КолонкаПолитика

Одиночество в бронежилете

Как Владимир Путин решил, что может разговаривать только с Богом

Одиночество в бронежилете
Владимир Путин на рождественской службе в Благовещенском соборе Кремля в Москве, 7 января. Фото: EPA-EFE / MIKHAEL KLIMENTYEV / SPUTNIK / KREMLIN POOL

Публичные появления Путина становятся все более смешными и одновременно пугающими. Пресс-конференции (пока были), на которых журналисты сидят в трех трамвайных остановках от интервьюируемого, бесконечно длинные столы, поздравление с Новым Годом на фоне неподвижных солдат — злые языки говорят, что это был монтаж, и что стоял он один. Собственно, мероприятий с участием вождя становится все меньше: может, он на двадцать лет раньше, чем предполагал Войнович, уже улетел в космос и говорит с подведомственным народом оттуда?

Апофеоз — это, конечно, Рождество. Один в пустом храме с выражением лица, которое больше подобает похоронам и уж совсем неуместно на празднике. «Держать лицо» уже не может или не считает нужным.

Интересно, что он не всегда себя так вел. И из специальной кружки на международных встречах не пил (и его пускали на эти встречи — трудно теперь поверить!), и не пародировал пустотой вокруг себя «Осень Патриарха» и «Сто лет одиночества». Да и слова «бункер» в нашем политическом вокабуляре не было. Разве что, когда про Гитлера, с которым, кстати, прежде вполне дозволялось сравнивать Сталина.

Можно, конечно, говорить, что сошел, мол, с ума, крыша поехала (уехала) и так далее. Оно, похоже, так и есть, но это слишком неконкретное объяснение, оно констатирует, но не дает понимания.

А понимать этого человека необходимо — это ведь по его «черной воле» разверзся ад. И он и дальше принимает решения, из-за которых погибают сотни тысяч людей, а у миллионов выживших ломаются судьбы.

Есть две причины такого странного поведения. Во-первых, конечно, страх.

Чекисты, как корпорация, люди трусливые. Сапогом бить связанного человека, как и другие практиковавшиеся ими подвиги, большого мужества не требует. Конечно, среди них разные люди есть. Путин занимался дзюдо — это, по-моему, известной смелости требует, не всегда же ему спарринг-партнеров подставляли. Но это давно было, а сейчас он, похоже по этому параметру сильно деградировал.

Первых лиц охраняют везде — к возможной опасности, исходящей от сумасшедших или политических радикалов, надо относиться серьезно. Но так, как Путин, не ведет себя никто. Я даже не сравниваю его с Зеленским — Зеленский вне разрядов, — но с обычными лидерами в мирное время.

Мне довелось быть на встрече нескольких российских граждан с президентом Обамой во время его визита в Москву. Да, мы проходили через рамку, но нас не обыскивали и даже мобильники не отнимали. И кортеж Обамы я видел в Вашингтоне — машина спереди, машина сзади, полицейские перекрывают дорогу секунд за тридцать. Времена, когда короли и президенты останавливались на красный свет, к сожалению, прошли, но до безумия никто, кроме нашего случая, не доходит.

Еще до 2014 года и Крыма я ехал вечером по Кутузовскому. Вдруг машины с мигалками, «Немедленно остановиться! Принять вправо!» Стоим пятнадцать минут, проезжает на дикой скорости огромный кортеж — так ездил только Путин (у всех других кортежи были поскромнее, не как у нищеброда Обамы, конечно, но раз в пять короче, чем у Самого). Ладно, проехали они, нас еще пятнадцать минут подержали и разрешили ехать. Проехали минут десять — опять мигалки, «остановиться», и через пятнадцать минут еще один точно такой же кортеж! Классика!

Меры безопасности для Путина избыточны и иррациональны. Они не могли бы существовать без того, чтобы он с ними не просто соглашался — без того, чтобы они ему нравились, чтобы он их одобрял.

Он живет в постоянном страхе за свою жизнь. Он боится заразиться, он боится выстрела даже от собственной охраны, в бронежилете, наверное, даже спит. Наверняка сам себе Путин говорит, что такие меры безопасности нужны потому, что без него все погибнет — на кого же он страну оставит? Но ему просто нужно самому себе объяснить свой страх.

Причина, думаю, в том, что он понимает или чувствует, что творит зло. Что убивает людей, губит страну, обрекает сограждан на нищету, что если его кто и любит, то это те, кто видели его лишь по телевизору, да еще и неспособны к какому-либо анализу происходящего. Впрочем, даже из отчетов кремлевских социологов ясно, что и таких поклонников становится все меньше.

А уж тем, кто в силу положения имеет шанс оказаться с ним в одном помещении, любить его и вовсе не за что. Многие из них, понимающих реальное положение дел в стране и последствия его политики для себя и собственных семей, его просто ненавидят. Они никогда ни на что не решатся, но он все равно боится. Даже новогодний прием отменил. И на рождественской службе слушает отсидевшего две недели в карантине священника, тоже полковника ФСБ, наверное, как в одиночной камере — никого вокруг. Не позавидуешь, между прочим.

Но есть и еще одна причина этого зримого одиночества.

Похоже, он уверовал во что-то вроде своей божественной сущности, когда единственным достойным собеседником для него становится уже не Махатма Ганди, а сам Господь Бог.

И с высоты, на которой видит себя Владимир Путин, наверное, уже не просматриваются различия между лидерами великих держав, выстроивших фронт против него, его боярами, формально — высшими сановниками Империи, а на деле — ничтожными трусами, боящимися не то, что не то сказать, но и не так посмотреть (вспомните знаменитое заседание Совета безопасности), и рядовыми гражданами собственной страны, от которых его стараниями давно уже ничего не зависит. Общения с ним, равным Богу, не заслуживает никто из них.

Если бы этот боящийся каждого шороха и верящий в свою божественную сущность человек был просто военным пенсионером, это было бы проблемой только для членов его семьи. Но это проблема человечества!

shareprint
Главный редактор «Новой газеты Европа» — Кирилл Мартынов. Пользовательское соглашение. Политика конфиденциальности.