Вратарь марокканцев Буну был абсолютно спокоен. Странным было это спокойствие вратаря, отыгравшего 120 минут мучительного матча, в котором одна-единственная его ошибка в игре на линии могла привести к катастрофе; но волнения в нем не было, и перед серией пенальти он улыбался, как человек, чье безгранично хорошее настроение помогает ему во всех обстоятельствах жизни. Отличная вратарская и удивительная человеческая уверенность была в нем. Даже один взятый вратарем пенальти вызывает восторг, а Буну все три раза правильно выбирал угол, куда прыгать, дважды отбил, а в тот раз, когда мяч попал в штангу, был готов отбить тоже.

Это был триумф человека, не входящего в элиту мирового футбола и не играющего в топ-клубах, где вратари наперечет. Их всего несколько таких. Куртуа, Нойер, Алиссон, тер Стеген, Облак… — вот и вся элита, весь закрытый эксклюзивный клуб супервратарей. Высокий марокканец никогда не стоял даже на его пороге и ни разу в жизни не стучал в эту дверь; вся его вратарская жизнь проходила на задворках, где он мотался между третьей испанской лигой и Сегундой, пока всё-таки не вскарабкался в Ла Лигу и не встал в ворота «Севильи». Хороший трудовой вратарь, но в этот вечер в Дохе вдохновение снизошло на него и на его команду.

Хакими, бивший последний пенальти марокканцев — пенальти, решивший всё, — был спокоен и не обнаруживал признаков депрессивного, подавляющего сосредоточения, какое мы видели на лице опытного, всё изведавшего в футболе Бускетса. Для Бускетса бить пенальти было пыткой, а для Хакими — наслаждением бойца, уверенного в своей технике и в своих железных нервах. Человек, в котором пылает огонь ярости, пробил бы от души и изо всех сил, с разбега влепил бы мяч в ворота так, чтобы сетка взметнулась.

В этот момент в Праге расхохотался грузный джентльмен с усами, в пиджаке старинного клуба «Богемиас», — Антонин Паненка, придумавший этот способ выставлять вратарей на посмешище. Пан Антонин, ваше дело живет и побеждает!

Испанцы в этой игре на вылет были отягощены и обременены своей репутацией, своей славой, своим величием. Восемнадцатилетний Гави не просто играл в футбол, он тащил на себе славу Испании, и как же тяжела оказалась эта слава. Так тяжела, что придавила и Гави, и Ольмо, и Морату, и Бускетса, которые увязли в перепасовке и так и не смогли выбить хотя бы искру огня из своего беспрерывного трения. А марокканцы были ничем не отягощены и ничего не боялись, ветер дул им в спины, и немыслимый успех — победа над Испанией и выход в 1/4 — манил их, зажигал их и делал их бесстрашными. Они играли на своем поле, Доха в этот день стала марокканским городом, повсюду красно-зеленые флаги, эмир Катара бесплатно раздавал билеты марокканцам на этот матч, и они били в барабаны, надевали на головы львиные гривы и рычали грозно, а когда испанцы переходили к затяжным атакам и долгому владению мячом, на них со всех сторон летел свист. Стыдись, Испания, играть так пресно и занудно, давай вперед, Марокко, страна пустыни, голубых изразцов и львов!

Но поддержки трибун, львиного рычания в тысячи глоток и пронзительного свиста было бы мало для победы. Для победы нужен план! И план был, сформулированный тренером Валидом Реграри и расписанный по пунктам, — что делать каждому игроку на поле. Реграри решал одну проблему: что противопоставить испанскому владению мячом? Не он первый решал эту сложную и почти философскую проблему. Уверенная в себе Голландия в финале чемпионата мира 2010 года противопоставила испанскому движению мяча собственное движение игроков, движение столь непрерывное и сильное, что оно создавало испанцам помехи, ломало их логику и связь, пересиливало их контроль.

Поэтому футбольный мудрец провозгласил: «Смиритесь!» — пусть их, пускай владеют мячом свои 77% времени, пускай пасуют тридцать раз подряд, пускай тянут свою резину направо и налево, а мы откатимся назад и забьем все дыры в нашей обороне. И они забили, не только дыры, но даже малейшие ходы и норы, заклеили даже поры — всё завалили песком своей защиты, всё зацементировали своей жесткостью, своим упорством, своим трудолюбием и своей верой в то, что план, данный им тренером, сработает.

И из-за сооруженных ими стен, из-за прибрежных валов и отмелей-ловушек в опорной зоне они вылетали в свои атаки и контратаки, как знаменитые марокканские пираты на многочисленных легких кораблях, когда-то наводившие ужас и страх на солидное европейское мореплавание.

Эти контратаки пугали испанцев и одновременно снимали напряжение и давление с марокканской защиты, давали ей вздохнуть и прийти в себя.

Таков был план, и он исполнялся неукоснительно, с осмысленной дисциплиной и храбростью людей, верящих в свое дело.

Недаром они качали после игры двоих: Буну, вратаря, и Регради, тренера.

Капитан команды Ромен Саисс в двадцать один год мог заканчивать карьеру, ибо не имел вообще никакого контракта и был не интересен никому, кроме своего папы, который отпускал его поиграть в футбол из семейного кафе, где здоровый и добродушный парень мыл посуду. Но — терпение, терпение! Сабири карабкался из бедности и из жизни мигранта через пятую немецкую лигу, а сын уборщицы Хакими с детства знал, что от того, как он будет учиться игре в академии «Реала», зависит будущее его семьи. Испанец Родри сказал после игры, что марокканцы ничего не показали и ничем не удивили. Конечно, им двигала досада и страшная обида, и в чем-то он был прав: они действительно не пытались перешибить обух плетью, не пытались отнять у испанцев мяч и лишить их любимого ими владения, но кое-что важное, большое и великое они показали, и это — смелое терпение и хладнокровное знание, которое сидело в подкорке у каждого из них, в каждом их маневре, в каждом пасе, рывке, подкате и в каждой подстраховке.

Мы живем в забитом событиями мире: тысяча событий в сутки, миллион в день, новостные ленты тысяч сайтов бегут как ненормальные — и все эти события валятся в наш ум и забивают зрение, так что мы лишаемся способности видеть историю в ее медленном течении. А она течет. Годом освобождения Африки от колониализма считается 1960 год, когда родились семнадцать африканских государств, но освобождение не точка, а процесс, он ищет русла и расширяется на новые территории и сферы. Это освобождение выразило себя в том числе в футболе — в мечте Африки встать вровень с Европой, в страстном желании наконец победить бывшую метрополию. Как долго идет этот процесс, и как не иссякает это страстное желание, и сколько попыток пришлось сделать африканским сборным с той поры, как Камерун с Роже Милла на чемпионате мира 1990 года обыграл в группе Аргентину с Марадоной, вышел в четвертьфинал, устроил зарубу с Англией и остановился на пороге полуфинала, проиграв в дополнительное время… Много попыток! И вот теперь в полуфинал первой из африканских сборных попробует выйти сборная Марокко…

Но рядом с этим идет и другой процесс — глобализация. Красно-зеленая сборная, тренер которой Регради говорит о гордости и счастье быть марокканцем и играть для народа Марокко, состоит из искренних патриотов, которые не живут в Марокко. Сам Регради родился во Франции и там провел всю свою карьеру игрока. Они — жители мира, которые впитали в себя мировую и космополитичную футбольную культуру. И не только футбольную. Вратарь Буну, который, улыбаясь, пошел в ворота на расстрел — ибо пенальти для вратаря всегда подобен расстрелу, — родился в Канаде и играет в Испании, Закария Абухляль родился в Нидерландах, где играл за ПСВ и за все юниорские и молодежную сборную Нидерландов, прежде чем решил выступать за историческую родину; Саисс родился, жил и играл во Франции, а Хакими вырос в Мадриде и никогда не жил и не играл в Марокко, он член той высокооплачиваемой и престижной группы футболистов, которые кочуют по Европе — Испания, Германия, Франция — в поисках наилучшего контракта и счастливой судьбы и на этом пути впитывают в себя все достижения и методики современного футбола. Зиеш тоже родился в Нидерландах и тоже играл за все юношеские и молодежную сборную этой страны, а также за «Херенвен», то есть прошел отличную школу атакующего голландского футбола, которую подкрепил своим английским опытом; он мог бы играть за страну, в которой рос и вырос, чей язык и нравы знает, но решил играть за страну своих предков, за Магриб, за желтую пустыню и рычащих львов, за прокаленные солнцем оранжевые крепостные башни и за залитые немеркнущим светом лестницы из старинного камня, ведущие к простору океана.