Запретная тема

До недавнего времени от цензуры страдали в первую очередь детские книжки. Два из трех наиболее опасных для издателей законов касались именно несовершеннолетних, тогда как взрослая литература могла чувствовать себя вполне вольготно. Даже печально известный новый закон об «ЛГБТ-пропаганде», в сущности, распространил на все издания то, что с 2013-го было запрещено в детских книгах.

— Еще в 2010 году появился закон, «защищающий» детей от «вредной информации», который вводил возрастную маркировку на книгах, — рассказывает директор детского книжного издательства «Самокат» Ирина Балахонова. — А с 2013-го ввели полный запрет «ЛГБТ-пропаганды» в детской литературе. Мы тогда тоже потребовали разъяснить, что имеется в виду под «пропагандой». Нам ответили: любое позитивное упоминание такого героя. То есть: вы могли публиковать детские тексты с ЛГБТ-темой, но герой должен был быть негативным. В то время мы уже издали прекрасную книгу Мари-Од Мюрай «Oh, boy!», а прямо перед вступлением закона в силу успели выпустить повесть «Шутовской колпак» Дарьи Вильке, которая долгое время была символом ЛГБТ-сообщества в России. Тогда это не было модной темой ни на Западе, ни где-либо. Мы опубликовали эти книги просто потому, что это были очень крутые тексты. Всю литературу, где упоминалось ЛГБТ, нам приходилось маркировать «18+» и упаковывать в пленку. Это на самом деле проблема.

Мы даже выпускали специальный ролик к серии «Недетские книги», где просили родителей поступать именно так.

Новый закон от 05.12.2022 запрещает «ЛГБТ-пропаганду» для всех. Видимо, взрослых тоже легко сбить с утоптанного пути традиционных ценностей, поманив запретным плодом с книжной странички. Иными словами, некоторые квир-произведения должны вообще исчезнуть с российского рынка. Издания, всего лишь «демонстрирующие» однополые отношения, теперь будут продаваться только совершеннолетним и оформляться соответствующим образом. Впрочем, если и будут, то, конечно, меньше. Может быть, это «демонстрация» только в вашей интерпретации.

Еще один важный нюанс государственной трактовки «пропаганды» — преступно уже утверждение о «равнозначности» традиционной семьи и «нетрадиционных сексуальных отношений». Книжный обозреватель Максим Мамлыга отмечает, что это может всерьез ударить не только по художественной, но и по исследовательской литературе:

— Фактически закон о «ЛГБТ-пропаганде» налагает запрет на большую часть гендерных исследований. В научной книге теперь тоже нельзя сказать о социальной равноценности гей-браков и гетеро-браков.

Отдельно в законе прописаны запрет на «пропаганду» педофилии и смены пола. Эти темы, конечно, тоже встречаются в книгах, но значительно реже — поэтому и не привлекли особого внимания сообщества.

Вспышка интереса к литературе и теме однополых отношений в ней у российских чиновников началась на рубеже мая-июня. А породил ее, пожалуй, главный книжный скандал 2022-го. «Лето в пионерском галстуке» — история о любви подростков, пионера Юры и вожатого Володи, написанная Еленой Малисовой и Катериной Сильвановой. Изначально она появилась на сайте фан-фикшна «Фикбук», где пользовалась успехом. А в 2021-м вышла в издательстве «Popcorn Books», постепенно набрала популярность и разошлась абсолютно «советским» тиражом в 200 000 экземпляров, попав на вторую строчку Всероссийского книжного рейтинга бестселлеров за первую половину 2022-го. И это на фоне войны. Власти в сторону книг, скорее всего, даже не смотрели. Но литературные бойцы угрозу заметили.

Началось все с майского поста Захара Прилепина, в котором писатель возмущался прежде всего самим сочетанием ЛГБТ и советского контекста — еще и в такое время. Он тоже предложил ввести закон, но «о защите наших национальных советских символов» от «желающих покривляться на этом фоне» — либеральных внутренних врагов, надо полагать. Да и реагировал, похоже, не столько на роман, сколько на свежую подборку Галины Юзефович в «Медузе». Иначе бы не решил, что книга выпущена именно «к столетию пионерии».

— «Лето в пионерском галстуке» начало продаваться очень быстро и каким-то безумным тиражом, — рассказывает экс-генеральный директор издательств «Popcorn Books» и «Individuum» Алексей Докучаев. — В результате оно просто попало к ним на радары.

Скандал сразу подхватили патриотические паблики, а за ними и маститые пропагандисты. Роман появился в передаче Дмитрия Киселева, михалковском «Бесогоне» и «Постскриптуме» Алексея Пушкова, а Михаил Шахназаров разразился яростной речью про книгу аж в двух выпусках своего ютуб-шоу. И здесь тема защиты советских символов неожиданно отошла в тень, а на переднем плане оказались именно внутренние враги, незаметно насаждавшие в российском обществе чужеродные западные ценности. И, что важно, якобы во многом преуспевшие. Думается, целью этой риторики была не только дискредитация инакомыслящих. Это еще и атака на молодежь, более протестную, чаще настроенную против войны в Украине и вообще воспринимающую декларативные ценности режима как лютый кринж злобных бумеров. Как еще объяснить родителям, что их дети очень хорошие, но слушать их нельзя, наоборот — нужно спасать от хитроумного влияния внешних и внутренних врагов? А там можно и патриотическое воспитание вводить.

Закон о «ЛГБТ-пропаганде» во многом вырос из скандала с «Летом…». Роскомнадзор обнаружил, что нашумевшая книга оформлена по всем правилам «18+» и законодательства не нарушает. А раз так, нужно, конечно, его подправить — приспособить к новым условиям. Принимался закон с мощной антизападной риторикой. Так, его инициатор, депутат Александр Хинштейн, сообщил, что «ЛГБТ — инструмент гибридной войны», на Западе происходит «настоящая ЛГБТ-революция», тогда как «Россия остается одним из последних, если не последним форпостом традиционных ценностей». А председатель Госдумы Вячеслав Володин объяснял, что «они (коллективный Запад — С.Б.) меняют целые государства, формируя мировоззрение, а потом уже, через тех, кто принял эту идеологию, приходят к власти». Главная борьба, очевидно, будет вестись против этих «принявших», со «сформированным мировоззрением» — проще говоря, «иностранных агентов» со статусом или без. Разумеется, от нового закона пострадают не только книги. Скорее, можно констатировать, что литература в глазах государства теперь тоже стала актуальным полем идеологической борьбы. Не в первый раз, конечно.

Что делать? Издатели и книготорговцы о новом законе

Наиболее заметной реакцией книжного сообщества было, пожалуй, подавленное несогласие при явном смятении. О причинах возникновения закона тоже мнения разные.

— Конечно, власти хотят противопоставить себя Западу на уровне идеологии — «отстроиться» от него, — размышляет Ирина Балахонова. — Ничего более прозападного, чем ЛГБТ, им в голову, видимо, не пришло. Возможно, закон — способ четко прочертить границу, показать, кому в новом обществе не место. Но, может быть, это просто маневр, отвлекающий внимание от более острых вопросов.

— Квир-персона для них — изгой, низшая каста. Если только он или она не доказали верность госслужбе и не скрывают свою сексуальность, — считает Кононов и объясняет закон желанием «потрафить гомофобному, по мнению преступного режима, большинству избирателей (мол, видите, мы на самом деле за особый русский путь, узколобый и неразнообразный)».

— Я не могу для себя объяснить этот закон, — говорит один из соучредителей книжного магазина «Фаланстер» Борис Куприянов. — Вижу несколько причин. Во-первых, избирательность наших законов — чтобы можно было кого-то отдельного наказать. А во-вторых, отвлечь внимание граждан. Этот закон настолько туманен, что он явно писался не для того, чтобы его исполнять, или чтобы исполнять выборочно.

Впрочем, проникновение в голову российских депутатов — не самая актуальная задача для деятелей книжной индустрии. Общее мнение: сама по себе литература не сильно интересует власть, а здесь просто попалась под руку. Но реагировать приходится, и, кажется, именно это занимает издателей и книготорговцев в первую очередь. А скорее всего, умышленная неясность закона сильно усложняет задачу.

— Важно понять, как будет устроено правоприменение, — объясняет Алексей Докучаев. — Помимо того, что для многих это идея и вложенные часы жизни, это еще и деньги. Сейчас нас всех заставляют их терять. Терять больше, чем заставляют, никто не будет. Весь рынок дико насторожен. Никто не хочет нарушать закон и подставлять партнеров. Книжный магазин ежедневно получает немыслимое количество литературы. А людей, которые могли бы все это прочитывать, там нет. Конечно, мы предупреждаем, когда что-то может пойти не так. На самом деле, весь рынок ведет себя прямо ужасно достойно. Все друг друга поддерживают. Приятно посмотреть.

— Многие резонно заключили считать отношения героев в книге демонстрацией, пока не доказано обратное. Некоторые заказали экспертизы с просьбой ответить — там все-таки то, или не то? — рассказывает Максим Мамлыга. — Вообще книжное сообщество довольно-таки дружелюбное. Пока все разговаривают друг с другом, делятся инструментами, юридической информацией, советуются, помогают.

— В основном издательства пишут письма такого содержания: в наших книгах нет никакой пропаганды гомосексуализма, но, допустим, есть такие-то книги, где упоминается гомосексуализм или есть герой-гомосексуалист, — поясняет Борис Куприянов. — Вот был, например, случай. Книжка о магазине «Шекспир и Компания». На 20-й странице написано, что сюда приходила Гертруда Стайн со своей партнершей (Элис Б.) Токлас, и они были не просто соавторами. Издательство об этом уведомляет. Это пропаганда? Таким образом можно очень далеко зайти. Мы не торгуем книгами, где говорится: «Стань гомосексуалистом! Стань гомосексуалистом! Стань гомосексуалистом!». Я таких книг не видел, если честно.

Как именно закон повлияет на книжный рынок, пока судить сложно. На первых порах, вероятно, сократится количество как российских, так и переводных изданий, в которых хоть в каком-то виде затрагивается ЛГБТ-тематика. Вполне вероятно, что авторы и редакторы еще не вышедших книг сочтут необходимым безопасно подправить некоторые творческие задумки. В то же время, по общему мнению, российские читатели не останутся без квир-литературы.

— Аудитория, которая интересовалась этим сегментом и нарастала последние 5-7 лет, никуда не денется, — говорит Докучаев.

К тому же появится пиратка. Тексты они найдут. Просто эта область перестанет быть цивилизованной частью книжного рынка.

Максим Мамлыга уверен, что в результате принятия закона ЛГБТ-книги станут менее видимыми:

— СМИ, которые продолжают работу в России и всегда были квир-френдли, сейчас поостерегутся писать о квирных книгах, чтобы избежать лишения лицензии, штрафа или блокировки. То есть пока самым главным здесь будет работа блогеров и СМИ, находящихся за пределами. При этом тиражи книг никуда не исчезнут. Откройте топы казахстанских книжных магазинов — вот вам «Лето в пионерском галстуке», вот вам «О чем молчит ласточка», и ситцы, и парча. Книжные туры в Казахстан — то, что добавит актуальности этому направлению для путешествий. К тому же, мне известны несколько не связанных друг с другом планов по выпуску за границей русскоязычных книг, изначально не рассчитанных на российский рынок — здравствуй, новый тамиздат (который, кстати, никуда не исчезал).

Туманная формулировка закона в сочетании с оправданным предположением о его избирательности и строгостью наказания — оптимальные условия для самоцензуры, которая, возможно, и определит действенность закона. Государство получило мощный рычаг влияния на книжную индустрию, и само его существование будет подталкивать издателей к осторожной стратегии — не только в смысле ЛГБТ, но и, например, публикации «неблагонадежных» авторов или недостаточно «правоверных» книг на сложные темы, вроде Великой Отечественной. Борис Куприянов уверен, что закон изначально и был рассчитан на самоцензуру. Максим Мамлыга солидарен с этой гипотезой и отмечает, что проявления уже заметны:

— Некоторые магазины убирают с полок книги, маркетплейсы и электронные сервисы снимают их с продажи. Отдельные издательства отзывают наименования, а редакторы просят авторов переписать книги, поменяв пары м+м на м+ж. Некоторые библиотеки списывают или убирают книги из открытого доступа. В адрес многих распространителей стали поступать доносы и требовательные сообщения с обвинениями в пропаганде. Но большинство все-таки не бежит падать до выстрела и ожидает.

Ирина Балахонова считает наиболее правильной другую стратегию:

— Власти навязывают тему, а мы начинаем с этим работать и поступаем именно так, как они ждут. Я смотрю на книжную индустрию в разных странах, и понимаю, что издатели могут сами задавать важные общественные темы, с которыми придется считаться правящей верхушке. Сейчас мы боремся как бы за свободу слова, но параллельно умалчиваем о массе острых вопросов. Но, конечно, если совсем не реагировать, то никто не мешает им идти дальше. Самым профессиональным, умным и смелым решением мне кажется назначение собственных тем. Нас волнует война, отъезд огромного количества людей, русский язык, который эти люди могут потерять. Нас волнует ситуация, в которой взрослые не знают, как говорить о происходящем с детьми, потому что больше не чувствуют себя носителями здравого смысла. В какую позицию вы нас, взрослых людей, поставили перед детьми? Давайте вот об этом поговорим. Но есть наши идеалистические представления, а есть реальность, в которой мы все находимся и где все ответственны за людей. Хотя я с трудом представляю, как можно запретить литературу о войне в России.

Исчезающие авторы

Помимо запретных тем, в российской литературе появились и «неуместные» люди. Прежде всего речь идет об «иноагентах». С 1 декабря вступил в силу закон «о контроле за деятельностью лиц, находящихся под иностранным влиянием». Теперь любое произведение автора из списка официально считается «видом информации, причиняющей вред здоровью и (или) развитию детей». Такая книга должна быть помечена значком «18+», продаваться в запечатанном виде и в месте, «недоступном для детей». Стоит ли напоминать, что помимо литераторов в постоянно расширяющийся перечень попадают другие пишущие — журналисты, социологи, политологи, философы. Переводчикам и издательствам тоже порой достается.

Впрочем, задолго до закона началось самоуправство отдельных магазинов и библиотек. Касалось оно не только «иноагентов», но и просто критикующих власть авторов. Летом известный московский магазин «Молодая гвардия» счел нужным убрать с полок книги Бориса Акунина, который звания от Минюста пока не удостоился. А в октябре широко распространилось видео с «черным списком» из «Московского дома книги». Среди изданий, которые запретили ставить на видное место, оказались произведения Людмилы Улицкой, Леонида Парфенова и Алексея Поляринова — тоже Минюстом не признанных.

Но попадаются и гораздо более замысловатые сюжеты. Недавно, например, произошла странная история с премией имени Корнея Чуковского. Через некоторое время после объявления шорт-листа финалистов организаторы неожиданно объявили дополнительный прием заявок, чтобы решить вопрос о победителях ближе к концу следующего года. А ведь оставалось только определить и наградить лауреатов.

Почти так же странно выглядит и отмена — по рекомендации Минкульта Тульской области — знакового фестиваля «ЛитераТула», который не удалось провести и в 2021-м, якобы из-за Covid-19. Теперь официальная причина другая. Организаторы не успели вовремя подать программу фестиваля и список книг для ярмарки (всех!). Правдоподобно? «ЛитераТула» была известна свободолюбием. А спикерами отмененного фестиваля-2021 должны были стать, в том числе, Юлия Галямина, Екатерина Шульман и Юрий Сапрыкин. Куда проще поверить, что на фоне войны местные власти решили подстраховаться от выступлений нелояльных гостей в регионе. В результате организатор Ирина Рочева закрыла «ЛитераТулу» с формулировкой «до лучших времен» и вскоре покинула страну.

Вероятно, многие похожие сюжеты просто не попали в информационное поле. Но общая картина все-таки вырисовывается. Открытые репрессивные меры, направленные против инакомыслящих авторов, сочетаются с припрятанными от публики «рекомендациями» и самоцензурой. Очень похоже на истории исчезновения «нехороших имен» с театральных афиш или отмену «вредных» концертов. Вытеснение независимой культуры в полуподвальную тень — плавная зачистка, не привлекающая внимания общества и, конечно, оставляющая наблюдательным гражданам надежду на разворот. Надежда действительно есть, но скорее на поговорку о том, чем компенсируется строгость российских законов. Ну и на преступную некомпетентность «цензоров», само собой.

В тишине библиотек

Далеко не все люди из книжного мира готовы обсуждать тему цензуры. Но Таня, молодая сотрудница одной из московских библиотек, согласилась рассказать о ситуации «на местах» с неожиданным воодушевлением. Единственное, попросила изменить имя, оно есть в распоряжении редакции. Конечно, новый закон ее возмущает. В то же время в информационном пространстве возникает немало ошибочных домыслов, которые Таня явно хочет опровергнуть.

— Никаких общегородских или федеральных списков нам не спускали, — рассказывает она. ­– И это, на самом деле, пугает. Есть закон, который библиотека не имеет права нарушить. И всё. Если на нас поступает жалоба, то это огромные штрафы, увольнение руководства и, может быть, даже закрытие на 90 дней. Мало ли «патриотичных» читателей, которые специально придут к нам, чтобы что-нибудь найти? Получается паноптикум. Государство ничего не проясняет, просто говорит: «А теперь сделайте все, чтобы мы вас не закрыли!» Это ставит нас в ужасное положение, когда мы можем убрать из фондов больше книг, чем требовалось бы, если бы был четкий список.

Многое определяет статус библиотек. Таня работает в одной из центральных, подчиненных непосредственно Департаменту культуры. Поэтому здесь перечень «опасных» для российского читателя изданий составляла сотрудница отдела комплектования фондов. Ситуация для библиотек, входящих в городское объединение культурных центров, отличается. Таня предполагает, что там списки формируют в центральных библиотеках по округам и дальше распространяют по подконтрольным им районным библиотекам. И, конечно, везде будут прятать разную литературу и в разных количествах.

— Мы убираем какие-то общеизвестные произведения с ЛГБТ-тематикой и исходим из того, что пусть книга остается, пока она никем не замечена. По крайней мере, у нас с книгами ничего не будет. Нет никакого приказа утилизировать их или публично сжечь. Их дальнейшая судьба остается на усмотрение библиотек. Мы планируем переместить эту литературу в фонд особого доступа, где до сих пор хранились издания, запрещенные на территории России. «Майн кампф», например, или брошюры террористических и некоторых религиозных организаций. Теперь рядом будут лежать и какие-то книги с ЛГБТ-тематикой. Если закон отменят, мы сразу же их вернем. А если возникнет официальный список, вытащим все, в него не попавшее. Очень многое зависит от руководства библиотеки или центральных библиотек. То есть: если, например, директор консервативный и поддерживает этот закон, там могут уйти в лютую самоцензуру — составить гораздо более длинный перечень, а книги просто списать. Думаю, такое тоже будет случаться. У нас все очень расстроены и стараются сделать максимум… точнее, наоборот, минимум, — объясняет библиотекарь.

Названия «подозрительных» книг никто лишний раз произносить не хочет. Пусть бдительные граждане сами почитают и ответственно расскажут следствию, какой именно персонаж пытался их совратить. В таблице Таниной библиотеки примерно 200 наименований и комментарии к каждому. Что-то посоветовали временно убрать сами издательства. Другие попали туда из популярных подборок квир-литературы в сети. Предполагается, что именно в них будут подглядывать самозваные рядовые полиции нравов. Чуть раньше подвинули с полок и книги «иноагентов»:

— По закону мы не можем выставлять их в свободный доступ. И не обязательно, чтобы «иноагентом» признали автора. Он может быть, например, переводчиком или издателем (скажем, «Мемориал»). Самые свежие книги (как и другие с маркировкой «18+») находятся за стеклом. Посетитель видит их, но самостоятельно взять не может. Для этого нужно обратиться к библиотекарю. Книги предыдущих лет хранятся в отдельном зале и тоже выдаются по запросу. Например, у нас есть детская книжка, которую перевел Дмитрий Быков. Библиотекарь не может выдать ее ребенку. Должен прийти кто-то из родителей и взять на свой читательский билет.

Например, какие-то библиотеки убирали романы Людмилы Улицкой. А у нас они просто стоят в читальном зале. Очень важно не убрать то, что можно оставить.

Оммаж «Сумбуру вместо музыки»

Менее заметное, чем скандал с «Летом…», но точно не менее опасное «литературное событие» случилось в Свердловской области в прошлом июле. Там из библиотек стала пропадать книга Ольги Колпаковой «Полынная елка» — история о семье русских немцев, депортированных в Сибирь во время Второй мировой. Книга выдержала несколько переизданий, а в 2019-м получила престижную государственную премию им. П.П. Ершова как «лучшее патриотическое произведение для детей». Изъятие «Полынной елки», как выяснилось, было спровоцировано конфиденциальным распоряжением из областного министерства культуры. Ему предшествовала «экспертиза», заказанная департаментом внутренний политики. А инициатором проверки, предположительно, стал кто-то из правительства Свердловской области, хотя позже губернатор выступил в поддержку произведения Колпаковой.

Судьбоносную «экспертизу» почему-то доверили проводить доценту УрГПУ и руководителю всероссийского патриотического проекта «Живая история» Ивану Поппу. Казалось бы, уж если кому браться за эту неблагодарную работу, то специалисту. Но выяснилось, что «патриоту» все же виднее, чем литературоведу. Тем более, «патриоту» азартному — такой не только иглу в стоге сена, но и «натовскую биолабораторию» в Ельцин-центре обнаружит. Примерно так и вышло — странно даже, что на 88 страницах с картинками поместилось столько немыслимых злодеяний. По мнению эксперта, в книге «прослеживается определенная доля сочувствия оккупантам», а автор «в какой-то мере пытается оправдать наступление фашистов» и даже «настраивает подрастающее поколение на мысли о коллаборационизме», не упустив возможности «внести собственную лепту в разъединение российского народа». Кроме того, якобы «в тексте присутствует «либеральное европейское направление» по сравнению глав Советского Союза и фашистской Германии».

Стоит ли говорить, что «экспертное заключение» и стилистически, и сущностно не очень отличается от печально известных статей-доносов сталинских времен вроде «Сумбура вместо музыки» или «О художниках-пачкунах». Независимая экспертиза, которую после скандала провели сотрудники Пушкинского дома — ИРЛИ РАН, ожидаемо не нашла в «Полынной елке» состава преступления и поставила ее в ряд «современных произведений, продолжающих лучшие гуманистические традиции русской литературы». К похожему выводу пришел и эксперт-историк. Автор «Полынной елки» Ольга Колпакова допускает, что Иван Попп мог получить задание «найти врагов»:

— Ничем иным я просто не могу объяснить для себя выворачивание фактов и текста книги — даже самый нечитающий и плохо понимающий русский язык человек не мог бы «вычитать» в ней того, что вычитал этот «эксперт».

В тексте Поппа есть очень характерная фраза: «попытка внушить читателю неуважительное отношение к власти не только через товарища Сталина, но и местных руководителей наводит на мысль о разрушительном влиянии этого «произведения» на умы подрастающего поколения». И следом, конечно же, необходимое дополнение: «… искажает историческую правду о нашей стране, которая благодаря стратегии руководства (и это, видимо, было главным, вопреки мнению некоторых «иноагентов» — С.Б.) смогла выстоять и победить в суровых военных условиях 1941-1945 гг.». «Историческая правда» и «стратегия руководства» здесь, кажется, сшиты намертво, и последняя, конечно, определяет первую. Детская книга (а в идеале, может быть, и вся культура) должна в воспитательных целях просто взять и положить в голову юному гражданину правильную, то есть государственную трактовку тех или иных событий, а главное — ничем не выдать страшную военную тайну: человек — не объект власти и может с ней спорить, а власть не всегда бывает права. Конечно, «Полынная елка» оказалась слишком человечной и честной, чтобы «совпасть» с этой логикой.

Действительно, сталинские репрессии — крайне опасная для нынешней власти тема. И было бы вполне логично ожидать новых приступов ожесточения именно на этом фланге идеологического фронта. Может быть, поэтому так странно выглядит исчезновение с подконтрольного «Яндексу» сайта «Bookmate» романа Николая В. Кононова «Восстание». В нем рассказывается о бунте политзаключенных после смерти Сталина, ставшем началом конца ГУЛАГа (бунт, кстати, подняли украинцы). Представитель компании, правда, объяснял, что дело во временном отсутствии прав на некоторые книги. Посмотрим, вернутся ли они на сайт — и все ли вернутся.

— Закрытие «Мемориала», которое произошло незадолго до истории с книгой, внутренне меня подготовило к тому, что все, что связано с репрессиями и другими сложными вопросами советского времени, будет под строгим надзором, — рассказывает Ольга Колпакова. — Никакого диалога, никаких фактов. Если посмотреть заключение Поппа, то мы увидим подтверждение того, что к нам возвращается «единственно правильная точка зрения» почти на все. Сейчас их пугает все, что учит ребенка размышлять, анализировать. Их пугают факты без оценки этих фактов с нужным им знаком. «Полынную елку» использовали в школах Свердловской области как книгу о военном детстве, но в ней никто не совершает подвигов, не воспевает начальство, а только страдает, пытается помогать друг другу и мечтает, чтобы было тепло, сытно и папа был дома. Да еще и главные героини — немцы, пусть даже и не фашисты.

В истории с «Полынной елкой» огромную роль сыграла активная реакция издательства и общества.

— Если бы «Компас Гид» не отстоял ее, это был бы очень нехороший прецедент для многих других написанных или даже еще не написанных книг, — говорит Ирина Балахонова. — Но, к счастью, дальше Свердловской области эта история не пошла.

Ольга Колпакова тоже восхищена общественной реакцией:

— Только Союз писателей России воздержался от комментариев и поддержки, хотя книга получила премию благодаря ему. Но детские писатели, издатели, историки, культурологи, журналисты, конечно, поняли, к чему все приведет, если не отстоять сейчас одну тонкую детскую книжку, которая еще вчера считалась вполне себе патриотичной.

Впрочем, несмотря на новую экспертизу, подтвердившую «законность» книги, и умиротворяющий пост губернатора, в библиотеках Свердловской области детям «Полынную елку» пока не выдают. Нового распоряжения от Минкульта области не поступало. Возможно, решили не спешить и подождать развития событий. Вдруг «перегиб на местах» сам собой обернется идеологической прозорливостью. В российской власти и среди ее верноподданных, конечно, хватает сторонников тоталитарной культуры. И многое вполне отчетливо указывает на ее приближение. Впрочем, даже если режим каким-то образом сумеет выстроить внятную идеологию, есть большие сомнения, что общество, привыкшее уклоняться от власти, горячо это поддержит.

На литературном фронте в 2022-м государство прежде всего боролось с активным инакомыслием, но не стремилось форсировать события. Только к концу года были приняты репрессивные законы, один из которых бьет прямо по оппонентам, а другой дает власти мощный рычаг, при помощи которого она, судя по всему, планирует давить на книжную индустрию. Да, первое показательное дело по закону об «ЛГБТ-пропаганде» против издательства «Popcorn books» уже заведено. Но скорее всего, в абсолютном большинстве случаев это будет психологическое давление. Российская власть неплохо умеет конструировать такие психологические условия, в которых гражданин невольно начинает действовать по ее плану — нехотя помогать своими руками. В 2023-м режиму вряд ли будет до литературы. И он наверняка рассчитывает, что книжники сами удержат себя в ежовых рукавицах. А значит, очень многое зависит от их собственных действий — способности выстоять на зыбкой почве, выработать стратегию и объединиться для защиты друг друга — и книжек. И читателей, конечно.