Почти сразу после полномасштабного российского вторжения в Украину начали раздаваться призывы привлечь виновных к ответственности и судить их международным судом. Первой с идеей создать Специальный трибунал выступила Парламентская ассамблея Совета Европы — соответствующая резолюция была принята 28 апреля 2022 года. Ее поддержали страны Балтии, Польша, Нидерланды, Великобритания, Франция и Германия. С одобрением инициативы выступила и Парламентская ассамблея стран НАТО, а чуть позже была получена поддержка и от главы Еврокомиссии Урсулы фон дер Ляйен. Наконец, 19 января 2023 года Европарламент принял резолюцию с призывом создать трибунал, чтобы расследовать преступления России, совершенные во время агрессии против Украины

Может показаться странным, что к созданию трибунала для расследования преступлений агрессии приступили, когда война еще далека от завершения и, более того, неясно, каким именно это завершение будет. Но если мы обратимся к совсем недавнему по историческим меркам опыту, мы увидим, что такой подход имеет прецеденты.

Наследие Югославии

Одна из последних крупных войн в Европе происходила в 1990-е годы между частями распадающейся Югославии. Международный трибунал по Югославии был учрежден единогласным решением Совета Безопасности ООН в 1993 году — в период, когда активные военные действия еще велись в Хорватии, Боснии и Герцеговине, и до окончания основной фазы гражданской войны между бывшими республиками Югославии оставалось два года (а отдельные акты насилия продолжались и в конце 1990-ых). Помимо прочего, этот трибунал способствовал началу нового витка дискуссии о международном гуманитарном праве — главным образом, о создании универсального механизма для расследования военных преступлений и преступлений против человечности.

Цель югославского трибунала заключалась в «судебном преследовании лиц, ответственных за серьезные нарушения международного гуманитарного права, совершенные на территории бывшей Югославии».

виновных в «преступлении агрессии».

И эта разница в формулировках имеет куда большее значение, чем может показаться.

К «серьезным нарушениям международного гуманитарного права» относятся разного рода военные преступления. Для решения таких дел, особенно после кровопролитных столкновений на территории Югославии, в 1998 году был создан Международный уголовный суд (МУС). Именно он уже 2 марта начал специальное расследование по преступлениям в ходе «ситуации в Украине с 21 ноября 2013 года».

«Преступления агрессии», в свою очередь, относятся к самому акту незаконной агрессии. Международное определение «преступления агрессии» было сформулировано в ходе работы всё того же МУС. Оно опирается на то, что имели место «планирование, подготовка, инициирование или исполнение лицом, имеющим возможность эффективно осуществлять контроль над политическими или военными действиями государства или направлять их, акта агрессии, который по своему характеру, серьезности и масштабам представляет собой явное нарушение Устава ООН». Именно это преступление вменялось в вину руководству Третьего рейха в ходе Нюрнбергских процессов.

Несмотря на то, что Украина не является подписантом Римского статута, учредившего МУС, документ допускает, что страна может разрешить осуществление юрисдикции суда на своей территории в отношении подозреваемых. Преступление агрессии, однако, обладает особым статусом: в его отношении юрисдикция суда фактически распространяется только на подписантов статута и только с их формального разрешения. Россия подписала статут в 2000 году, но так его и не ратифицировала. А в 2016 году по распоряжению Владимира Путина страна и вовсе отказалась от участия в нем.

От Юга и до Севера

В ситуации, когда Международный уголовный суд не имеет законных оснований судить «преступление агрессии» со стороны России, можно было бы использовать для создания трибунала Совет Безопасности ООН. Но странно было бы рассчитывать, что Россия, будучи постоянным членом Совбеза, не воспользуется правом вето и не заблокирует резолюцию. Именно поэтому европейские лидеры уже сегодня понимают, что придется искать другой источник легитимности — в том же ООН есть еще Генеральная Ассамблея. Кроме того, существуют в целом подходящие для этой задачи разного рода международные соглашения.

Как подчеркивает в комментарии «Новой-Европа» один из авторов резолюции Европарламента и заместитель председателя юридического комитета Сергей Лагодинский, процесс создания нового трибунала может затянуться на годы или даже десятилетия. В этом заключается главная причина, по которой вопрос надо поднимать уже сейчас. Кроме того, говорит Лагодинский, нужно как можно раньше заняться обеспечением доказательств («secure the evidence»), чтобы облегчить дальнейшую работу трибунала.

Процесс учреждения трибунала также не обещает быть легким. Неочевидно, смогли ли сторонники его создания заручиться международной поддержкой в Генассамблее ООН, говорит в своей статье старший исследователь Европейского совета по международным делам Энтони Дворкин. Дело в том, что учреждение этого трибунала неминуемо поднимет вопрос избирательности: почему создавать трибунал нужно именно в этом случае агрессии, но не в других? Такие вопросы, подчеркивает Дворкин, особенно вероятны со стороны стран «глобального Юга», которые в последнее время гораздо чаще сталкивались с военной агрессией.

Важно, чтобы были разработаны универсальные механизмы, которые бы предотвращали похожие ситуации в будущем, а не создавали лишь ситуативный трибунал, осуждающий российскую агрессию, считает программный директор в Европейском центре Конституционного и гуманитарного права Андреас Шуллер. Альтернативным решением, по его мнению, могла бы быть реформа Международного уголовного суда. Потребовалось бы лишь незначительное изменение в Римском статуте: «Сделать преступление агрессии подлежащим судебному преследованию без согласия государства-агрессора, как это требуется в настоящее время», — объясняет Шуллер.

Для такой реформы необходимо провести голосование Ассамблеи в составе 123 стран-участниц МУС, в число которых не входят ни Россия, ни США, ни Китай, ни Индия. Но этот вариант может натолкнуться на противодействие со стороны уже «глобального Севера». США давно сопротивлялись расширению полномочий МУС, а Великобритания и Франция, добавляет Шуллер, были в числе тех, кто как раз способствовал созданию такой ограниченной юрисдикции суда в отношении преступлений агрессии. Некоторые страны G7, поясняет эксперт, имеют богатую «историю, включая и акты агрессии» — именно это может служить объяснением, почему они с такой неохотой могут принимать участие и в деятельности МУС, и в создании прецедента в виде Специального трибунала.

Есть и третий вариант, говорит депутат Лагодинский, который понимает возможные трудности решения вопроса в Генеральной Ассамблее или через МУС.

Несмотря на то, что поддержка Генассамблеи была бы очень желательна, признает Лагодинский, юридически такой «смешанный» вариант возможен. Его преимуществом стало бы отсутствие необходимости добиваться широкой международной поддержки. Однако если нет поддержки, то нет и достаточной легитимности.

В конечном счете, подытоживает Лагодинский, процесс создания трибунала и реформы МУС вполне могут идти параллельно. Но важно, чтобы страны Запада «сделали домашнее задание» и присоединились к работе по осуждению преступлений со стороны России.

Сигнал элитам — или повод для ресентимента?

У столь раннего создания трибунала есть, однако, не только технические причины, но и политическая цель. «Создание трибунала может приблизить конец войны», — рассуждает в разговоре с «Новой-Европа» депутат Европарламента из Литвы Андрюс Кубилюс. Это случится, если «российские элиты начнут понимать, что будущее России с обвиняемым в преступлениях Путиным никуда не ведет».

Кроме того, у трибунала есть важнейшее символическое значение. «Покушение на мир — это самое тяжкое международное преступление», — напоминает Кубилюс. Именно для предотвращения таких преступлений была создана ООН, именно этим преступлением занимался Нюрнбергский трибунал. Так что важно продемонстрировать реакцию международного сообщества.

Однако Нюрнбергский трибунал, к которому так часто отсылают как к первому опыту осуждения, не применим в текущих условиях войны России в Украине. Ключевым документом Нюрнберга стал устав, являющийся приложением к соглашению стран-победительниц «О судебном преследовании и наказании главных военных преступников европейских стран Оси». Это соглашение было заключено уже после войны, 8 сентября 1945 года. Сегодня подписание международного соглашения всего несколькими странами подорвало бы изначальную идею обеспечения международной легитимности трибунала по Украине.

Может ли создание трибунала повлиять на действия российского режима? Опрошенные «Новой-Европа» европейские парламентарии и международные эксперты, в отличие от Кубилюса, настроены скептично. Вряд ли высшее руководство России изменит свою политику под угрозой международного преследования.

Опыт конфликта в Югославии тоже показывает, что эффекта не будет, говорит в комментарии «Новой-Европа» политолог и эксперт по Балканским странам Александар Джокич. К 1994 году, когда трибунал начал работу, большое количество военных преступлений в Югославии уже было совершено — бежать от ответственности или изменять политику было поздно. Более того, предотвратить новые конфликты — в Косово в 1998–1999 годах и в Македонии в 2001 году — таким образом тоже не удалось. И сейчас от обострения ситуации на Балканах, считает Джокич, удерживает не перспектива судебного преследования, а скорее присутствие НАТО.

Этот скепсис разделяет и политолог Владимир Гельман. «Никаких новых стимулов для элит это не создаст — как вели себя раньше, так и будут вести, ничего не изменится», — подчеркивает эксперт. Дело в том, объясняет Гельман, что резолюции Европарламента и раньше не воспринимали в России всерьез, а теперь — тем более.

Что касается российского общества, трибунал может стать основой для последующей проработки коллективной ответственности, хоть этот процесс и займет десятилетия, считает Джокич. С другой стороны, возможен и негативный эффект. Трибунал по бывшей Югославии в Гааге скорее разжег недовольство в сербском обществе. Поскольку большинство осужденных оказались этническими сербами, «это лишь усугубило уже существующий политический миф в сербском обществе о заговоре против него коллективного Запада».

Поэтому, чем бы ни завершился процесс создания механизмов осуждения российской агрессии сейчас при недостаточно аккуратной подготовке трибунала можно только еще больше развить чувство обиды у послевоенной России.