт по Ближнему Востоку Ксения Светлова.

Вот и израильские власти больше года продолжают балансировать, помогая Украине деньгами, но не оружием, чтобы не ссориться с Россией. Российский блогер и политик Максим Кац, который закончил в Израиле школу и вернулся обратно уже после начала войны в Украине, объясняет это миссией страны: дать возможность всем евреям жить в еврейском государстве:

— Во время войны в Украине Израиль должен спасать имеющихся в России, Украине и Беларуси евреев, и, если они попали в проблемы — всех надо забирать сюда.

Мысль, что если поддержать Украину, то можно потерять возможность помогать евреям в России и поэтому нужно идти между капель, поддерживает 60% населения, — считает Кац.

Именно поэтому, говорит он, Израиль сохранил прямое авиасообщение с Россией, а после начала мобилизации даже решил увеличить количество рейсов.

Нашествие гоев

Поэтому здесь, в отличие от Европы, мало кого беспокоит, что новоприбывшие из России недостаточно активно и массово протестуют против войны в Украине. В Израиле недовольны главным образом тем, что из России приезжает всё больше гоев (на иврите — неевреев).

В январе 2023 года новый министр по делам интеграции Израиля Офир Софер заявил, что около 40 000 из 55 000 новых иммигрантов из России и Украины не являются галахическими евреями (то есть их матери не были еврейками), и призвал сократить иммиграцию таковых в Израиль. В ноябре 2022 года Центральное статистическое бюро Израиля публиковало данные о том, что 72% приехавших в 2020 году из стран бывшего СССР репатриантов были неевреями.

Лидер ультраортодоксальной партии «Ноам» Ави Маоз заявил, что это «в очередной раз доказывает абсурдность «Закона о возвращении», который, на его взгляд, стал «инструментом сокращения доли евреев в общей численности населения страны». Не так давно (в 2020 году) премьер Биньямин Нетаньяху высказывался на эту тему и говорил, что «правительство продолжит работать на благо алии и абсорбции наших братьев и сестер, выходцев из стран бывшего Советского Союза», но это было еще при другом составе правящей коалиции.

Израильский политик, лидер крайне правой партии «Ноам» Ави Маоз. Фото: EPA-EFE / AMIR COHEN / POOL

Израильский политик, лидер крайне правой партии «Ноам» Ави Маоз. Фото: EPA-EFE / AMIR COHEN / POOL

Теперь Нетаньяху (не только его власть, но и его свобода) зависит от ортодоксальных партий, которые яростно настаивают на борьбе с репатриацией гоев. Они давно уже нашли решение проблемы и надеются, что именно сейчас, наконец, удастся претворить его в жизнь. 21 марта тот же самый Ави Маоз внес в Кнессет законопроект, отменяющий «пункт о внуках».

— Этот плач Ярославны звучит с 90-х годов, когда сюда хлынула массивная волна репатриантов из бывшего СССР. Какой процент из приехавшего миллиона человек были не галахическими евреями? Процентов 40, — рассуждает Светлова. — Но, как правило, внуки приезжают сюда несовершеннолетними, и если запретить им репатриацию, то это отсекает сразу и второе поколение: не поедут же отец или мать без детей.

Депутат Кнессета Евгений Сова из главной партии русскоязычных евреев «Наш дом Израиль» надеется, что закон принят не будет.

— Это создаст проблемы даже не с русскоязычными еврейством, а с американцами. Нетаньяху прекрасно понимает, что 85% всех евреев диаспоры сегодня проживают в Соединенных Штатах, а там смешанные браки так же распространены, как это было в Советском Союзе, и ассимиляция идет там в бешеных масштабах, — говорит он.

— Закон о возвращении был сформулирован в 40-е годы, и тогда мысль была вытащить своих. Если у своих есть родственники-неевреи, то, конечно, их тоже надо брать. Израиль же — это про человечность, — рассуждает ортодоксальный раввин из общины Jewish Point Иосиф Херсонский.

А теперь Израиль не про человечность? — уточняю я.

А теперь вопрос в том, что мы делаем, если «не своих» в три раза больше, чем своих? Мы продолжаем так же говорить или нет?

Когда внуков становится 70–80% из приезжающих, то что-то здесь не так, если у нас сохраняется концепт еврейского государства, — говорит Херсонский.

Увеличение числа гоев в Израиле приводит, по словам раввина, к тому, что, когда «хорошие люди» встречаются и дело доходит до женитьбы, внезапно выясняется, что один из них — гой, и семья еврея запрещает такой брак (его, кстати, и заключить можно только за пределами страны).

— Представьте себе израильтянина, который последний раз с иудаизмом сталкивался в детском саду. Но ведь он знает, что у нас еврейское государство и в нем все евреи. Тут бах — нате!

Раввин Иосиф Херсонский в синагоге Jewish Point. Фото: Илья Азар, специально для «Новой газеты Европа»

Раввин Иосиф Херсонский в синагоге Jewish Point. Фото: Илья Азар, специально для «Новой газеты Европа»

— А что делать? На первом свидании выяснять про еврейство?

— На первом свидании это нужно быть идиотом, чтобы об этом спрашивать. Я жил в Москве и, когда развелся и искал себе жену, естественно, знакомился с разными девушками, — рассказывает раввин. — Если я видел, что это куда-то идет, конечно, я спрашивал, потому что мне это важно. Так живут все евреи в мире, кто не в гетто.

Херсонский считает, что иудаизм переживал и более сложные проблемы, чем гражданство Израиля для внуков евреев, но закон всё-таки нужно менять:

— Тут или крестик, или трусы. Или перестать говорить, что Израиль — государство еврейского народа, и сделать концепцию государства всех граждан, или как-то фильтровать — например, давать гражданство по результатам теста на знание истории и базового иврита.

Он недоволен тем, что не все новые израильтяне учат иврит и понимают суть процессов в израильском государстве, но при этом начинают влиять на происходящее (приводит в пример авторов некоторых популярных телеграм-каналов).

— Я не сожалею о том, что спасли много народу, вытащив из России. Причина, по которой куча классных людей сейчас здесь, потому что вдруг оказалось, что в Париже, Лондоне и Берлине они на хер не нужны, а Тель-Авив, который они считали селом, их принимает и спасает. Я сожалею о том, что с ними здесь ничего не делают, — говорит Херсонский и предлагает сделать специальную образовательную систему для новых граждан.

По мнению депутата Совы, проблема преувеличена, ведь за 30 лет репатриации из стран бывшего Советского Союза из 1 200 000 приехавших менее 100 000 — внуки.

— Это мизерная проблема для государства, население которого составляет 10 миллионов, — говорит он.

С ним согласен и реформистский раввин Григорий Котляр:

— Я вижу тех людей, у которых папа — еврей или даже дедушка — еврей, частью большого еврейского коллектива, поэтому они должны иметь право на репатриацию. Я понимаю, когда евреи переживают про ассимиляцию в диаспоре, но в Израиле евреи — в большинстве, поэтому постоянное опасение, что несколько тысяч негалахических евреев как-то повлияют на еврейский характер государства — это смешно.

Первый русскоязычный реформистский раввин Григорий Котляр. Фото: shalomhaverim.in.ua

Первый русскоязычный реформистский раввин Григорий Котляр. Фото: shalomhaverim.in.ua

Впрочем, за борьбой с негалахическими евреями скрывается и политика. Главный сефардский раввин Израиля Ицхак Йосеф еще в 2019 году говорил, что в Израиль зазывают гоев, чтобы «сбалансировать политическую силу ортодоксального населения». Сейчас, когда религиозные партии становятся всё сильнее, он хочет закрепить успех и тоже требует изменить «Закон о возвращении».

— В 90-х годах русскоговорящие приехали из СССР и начали голосовать здесь за правые партии, и тогда тоже была дискуссия, что они меняют внутренний баланс, — говорит Светлова. — Этот вопрос не только религиозный, это вопрос политический, ведь люди, которые будут приезжать из России или Украины, не будут голосовать за религиозные партии, да и за «Ликуд» — вряд ли.

Документы есть, работы нет

Кроме того, что Израиль наполняется гоями, многих израильтян раздражает, что выходцы из России и других стран бывшего СССР приезжают на историческую родину за паспортом и сразу уезжают (или чуть позже, когда заканчивается положенная господдержка). В 2022 году почти половина репатриантов из России, получив документы, вернулись на родину. В марте правительство объявило, что планирует выдавать даркон (загранпаспорт, дающий безвизовый въезд во все страны Европы) только тем, кто прожил в Израиле хотя бы год.

— Основная масса приезжающих людей хотят интегрироваться, хотят жить здесь. И я лично не вижу никакой проблемы, чтобы человек имел израильский даркон, даже если он через год вернется в Россию. Если завтра там опять что-то произойдет, он сразу приедет в Израиль. Почему нет? Это его дом, понимаете? — говорит Сова, который в Кнессете возглавляет лобби по связям с еврейской диаспорой.

— Мы же государство репатриантов, мы хотим, чтобы они сюда приезжали, чтобы они здесь росли, пускали корни, принимали ментальность и начинали чувствовать себя настоящими израильтянами. Но это процесс, это не так просто.

Ничего страшного в том, что люди уезжают, получив документы, не видит и раввин Котляр:

— Если будут люди, которые уедут с израильским паспортом, а через какое-то время их дети или они сами вернутся и будут жить в Израиле, никакого ущерба Израилю от этого не случится.

По мнению Совы, проблема скорее в том, что Израиль не использует потенциал новых репатриантов.

— Я знаю лично людей, которые приехали с потрясающими знаниями, и единственное, что их останавливает от интеграции — это иврит. Но если человек, например, специалист в области строительства метро, то зачем ему обязательно знать иврит? Дадим ему переводчика, и пусть работает, — говорит депутат.

Светлова напоминает, как расцвело израильское общество в 90-е годы, когда из стран бывшего Советского союза приехали десятки тысяч ценных специалистов.

— Многие из тех, кого я знаю, учат иврит, а это значит, что они связывают будущее со страной. Мне как израильтянину очень хочется, чтобы все особенные, талантливые люди, приехавшие сюда, остались. Но мне в голову не придет на них зло срывать, если они этого не делают. Кому-то хорошо в Тель-Авиве, кому-то — в Риге, — рассуждает давно переехавший в Израиль основатель независимого томского телевидения ТВ-2 Аркадий Майофис.

А кому-то — в Москве… — замечаю я.

— Вот это мне понять уже сложнее, — усмехается Майофис.

Бизнесмен из Москвы Анатолий Колесников и его жена Анна Землянская собирались делать израильский паспорт когда-нибудь потом, но сентябрьская мобилизация, заставшая их в отпуске в Израиле, заставила поменять планы.

— Тогда мы приняли решение тут остаться. Аня поехала в Москву доделывать документы, продавать машину, распродавать все вещи, сдать квартиру, закрыть бизнес, а я тут два месяца один мытарствовал, — рассказывает Колесников, с которым мы разговорились на собрании реформистской общины в Рамат-Гане.

Анатолий Колесников (в центре) и Анна Землянская (справа). Фото: Илья Азар, специально для «Новой газеты Европа»

Анатолий Колесников (в центре) и Анна Землянская (справа). Фото: Илья Азар, специально для «Новой газеты Европа»

Колесников жалуется, что из-за большого наплыва новых репатриантов очередь на получение паспорта доходит до полугода, а риэлторы часто отказываются работать с теми, кто пока не получил документы.

В Израиле ему и супруге нравится, но, как и у большинства новых репатриантов, есть проблема с зарабатыванием денег. Здесь очень дорого, а на удаленную работу в России или сдачу в аренду обычной московской квартиры здесь не проживешь.

— У нас сейчас целая эпопея. У Ани есть специальность в индустрии красоты, нужна клиентская база, но, в общем, понятно, что делать, а я в России бизнесом занимался, да еще и с партнерами разругался, потому что они другую позицию [по войне] занимают, — рассказывает Колесников. — Это взрыв мозга, конечно: я в России руководил компанией в 100 человек, а тут мне на полном серьезе предлагают пойти на завод или курьером. Посмотрим. У меня есть идеи по бизнесу, но это сложно, потому что тут всё не так, как в России.

Устроиться в Израиле, действительно, непросто. Знакомый журналист, который сейчас живет в Хайфе, рассказал мне, что всерьез подумывает пойти работать в магазин около дома резчиком колбасы. 

Бывший сотрудник ФБК жалуется, что с трудом нашел в Тель-Авиве позицию бизнес-аналитика, но каждый день тратит на дорогу три часа и почти не видит детей. Другие мои знакомые, получив паспорт, из Израиля уехали, потому что придумать, как содержать здесь семью, так и не смогли.

Крымская алия

Считается, что из приехавших в Израиль после 2014 года (из-за аннексии Крыма и последовательного усиления репрессий) мало кому удалось построить в Израиле бизнес. Исключение — Аркадий Майофис, который не стал создавать в новой стране новое СМИ (он говорит, что в русскоязычные СМИ не идет рекламодатель, потому что репатрианты из стран бывшего СССР «либо вообще не потребляют медиа, либо делают это на иврите»), а основал компанию Yoffi, которая производит дорогие израильские гастрономические подарки.

— Вы знаете эту расхожую шутку: как стать миллионером в Израиле? Надо приехать сюда миллиардером, — улыбается Майофис, когда мы садимся в кафе позавтракать. — Работы в Израиле полно, но не факт, что она тебе понравится. Если ты востребованный специалист в хайтеке — значит, тебе повезло. Если ты был лучшим пиарщиком Москвы, то тебе, скорее всего, придется менять профессию. Если ты был успешным риэлтором, то у меня большие сомнения, что успех можно повторить здесь.

Предприниматель Аркадий Майофис. Фото: Facebook

Предприниматель Аркадий Майофис. Фото: Facebook

По мнению Майофиса, основная причина неудач новых репатриантов в том, что они начинают создавать бизнес наподобие того, что у них был в России, не понимая, что Израиль — это другая страна.

— Человек приезжает, весь успешный, и начинает себя переоценивать в новых обстоятельствах. И недооценивает Израиль, считая, что есть ниша, он в нее зайдет и сделает, как надо. Но часто ниши нет, потому что она не нужна, — говорит Майофис и приводит пример из одной из русскоязычных групп в фейсбуке.

— Я как сибирский человек вам говорю, что мне в Израиле практически всего хватает, кроме бани. И вот один человек в этой группе пишет: «Давайте сообща скинемся и построим баню. Нормальный бизнес будет». Я задаю вопрос, на который так и не получил ответа: «В 90-е годы в Израиль приехал миллион человек, и почему нет бань?»

Отвечу сам: во-первых, это мало кому нужно, а во-вторых, вода и электричество такие дорогие, что любое посещение бани будет сродни поездке за границу, — говорит Майофис.

Тем не менее он в своих социальных сетях активно помогает новым репатриантам, которые «не просто пребывают в депрессии, а пытаются выбраться из нее и открыть бизнес».

Впрочем, есть, конечно, и позитивные истории: например, совладелец культового бара Mizva в Москве Даниил Гольдман открыл в Израиле заведение Chaseria, а дизайнер Константин Коновалов нарисовал транспортную схему Тель-Авива.

Интеллигентский рай

По словам Майофиса, главный пример успеха репатриантов крымской волны — это не Yоffi, а книжный магазин «Бабель» в Тель-Авиве.

— Они создали его вопреки всему. Они никогда не занимались бизнесом и начали делать русский книжный на фоне упадка как этой отрасли, так и вообще всего русского в Израиле, — говорит бизнесмен.

Бывший журналист, писатель Евгений Коган переехал в Израиль осенью 2015 года. Их с супругой не преследовали, да и вообще репрессии тогда были, что называется, вегетарианские.

— Было понятно всё еще в 2014 году — Крым, Немцов, но мы держались. А 8 мая пошли погулять по славному городу-герою Москве и обнаружили, что на каждом углу продаются портреты Сталина. Я стал спрашивать, государственная это торговля или частная, в надежде на то, что частная, но оказалось, что государственная. Тогда мы решили, что это уже слишком, — рассказывает Коган, с которым мы сидим в его книжном в центре Тель-Авива.

Владелец книжного магазина «Бабель» Евгений Коган. Фото: Илья Азар, специально для «Новой газеты Европа»

Владелец книжного магазина «Бабель» Евгений Коган. Фото: Илья Азар, специально для «Новой газеты Европа»

Коган вспоминает, что на отъезде настояла жена, и после 24 февраля он каждый день благодарит ее за это, потому что им не пришлось спешно бежать с двумя чемоданами, как новым репатриантам.

Почти сразу после переезда супруги открыли книжный магазин — небольшой, но с широким ассортиментом качественной литературы. Бизнес получился: выстоял даже во время пандемии коронавируса. В 2022 году «Бабель», «когда в России всё начало схлопываться», запустил свое издательство.

— Мы начали с того, что в первые же дни войны издали сборник «Понятые и свидетели» — стихи, написанные в первые 50 дней войны. Сейчас уже несколько таких сборников и у нас, и не у нас.

Недавно Коганы опубликовали новую повесть Бориса Акунина (тиражи напечатали не только в Израиле, но также в Грузии и Латвии).

— Акунин написал в соцсетях, что у него есть новая повесть про сейчас, опубликовал первую главу и ищет издательство. И так получилось, что он выбрал нас. Эту вещь просто нельзя напечатать в России, потому что она начинается с того, что во время прямой линии президент падает замертво, — говорит он и, усмехаясь, тихо добавляет: — На что мы все рассчитываем.

— Может, из-за этого прямую линию и отменили?

— Когда должно было быть объявление о мобилизации, но его всё не было и не было, я сидел и думал: «Господи, неужели Акунин не просто выдающийся писатель, но и пророк». Но оказалось, что нет.

По словам Когана, культуру начинают вытеснять из России, поэтому «Бабель» будет печатать тексты, которые нельзя напечатать «там», и тех писателей, которые принципиально не хотят этого делать «там».

— Хотя огромное количество людей, за которых я боюсь, остаются в России, продолжают писать и говорить, магазины снимают с полок или оборачивают в непрозрачную пленку книги иноагентов, а читатели, огромное количество интеллигенции, уехали, — объясняет Коган.

Он рассказывает, что после сентября в Тель-Авиве появилось много молодежи, которая приходит в «Бабель» и спрашивает книги таких издательств, про которые «крымская алия» и не слышала.

В «Бабеле» почти ежедневно проходят лекции, хотя места в магазине немного — помещается здесь максимум 30 человек.

— Сейчас такие люди сюда приехали, что я и не мечтал. Мы делали большие лекции Колмановского или Севы Новгородцева, но есть и дикий кайф в камерности, — рассказывает Коган.

Я спрашиваю его, можно ли магазин «Бабель» назвать центром интеллигентской жизни Тель-Авива, и Коган смеется:

— Ну какой из нас центр с площадью 50 метров? Но когда мы приехали, в Израиле проходили иногда большие открытые лекции, но ежедневной лекционной программы не было нигде и никогда.

— Возможно ли переместить за рубеж всю русскую культуру? — спрашиваю я.

— С русской культурой ничего не будет, не первый раз же уже. 80 процентов великих классических произведений написано вне России. В ХХ веке всё повторилось. Я не думаю, что русскую культуру надо сосредоточить в Тель-Авиве, Берлине или Буэнос-Айресе. Главное, чтобы война закончилась. Пусть Украина победит, а с русской культурой мы разберемся как-нибудь, — отвечает Коган.

Тыквенная алия

В начале 90-х годов в Израиле жили 4,5 миллиона человек, а из стран бывшего СССР приехал миллион.

— Сейчас в Израиле 10 миллионов, а приехало 30 000. Израиль этого просто не заметил, — уверяет меня Майофис.

Кто-то, впрочем, обратил внимание, что приехавшие жалуются на отсутствие сервисов, к которым привыкли в Москве, Санкт-Петербурге и других крупных городах России. Символом этого недовольства стала Татьяна Шеремет, которая пожаловалась, что в Израиле не найти тыквенный латте.

— Говорят, в последние годы в Москве был какой-то невероятный сервис, но мы его не застали. Здесь кто-то говорит, что он и не нужен, а кто-то предлагает такой сервис создать. Если что-то понадобится этой стране, то оно останется, а если не понадобится, то уйдет. Я не вижу проблемы в наличии или отсутствии тыквенного латте, — рассуждает Коган.

По словам бизнесмена Майофиса, у некоторых приехавших москвичей, действительно, «есть совершенно очевидный апломб», но большая часть людей думает о том, как им детей прокормить, а не о том, что «Израиль — вонючая страна, в которой нет сервиса».

По словам раввина Херсонского, до 90-х волны эмиграции приезжали, чтобы в Израиле растворяться:

— Они считали, что возвращаются домой, в семью, и принимали новые правила, забывали русский или польский язык, потому что не видели в нем ценности для ассимиляции.

В 90-е алия была слишком масштабной, чтобы все могли ассимилироваться, а нынешняя алия приехала, как американская или французская, — с чувством собственного достоинства, — объясняет Херсонский.

У него (как и у реформистского коллеги Котляра) за последний год община выросла в два-три раза. Из небольшого уютного домика в модном квартале Sarona они переезжают в помещение в шесть раз больше.

— Мы открываем детский сад с «Яндексом», у нас куча программ для взрослых, подростковый клуб. У нас половина преподов из 57-й и 91-й школы, для которых эта штука — счастье, ведь что делать [в эмиграции] классному преподу русского языка, а тут вот тебе дети — преподавай, — с гордостью рассказывает Херсонский.

— Вы же говорили сами, что надо, чтобы репатрианты обязательно погружались в иврит? — недоумеваю я.

— Мы никогда не были гетто, но у нас было мало мультиязычности, и в этом году мы в Jewish Point хотим начать изменения. Учителя пока другого языка не знают, но мы для них делаем курсы иврита. Учителям мы дадим три-пять лет, чтобы понять, готовы ли они выучить иврит и переквалифицироваться. Если нет, то у меня перед глазами пример моего папы, который частным образом преподает русский язык и литературу. Счастлив и зарабатывает нормально, — отвечает Херсонский.

Творческий дауншифтинг

После начала войны в Израиль переехал и русский писатель, известный своими зарисовками из жизни российской интеллигенции Слава Сергеев. Мы сидим в его съемной квартире в пригороде Иерусалима и пьем вино.

— Не происходит ничего нового! У меня дома в Москве несколько полок с эмигрантской литературой — Ходасевич, Адамович, Бунин, Набоков, Газданов, Алданов. Для русской литературы, для думающего русского человека ничего нового в эмиграции нет, — объясняет он мне, не понимающему, зачем уезжать из России, если тебе ничего не угрожает.

Слава Сергеев. Фото из личного архива

Слава Сергеев. Фото из личного архива

Сергеев признается, что очень любит Москву, но настаивает, что об отъезде не жалеет.

— В середине нулевых я брал интервью у [философа] Александра Моисеевича Пятигорского, — рассказывает писатель и передает их разговор: — Я его спросил: «Почему вы уехали? Вас, наверное, преследовали?» Он ответил, что нет. «Вас не печатали?» — «Нет, меня печатали». — «Вы не могли, наверное, работать?» — «Да нет, я работал, у меня всё было нормально, мне просто на-до-ело. Вы понимаете, что это значит? Надоело!» Вот и я так скажу: я уехал, потому что просто надоело.

Сергеев несколько раз повторяет, что устал в России от постоянных разговоров о Путине и о том, плохой Сталин или хороший.

— Сколько можно говорить о Сталине! Это убийца. А мы что обсуждаем? Как можно рассуждать об «эффективности» такого человека? Мне это надоело. Я всё для себя решил, написал на эту тему несколько книг и уехал. Для меня эмиграция — это возможность что-то понять о себе, о мире, о себе в мире, — говорит писатель.

Окончательно Сергеев решил уехать после одного из последних разрешенных митингов на проспекте Сахарова, где «ментов было столько же, сколько протестующих».

— Я ушел оттуда с отвратительным настроением, с ощущением полной безнадеги. Это ощущение отчасти вынужденное, отчасти давно созревшее, ну а с началом этой спецоперации несогласие стало вопиющим. Слова «русско-украинская война» до сих пор, когда я их слышу, вызывают у меня внутренний ступор и шок. Настолько это абсурдно, — говорит Сергеев.

Он уверен, что уехать из России — это «гораздо более рациональная история, чем сидеть в Москве и дрожать о том, стукач твой сосед или нет, о том, можно ли эту статью напечатать или нельзя». Бороться же с режимом Сергеев смысла не видит:

— У меня на это нет эмоциональных сил. Человек искусства мало что может сделать, пока говорят пушки. Я художник, понимаешь? Я должен размышлять над тем, что я вижу, и по мере своих сил рассказывать об этом читателям. В какой-то момент в Москве я почувствовал, что стал унывать всё больше и больше, а это грех и очень вредно для психологического здоровья и для писательства, ведь слова становятся вялыми, в них нет энергии.

В Иерусалиме Сергеев не унывает, он много гуляет по Старому городу:

— Мне интересно здесь. У меня частично написана книга, и, возможно, она будет называться «Путешествие с Дон Кихотом». Я рассматриваю эту эмиграцию, тем более в Израиль, отчасти как некий дауншифтинг, отчасти как странствие.

Что толку ныть и стонать? У меня много новых впечатлений, ведь мы ходим по этой земле, по Иерусалиму, как будто по страницам Библии.

Правда, и пишется здесь, признается мне Сергеев, пока не очень. Пока он не оставил надежды найти в Израиле работу, связанную с литературой, но если не найдет, то готов поехать туда, где она есть.

— Моя главная родина — это искусство. Я художник. Но мне, конечно, тут необыкновенно интересно: я, когда первый раз после долгого перерыва подошел к Стене плача, у меня слезы навернулись от понимания, что мои дальние предки когда-то молились в этом храме, от которого теперь осталась только стена, — говорит Сергеев.

Либеральный плацдарм

Максим Кац и из Израиля продолжает развивать свой именной ютуб-канал, который стал набирать популярность еще после протестов в Беларуси в 2020 году. Над ним кроме Каца работает команда из 25 человек.

— Я вещаю на большую аудиторию — пять миллионов человек в месяц заходят хоть раз. Мы иногда программу «Время» обгоняем! — хвастается Кац. — Люди — половина зрителей из России — пишут, что я им помогаю пережить происходящее. Кто-то пишет, что помогает переубедить родителей. Я считаю, что моя общественно-политическая задача сейчас — сделать канал, где российский политик и российский гражданин объясняет, что происходит, и говорит адекватные вещи на русском.

На вопрос, надолго ли он приехал в Израиль, Кац отвечает так:

— Уехал на «ППЖ» (пока Путин жив.Прим. авт.). — После падения режима в России он рассчитывает вернуться в Россию и строить там либеральную партию: — Она будет отстаивать либеральные ценности и следить за тем, чтобы то, что произошло, больше никогда не произошло. Я хочу сделать ее такой, чтобы она интегрировалась в российское общество как институция, чтобы были две большие партии американского типа, с отделениями в каждом городе с населением более 50 тысяч человек, — мечтает Кац.

— Ты уверен, что есть такой запрос?

— Во-первых, если аудитория канала сделает партию, то это будет третья партия по размеру в России, а то, может быть, и больше КПРФ. И это сейчас, когда «Единая Россия» — искусственная, а потом может самой большой стать. А во-вторых, любая социология показывает, что либеральные ценности близки минимум процентам 40 россиян, — говорит Кац.

Не конец книги

Хотя ультраортодоксы опасаются, что русскоязычные репатрианты уменьшают их электоральную базу, те, по словам Майофиса, голосуют обычно за правых. Вот и на митингах, которые не первый месяц продолжаются в Израиле, бросается в глаза небольшое число русскоязычных. Не ходили они и на выборы, жалуется депутат Сова:

— К сожалению, многие [новые] репатрианты просто не голосовали. Они получили гражданство, но у них еще ментальность той страны, где, как известно, голосуй не голосуй — всё сверху решили.

Сторонится политики и писатель Сергеев: не ходит на митинги и не погружается в местную политику. Он объясняет:

— Всё, что мы делаем сейчас, направлено в будущее. Все войны заканчиваются, и когда весь этот ужас закончится, людям очень понадобится то, что мы сочинили — спектакли, музыка, книги, — потому что они очутятся среди пустого поля, и им надо будет на что-то опереться.

Сергеев рассказывает мне, что весной бродил в переулках Иерусалима около улицы Яффо и увидел синагогу.

— У входа сидел какой-то человек, маленький, худенький, с такой очень характерной еврейской мимикой. «Хочешь селедки, — вдруг спросил он по-русски. — А водки дать?» Я говорю: «Ну так, немножко, 50 грамм», — вспоминает Сергеев. Потом к писателю вышел «очень симпатичный раввин, пожилой, с большой бородой» (это оказался раввин русскоязычной общины Иерусалима Ишайя Гиссер). — Я стал уходить, а он говорит: «Ты выпил, зайди в дом молитвы для радости». Важная черта иудаизма, что это очень радостная религия. Это как у Бабеля в одном рассказе: «У каждого глупца хватает глупости для уныния, и только мудрец раздирает смехом завесу бытия», — рассказывает Сергеев.

На прощание раввин сказал писателю: «Не грустите, не переживайте, не цепляйтесь за то, что происходит дома, в России. Это конец главы, но не конец книги».

— Это замечательная метафора. Многие понимают, что это конец главы. Важно, что будет дальше, — говорит писатель и отпивает из бокала еще немного вина.

pdfshareprint
Главный редактор «Новой газеты Европа» — Кирилл Мартынов. Пользовательское соглашение. Политика конфиденциальности.