— Михаил, что изменилось в украинском шоу-бизнесе после 24 февраля?

— Наш шоу-бизнес как бизнес только-только начал приходить в себя после пандемии, а с началом войны, на мой взгляд, закончился вообще. Что-то, конечно, происходит, но это больше творческий процесс, Большинство авторов и исполнителей, которые были ориентированы на российский рынок или русскоязычную аудиторию, эта ситуация окончательно отвернула от России, сейчас они перестраиваются на украинский рынок и украинозычный репертуар, но бизнеса пока нет. Это не рыночные показатели.

— Вы хотите сказать, что до самого начала войны между Россией и Украиной происходил культурный обмен?

— Сложно назвать это обменом, но да, что-то происходило. Тогдашняя законодательная база позволяла ряду авторов, исполнителей, организаторов концертов взаимодействовать с российским рынком. Кто-то этим пользовался больше, кто-то меньше. Люди находились в ситуации гибридной войны и принимали гибридные решения. Часть артистов, живя в Украине, гастролировала в России. Еще больше зарабатывало со стримингов из РФ. Кто-то принял решение не работать с Москвой, кто-то продолжил работать. Но 24 февраля внесло ясность в этот вопрос. Тут уж полумер быть не могло, нужно было определяться. И надо констатировать, что подавляющее большинство представителей украинского шоу-бизнеса для себя российский рынок закрыли.

— Законодательная база все это как-то регламентирует?

— С началом войны был принят закон, который должен был быть принят гораздо раньше, после аннексии Крыма — о запрете продуктов российского шоу-бизнеса в эфире украинских медиа. Но это не означает, что не должно быть русскоязычного контента. Речь не про язык, а про налоговых резидентов РФ. И в целом про защиту национальных интересов.

— А старая музыка, скажем, песни Цоя, звучит по радио?

— Не звучит уже много лет. Украина оторвалась от советского ретро-каталога и постсоветской музыки уже давно. Нам это неинтересно. Мы давно перестали смотреть «С лёгким паром!», фильмы Гайдая и не очень страдаем. В мире так много интересного, что можно обойтись и без этого. Надо двигаться вперёд, смотреть в будущее, а не паразитировать на прошлом.

— Хорошо, а что слушают?

— Если говорить о новой музыке, которая появилась после 24-го февраля, то появилось много патриотического контента, энергичного, качественного, многообразного. Из наиболее заметных — Маша Кондратенко с тик ток хитом «Ванька-Встанька», певица Кола, белорусский парень CHEEV с песней «Гарно так», которая стала супер хитом.

— И какие цифры просмотров?

— Хорошая крепкая работа, которая заходит на Youtube, собирает сейчас от трёх миллионов. Хиты, такие, как «Думы» Пивоварова и Дорофеевой — за 20 миллионов.

— Государство спонсирует патриотическую музыку, продвигает ее?

— Нет, никаких бюджетов на это не выделяется. Все силы государства сейчас брошены на оборону, ему не до музыки. Это одновременно и преимущество, и проблема. Проблема, потому что процесс идет не очень системно. Но зато очень живо, искренне, органично. Этого ни за какие деньги не купишь.

— Раньше такого не было?

— Такого — нет. В экстремальной ситуации сознание работает по-другому. Главное, что произошло в украинской музыке — она обрела смысл. Наша поп-музыка всегда выгодно отличалась от российской ярко выраженной и оригинальной формой, мы всегда были очень прогрессивны в плане упаковки, но не хватало смыслов. Сейчас они появились.

— Какие, например?

— Стремление к победе, вера в то, что все будет хорошо, что мы построим своё государство и защитим его, что мы едины. Даже песни о любви приобретают новый оттенок. Возможно, ваш читатель этого не поймёт. Над ним не летают ракеты, у него не разрывается телефон от воздушной тревоги, его родственники не в убежищах, мама не работает медиком в больнице, где нет электричества, брат не на фронте.

— Опыт войны очень тяжелый, мрачный. Логично предположить, что какой опыт, такие и песни.

— Я тоже так думал. Спродюсировал недавно две песни с грустинкой, но люди такого не хотят. И так много стресса вокруг, грустинки и так хватает. Нужны песни, которые внушают веру в победу, в то, что нас ничто не сломит.

— А что с концертной деятельностью? Она прикрыта?

— Почему, проходит много благотворительных концертов, бесплатных, постепенно появляются и коммерческие, но есть определённые правила. Если во время концерта прозвучит воздушная тревога и угроза обстрела, а в этом нет ничего невозможного, нужно покинуть помещение и быстро переместиться в бомбоубежище, либо в метро.

— Но как могут проходить коммерческие концерты, если у людей нету денег?

— С чего вы взяли? Да, с деньгами не так хорошо, как раньше, но это не значит, что жизнь остановилась. Работает «Новая почта», продовольственные сети, онлайн-сервисы, в торговых центрах полно людей. Украинцы собирают сотни миллионов на помощь армии, волонтёрам. Понятно, что наша сфера не базовая, она страдает более остальных. Но песни, которые мы слышим, кто-то делает, кто-то работает на студии, получает за свою работу деньги. Кто-то играет на гитаре и тоже получает какие-то деньги, кто-то снимает видео и мы видим его на YouTube. Мы большая страна со сложной экономикой, ее не так просто разрушить. Я понимаю, что со стороны другие впечатления. Кажется, что всё горит, взрывается, везде стреляют, всё плохо. А приезжаешь в Киев: вот пробки, а вот заправки работают, а вот McDonalds, и там очередь. Это вообще как? А вот так.

— Да, на разгром это не похоже.

— Это похоже на национальное возрождение. Все стали понимать, что надо «свое робыть», как у нас говорят. Создавать и защищать свою музыкальную культуру, свою индустрию, возрождать язык, строить свою музыкальную экономику. Люди перестают мыслить меньшоварто (с низкой самооценкой). Мы начинаем верить, что можем быть успешны в своей стране.

— Странно, что только сейчас. С 1991 года прошло тридцать лет. Неужели нужна была война, чтобы стать самими собой?

— Ничего странного. Тридцать лет здесь все было российским. От телевидения и бизнеса до министров обороны, которые были гражданами РФ. Украинских артистов держали в постоянной зависимости от успеха в России, создавали у них чувство национальной неполноценности. Все концертные залы были заняты российскими звёздами. Украинскому артисту давали возможность выступить на площадках крупных городов по понедельникам, вторникам и средам, потому что с четверга по воскресенье там были всякие Пенкины, Киркоровы, Долины и прочие Газмановы с «Любэ». Они приезжали, косили бабло и уезжали. В жюри любого телешоу сидели россияне, Стасы Пьехи и Валерии. Им платили самые высокие гонорары, и продюсеры убеждали нас, что так и должно быть, иначе телезрители не будут смотреть.

Был только один выход: ехать в Москву. Это касалось и украиноязычных исполнителей. А у любого артиста амбиции, он хочет быть признанным, хочет много зарабатывать. Но после 2014-го оказалось, что и в Украине можно зарабатывать!

Да, сейчас трудно. Сейчас многие работают на эмоциях, на волне патриотизма, и прекрасно работают. Новые идеи, новые хиты сыплются как из рога изобилия. Теперь нужно победить в войне, освободить наши земли, нужно создать правильные экономические условия, принять правильные законы. И у нас это получится, обязательно.