Ефремов — небольшой городок в Тульской области, которую возглавляет бывший замминистра обороны Алексей Дюмин. Город находится на самом ее краю, а с других сторон его окружают Орел, Тамбов и Воронеж. На въездах и выездах из города красуются баннеры со словами «Слава героям России!» и фотографиями статных российских военных. А за баннерами — кладбища, над некоторыми могилами развевается российский триколор.

В городе с населением в чуть больше 30 тысяч разваливающиеся и покосившиеся дома соседствуют с новыми, только что выстроенными особняками, а старенькие ВАЗы и «Лады» — с блестящими внедорожниками.

Все дороги в Ефремове покрыты толстым слоем льда, который кое-где посыпан желтым песком, большие кучи хаотично лежат в разных местах. Город стоит на холмах, и местным жителям приходится ходить очень медленно, по шажку, чтобы не упасть на асфальте, ставшем катком. Автобусов тут немного и ходят они не так часто, поэтому местные предпочитают ходить пешком — тем более, что ходить тут особо некуда.

Пока я была в Тульской области, на другую ее часть — Киреевский район и город Щекино — напали дроны. Где-то в результате возник пожар, а где-то на месте взрыва даже образовалась воронка. В Ефремове ничего особенного не происходило, хотя он и находится ближе к границе России с Украиной, но время от времени тишину нарушали ревущие звуки истребителей. Ефремовцы поднимали головы — пытались найти в небе источник звука, но ничего не видели.

Но в новостные ленты Ефремов попал не из-за всего этого, а благодаря семье Москалевых, которые прожили здесь всю жизнь. Все началось с того, что в апреле прошлого года во время урока ИЗО в школе №9 шестиклассницу Машу Москалеву и ее одноклассников попросили нарисовать рисунки «в поддержку российской армии». И Маша нарисовала — правда, изобразила на нем российский и украинский флаги: на первом она написала «Нет войне», на втором — «Слава Украине», — а между ними стояли женщина с ребенком, на которых со стороны России летели ракеты.

Увидев такой детский рисунок, пожилая учительница ИЗО Нина Воробьева побежала жаловаться директрисе Ларисе Трофимовой, а та прямо в школу вызвала полицию. «Что после этого началось! — рассказывал отец девочки Алексей. — Учитель рисования сразу пригрозила дочери, поэтому, когда приехали сотрудники и ждали ее у входа, спрашивая у всех детей фамилию и имя, она сразу поняла, в чем дело. Ей удалось ускользнуть — она назвалась чужой фамилией. Прибежала домой, запыхавшись, говорит: „Папа, меня чуть не схватила полиция, я нарисовала рисунок“».

54-летний Алексей Москалев воспитывает дочь один: мать девочки ушла от них, когда ребенку было всего 3 года, переехала в другой город. Всю жизнь Москалевы прожили в Ефремове. Тут Алексей разводил декоративных птиц и держал небольшое хозяйство. «Девочка всегда [была] очень хорошо одета, очень ухоженная. Папу любит безмерно. А Алексей работал и поваром, и строителем, и держал свой мини-зоопарк», — рассказывает волонтерка общественной организации «Народный совет Узловского района и Тульской области» Елена Агафонова, с которой Алексей познакомился в прошлом году.

Москалев уже был судим: в «нулевых» и раньше его обвиняли по нескольким статьям УК, в том числе по статье о производстве, хранении, перевозке или сбыте товаров и продукции, не отвечающих требованиям безопасности (ч. 1 ст. 238 УК). «Судимости, которые у него были, уже все погашены. Это чуть ли не 20 лет назад было. Самое главное, что [сейчас] он юридически не считается судимым», — объясняет адвокат ОВД-Инфо Владимир Билиенко, защищающий Алексея.

Отец Маши давно интересуется политикой. Еще в 2014 году он выкладывал в своем профиле в «Одноклассниках» карикатуры на Владимира Путина и делился ссылками на тексты, авторы которых высказывались против конфликта с Украиной. «Великорусская мечта — сидя по горло в дерьме, затащить туда всех остальных…Это и есть Рашизм…», — писал он тогда.

Алексей поддержал дочь после давления на нее из-за рисунка. «Дочка была напугана, я пообещал, что на следующий день приду в школу и буду ее ждать до конца уроков», — рассказывал он «ОВД-Инфо» и «Спектру». В тот день, когда отец ждал Машу несколько часов в школе, его увидела в коридоре директриса и тут же вызвала полицейских. Вместе с полицией приехала и служба опеки. 13-летнюю Машу сняли с уроков, вывели в коридор к отцу, где ему показали тот самый рисунок.

«Какой стыд, когда ребенка с класса снимают и ведут по коридору, как заключенного! — возмущался Алексей. — Мне стали говорить: „Видите, чему вы учите ребенка! Посмотрите, что она нарисовала». Я говорю: «Что особенного произошло? Она выступает против войны, против кровопролития, что в этом такого?» Они составили протокол, позвали понятых — учителей, те подписались.

После допроса полицейские осмотрели соцсети Алексея — и нашли на страницах в «Одноклассниках» и во «ВКонтакте» комментарии в поддержку Украины и картинки с карикатурами на страницах Москалева. За один из комментариев 25 апреля прошлого года на него составили протокол по статье о «публичных действиях, направленных на дискредитацию ВС РФ» (ч. 1 ст. 20.3.3 КоАП). Суд состоялся в тот же день. Тогда Алексея оштрафовали на 32 тысячи рублей за комментарий к видео в «Одноклассниках» со словами: «Армия России. Насильники рядом с нами».

«[Москалев] указал об изнасиловании украинских девушек военнослужащими Российской Армии, которые принимают участие в специальной военной операции на территории Украины, чем подорвал доверие к проведению с согласия Совета Федерации <…> специальной военной операции по защите граждан ДНР и ЛНР, объявленной решением Президента РФ», — сказано в постановлении суда.

«Мы вышли из суда под вечер, — позже рассказывал Алексей, — дочка была голодная и заплаканная, ее трясло. Я сказал ей: «Машенька, успокойся. Суд состоялся, меня оштрафовали, теперь от нас отстанут. Все позади». Она сказала: «Я боюсь ходить в школу». Но я убедил ее, что волноваться больше не о чем».

«Свидетельские показания против него дали сотрудники школы»

На следующий день Маша, как обычно, пошла на занятия, но вскоре ее отцу позвонили: «Алексей Владимирович вам срочно нужно явиться в школу, вашу дочку забрали сотрудники ФСБ».

Когда Алексей приехал в школу, его встретили «ФСБшники»: «Я спросил: „Где моя дочь?“ Ответили, что она в соседнем кабинете, с ней проводят беседу. Три с половиной часа они рассказывали мне, что я неправильно воспитываю ребенка: говорили, ее у меня отнимут, а меня посадят. Предлагали, чтобы Маша возглавила какую-нибудь молодежную команду в поддержку российских войск, но я ласково отказался — у нее много занятий и кружки, времени не остается».

После этого Маша перестала ходить в эту школу и перешла на «домашнее обучение». По словам отца, у девочки начинались истерики каждый раз при упоминании школы. Несколько месяцев для семьи Москалевых прошли спокойно, но под Новый год к ним снова нагрянули силовики: теперь уже для того, чтобы провести обыск в их квартире в Ефремове, которая находилась через дорогу от злополучной школы.

«Я собирался на работу. Высунулся в окно и обомлел: вокруг дома стояли три полицейские машины, еще две машины стояли с торца, чуть дальше — машина МЧС и пожарная. Человек двенадцать — ФСБшники и несколько полицейских вышли из машин и направились к нашему подъезду. У них была болгарка. Я сразу понял, что это к нам. Дочка спала, я поднял ее и говорю: «Полиция идет». Она начала плакать, но быстренько оделась и села на диван, спрашивает: «Папа, что будет?». Я ответил «Я не знаю, что будет»», — так он описывал утро 30 декабря. Когда силовики подошли к двери, Алексей сначала не открыл, но после угрозы начать пилить дверь он все же впустил.

Обыск, как рассказывает Москалев, проводили жестко: доставали из шкафов вещи и бросали их на пол, топтали одежду, выдергивали шнуры, срывали картины со стен, переворачивали мебель. После этого папу отвезли на допрос в ФСБ, дочь — в «социальное учреждение». Тогда же он узнал, что за повторную «дискредитацию войск» на него завели уголовное дело (ч.1 ст. 280.3 УК).

«Алексею вменяют три поста с его странички в «Одноклассниках», в которых были оценочные суждения в адрес нашего руководства и органов государственной власти, включая вооруженные силы, — рассказывает адвокат Владимир Билиенко, защищающий Москалева. — Причем свидетельские показания против него дали сотрудники школы — кто именно, я не могу знать, потому что у нас пока к этому материалу нет доступа, нам их не давали. Но по таким делам обычно собирается информация об окружении человека: например, если он живет с дочкой, обычно допрашивают учителей на предмет того, рассказывала ли дочь о позиции своего папы, какие посты он выкладывает, с кем общается».

Помимо этого, говорит защитник, в деле есть и лингвистическая экспертиза высказываний Алексея Москалева в соцсетях. «По поводу этих двух федеральных экспертов из Москвы, которые есть в этом деле, насколько мне удалось узнать, остальные эксперты с хорошим именем очень сильно плюются, называют их всякими нехорошими словами. Когда к ним обращаются, они, скажем так, выносят те экспертные заключения, которые выгодны следствию», — считает Билиенко.

Из-за этого Алексею стало плохо с сердцем, ему вызвали скорую помощь, но фельдшер дал таблетку, и скорая уехала. Затем силовики показали ему комментарий его дочери во „ВКонтакте«. На пост о том, что «наши ребята погибают, не жалея своей жизни», Маша написала: „а за какую сумму они там погибают — за двести тысяч в месяц или чуть больше?».

В тот день Алексея отпустили только в девять вечера, вручив ему повестку, по которой он 9 января должен был явиться в отделение полиции МВД. На следующее утро Алексей сам забрал дочь из детского приюта.

Второй обыск и задержание

После того, как Машу и ее отца Алексея стали преследовать в родном городе, им пришлось переехать подальше — в Узловской район Тульской области, который находится рядом с Новомосковском. Там они жили на съемной квартире. Чтобы переехать, Алексею пришлось бесплатно раздать бесплатно всех своих птиц.

27 февраля, согласно материалам дела (есть в распоряжении редакции), Москалева объявили в розыск: следователи посчитали, что он скрылся. А уже 1 марта в новое жилье небольшой семьи снова нагрянули с обыском. «В новом городе Алексей устроился на работу. Сегодня он туда пошел, по дороге его остановили полицейские. Привезли домой, где находилась Маша, сказали девочке, что забирают его, вызвали комиссию по делам несовершеннолетних и вышли ждать чиновников в общий коридор, оставив ребенка одного. Алексея увезли в Следственный комитет Ефремова», — рассказывала Елена Агафонова.

Узнав о произошедшем, Агафонова сразу пошла к Маше, которая осталась одна в квартире, а у дверей дежурила полиция. Позже туда приехала комиссия по делам несовершеннолетних, и Машу отправили в реабилитационный центр «Юность» в Ефремове, а ее отца — сначала в Ефремовский следственный отдел, а потом — в изолятор временного содержания.

Оказавшись в Ефремове, где отец сидел в изоляторе, а девочка-подросток была в приюте, я стала подходить на улице ко всем подряд и спрашивать, слышали ли они о семье Москалевых и знают ли, что в их городе целую семью — отца и дочь — преследуют за рисунок в поддержку Украины. К моему удивлению, все, кого я спрашивала, ничего об этом не слышали; даже те, чьи дети учатся в одной школе с Машей, и живут рядом с ней. Только одна женщина сначала ответила мне, что «что-то видела об этом в интернете», но после просьбы поделиться своим мнением, отказалась и быстро ушла.

Хоть ефремовцы и не хотели вовлекаться в политику, в мирном Ефремове она поджидала их повсюду. На той самой школе №9, из которой пришлось буквально сбежать Маше Москалевой, — огромный плакат от Росмолодежи. «Каждодневная помощь семьям защитников», — кричит надпись на нем, которую видно издалека. Во дворе школы на специально сделанном флагштоке уныло висит флаг России — наверное, когда потеплеет, именно здесь каждую неделю будут проводить обязательное для всех школьников прослушивание российского гимна, а потом все разойдутся по классам для «разговоров о важном». На подъездах домов, которые стоят вокруг дома, сейчас тоже красуется призыв «поддержать наших ребят на передовой» от Народного фронта Тульской области. Поддержка должна была заключаться в перечислении средств на неизвестный счет, который можно было открыть, наведя камеру на QR-код с этого плаката, но где-то плакаты сорвали целиком, а где-то просто заклеили этот код другими листовками с предложениями вакансий.

Даже у реабилитационного центра «Юность», в который поместили Машу, я увидела надпись «За ВДВ», которую, в отличие от других лозунгов, никто не закрашивал. Сам центр окружает высоченный забор, за который невозможно заглянуть. Видно крышу длинного здания в несколько этажей и верхушки детской площадки. Не слышно детей: кажется, что это здание пустует, и только сторож около входа на запретную территорию показывает, что это не так.

Новая жизнь под домашним арестом

Ефремовский районный суд — одно из немногих многоэтажных зданий в городе, да к тому же, еще и с хорошим ремонтом. Напротив — гаражи и промзона.

Задержанного Москалева привезли прямо перед заседанием по избранию ему меры пресечения на фсиновской «Ладе», вместе с ним приехали следователи и адвокат Владимир Билиенко. Поначалу дело Москалева должен был рассматривать Ефремовский следственный отдел, но затем его передали в Межрайонный СО, где за него взялся аж заместитель руководителя и майор юстиции.

Внутри суда меня встретили двое приставов, которые явно не понимали, что происходит. После того, как я представилась и сказала, что планирую посетить заседание по делу Москалева как журналистка, старший из них побежал к судье спрашивать, можно ли позволить мне пройти. В это время младший сотрудник предложил мне подождать внутри, чтобы не мерзнуть — на улице было и правда морозно. Пока я ждала, мимо буднично ходили люди: никто из них не слышал ни о Москалеве, ни об этом деле. Вернувшись, старший пристав сообщил, что судья запретила мне идти на заседание даже как слушательнице. «Вы не дочь Москалева? [Судья] сказала, что пустит только дочь, да и то в коридор, а не в зал заседания, потому что оно закрытое», — сообщил он мне.

После небольшого спора о том, как заседание может быть закрытым, когда по закону это не должно быть так, ко мне спустились и адвокат со следователем. Последний смерил меня взглядом, в котором читался то ли испуг, то ли презрение и недовольство. «Нет, я запрещаю вам идти на заседание. Не положено. Оно закрытое», — ответил он на мою реплику о том, что я имею на это право. Моя попытка ничем не завершилась и пришлось выходить на мороз, чтобы ожидать решения там.

Судья вынесла решение только в половину восьмого. У адвоката Билиенко к этому моменту уже ушел последний автобус — чтобы защищать Москалева, он приезжал из другой области. В самом Ефремове не оказалось адвокатов, готовых работать с правозащитниками. «Москалев обратился в ОВД-Инфо за помощью, поскольку доверяет проекту. Конечно, в Ефремове есть адвокаты, но важно было найти таких, у которых есть опыт ведения дел по политическим статьям», — рассказывает пресс-секретарь ОВД-Инфо Мария Кузнецова.

Москалеву, согласно решению суда, до 27 апреля запрещено общаться с кем-то, кроме своего адвоката, следователя и сотрудников ФСИН, выходить из дома, пользоваться интернетом и любыми средствами связи, получать письма. «Разъяснить обвиняемому, что в случае нарушения им меры пресечения в виде домашнего ареста и условий исполнения этой меры пресечения, суд вправе решить вопрос об изменении данной меры пресечения», — говорится в постановлении о назначении домашнего ареста.

Утром следующего дня Алексей уже должен был увидеть свою дочь Машу, которую должны были вернуть из приюта. Но этого не произошло. Вместо этого утром 3 марта РИА Новости сообщили, что, по словам их анонимного «источника в экстренных службах области»,

«Для меня это было внезапно. Когда мне сообщили, я тут же позвонил следователю. Он сказал, что ему тоже ничего об этом неизвестно. Вроде на каком-то совещании решался вопрос о судьбе девочки, потому что вокруг дела поднялся шум. А наши большие боссы хотят прикрыть свою точку принятия решений, поэтому начинают думать, что бы в связи с этим делать с ребенком, — рассуждает он. — У меня такое ощущение, что идет подковерная игра. И если они реально обратятся с иском в суд, для меня это будет означать месть Москалеву и тем, кто его поддерживает. Не хотелось бы, чтобы так и оказалось. Я надеюсь, что общественное внимание подвигнут всяких командиров на принятие правильного решения в отношении Маши, чтобы она уже сегодня ночевала дома, и чтобы от них отстали».