СюжетыОбщество

Дело Зуева-22

Чтобы отпустили из СИЗО — надо только признать вину, а как прекратить уголовное дело, если все обвиняемые признали себя виновными? Чем закончится дело о хищениях Минпросвещения

Дело Зуева-22

Сергей Зуев во время одного из судебных заседаний. Фото: Вера Челищева, специально для «Новой газеты. Европа»

В деле Зуева — Раковой следствие открыто продемонстрировало: альтернативные меры пресечения, вроде как прописанные в законе, работают только в случае признания вины.

Они договорились. Это нормально. У всех дети. У кого-то тяжело больные. У кого-то еще и проблемы с собственным здоровьем. Они дали показания, признали вину, стали сотрудничать со следствием и выплатили многомиллионный ущерб в полном объеме. И их отпустили из СИЗО до приговора.

Это я про ректора Шанинки Сергея Зуева, экс-замглавы Минпросвещения Марину Ракову и других их коллег — фигурантов громкого дела о хищении бюджетных средств.

Почти все провели под стражей год.

Плюнуть и пойти на уступки — это нормально. Ненормально, что к праву это не имеет никакого отношения. Что не представляющие опасности люди — менеджеры, банковские клерки и известный ученый, обвиняемые в сугубо экономическом преступлении, — должны были признать вину только ради того, чтобы получить возможность оказаться дома на время следствия. Хотя мягкие меры пресечения для «экономических» прописаны в законе.

«Новая газета Европа» попыталась понять, чем закончится этот начинавшийся так громко и драматично кейс.

Дело Раковой — Зуева родилось осенью 2021 года. Вице-президента Сбербанка Марину Ракову заподозрили в хищении более 50 млн рублей при реализации госконтрактов в сфере образования, заключенных при ее участии в 2019 году, когда она еще была на должности замглавы Минпросвещения РФ. Ряд независимых российских изданий — The Bell (признано властями РФ иноагентом), «Медуза» (аналогично) и «Новая газета» — тогда связали дело Раковой с борьбой за рынок учебников, который монополизировало издательство «Просвещение». Ракова со своим электронными пособиями и образовательными проектами через «Яндекс» и «Сбер» покусилась на многомиллиардную монополию. И это, отмечали источники, сильно раздражало бывшего министра просвещения Ольгу Васильеву, у которой с Раковой был затяжной конфликт.

Первыми задержали бывших сослуживцев Раковой — управляющих директоров Сбербанка Евгения Зака и Максима Инкина. На момент предполагаемого совершения преступления Инкин занимал пост гендиректора Фонда новых форм развития образования (Фонд до этого возглавляла и сама Ракова), Зак был его заместителем. Затем задержали гражданского супруга Раковой Артура Стеценко, который, по версии следствия, путем заключения фиктивных трудовых договоров с Фондом новых форм развития образования получал зарплату. Ракова к тому моменту скрылась. Но вскоре вернулась, и ее тоже отправили в СИЗО.

Гражданский муж Марины Раковой Артур Стеценко (слева). Фото: moscowcourts / telegram

Гражданский муж Марины Раковой Артур Стеценко (слева). Фото: moscowcourts / telegram

Никто из арестованных вину не признавал.

Затем в деле появилась Шанинка. Следствие ссылалось на то, что в качестве подрядчика госконтрактов при фальсификациях отчетов по проводимым образовательным и научным исследованиям Раковой был привлечен и российско-британский частный вуз — Московская высшая школа социальных и экономических наук.

В этой связи второй основной версией возникновения уголовного дела считался наезд на саму Шанинку. Что было небеспочвенно: после разгрома либерального крыла Высшей школы экономики (с увольнением всех свободомыслящих преподавателей) детище Теодора Шанина оставалось единственным независимым учебным вузом в России.

Первой из Шанинки арестовали ее исполнительного директора — маму двоих детей Кристину Крючкову. Ректора вуза Сергея Зуева сначала, как складывалось впечатление, арестовывать не хотели, избрав домашний арест. Он перенес на тот момент три подряд операции на сердце — коронарное шунтирование. Но прокуратура обжаловала его арест, и Мосгорсуд пошел ей на встречу. Ученого отправили в СИЗО. Ни ссылки на здоровье и на больного ребенка (у младшего сына тяжелая форма аутизма), ни поручительства за Зуева российских и мировых ученых и академиков, нобелевских лауреатов не срабатывали.

Не последовало изменения меры пресечения и после прозвучавшей во время заседания Совета по правам человека в декабре 2021 года фразы Владимира Путина о том, что он не видит необходимости держать Зуева за решеткой.

Тщетны были и попытки Уполномоченного по правам человека в России Татьяны Москальковой добиться смягчения участи Зуева от прокуратуры и Следственного комитета.

Единственный фигурант, кого вскоре, буквально через месяц, отпустили под домашний арест, — это исполнительный директор Шанинки Кристина Крючкова. Отпустили после того, как она признала вину и стала давать показания. Никто из фигурантов ее примеру следовать не захотел и продолжал оставаться в СИЗО.

К февралю 2022 года состояние здоровья Зуева настолько ухудшилось, что он не мог самостоятельно вставать с кровати и передвигаться без посторонней помощи. Однако арест ему по-прежнему продлевали. К весне защита Зуева сменила тактику: было решено прекратить любой шум вокруг дела и попытаться договориться (так в феврале дал понять «Новой газете» один из адвокатов, представлявших интересы ректора Шанинки). Семья Зуева начала выплачивать по частям инкриминируемый лично Зуеву ущерб. Тем не менее суды — Тверской районный и Мосгорсуд — оставляли его в СИЗО. И только 3 августа 2022 года на очередном заседании суда по мере пресечения следователь по делу сообщил, что Зуев дал признательные показания, пошел на сотрудничество со следствием и возместил 15 млн рублей вменяемого ему ущерба. По ходатайству следствия Зуева наконец-то отпустили под домашний арест.

Бывшая вице-президент Сбербанка, экс-заместитель главы Минпросвещения РФ Марина Ракова. Фото: roscongress.org

Бывшая вице-президент Сбербанка, экс-заместитель главы Минпросвещения РФ Марина Ракова. Фото: roscongress.org

Буквально на следующий день на суде по продлению содержания под стражей Марины Раковой стало известно, что та тоже признала вину, написала даже явку с повинной и выплачивает ущерб. Она тоже просила изменить ей меру пресечения. Но следствие молчало. Ракову оставляли в тюрьме — женском СИЗО№ 6 в Печатниках.

Вот как о ней вспоминала член Общественной наблюдательной комиссии Москвы по защите прав человека в местах принудительного содержания Ева Меркачева: «Я видела ее в изоляторе в последний раз в конце сентября [2022 года], она была на спецблоке (во всех следственных изоляторах существуют специальные блоки, так называемая тюрьма в тюрьме изоляция арестованных от общей массы спецконтингента.Прим. ред.). Камера около 16 кв. м., две двухъярусные кровати. Есть холодильник и телевизор. Чистота в помещении просто идеальная, женщины даже пытаются создать какую-то видимость уюта (насколько это вообще возможно в СИЗО). Вместе с Раковой сидела врач Юлиана Иванова (репродуктолог, обвиняемая по делу о торговле детьми от суррогатных матерей. Дело было возбуждено в январе 2020 года после смерти младенца, рожденного сурмамой для родителей из Филиппин.Прим. ред.) и еще две женщины, обвиняемые в экономических преступлениях. За время нахождения под стражей Иванова потеряла слух, а Ракова — зрение.

— Как у вас дела? — спросила ее.

— Всё хорошо, спасибо, что вы приходите, — ответила тоненькая, как свечка, экс-министр.

За то время, что она провела под стражей, Ракова очень сильно похудела. И дело точно не в еде, потому что в СИЗО есть и передачки, и возможность заказать провизию из интернет-магазина.

Вообще, каждый раз, когда с ней общалась, это выглядело так, будто Марина вынуждена стиснуть всю волю в кулак, чтобы не дать прорваться чувствам наружу. Но ее страдания всё равно были заметны: по вздрагивающему голосу и по блестящим глазам».

И только 2 ноября 2022 года следователь направил в Мосгорсуд ходатайство о смягчении меры пресечения Раковой и всем остающимся в СИЗО фигурантам дела — Инкину, Заку и Стеценко — на запрет определенных действий (в частности, запрещено пользоваться интернетом и покидать место проживания, за исключением перерыва на прогулку). Отпустили из-под домашнего ареста и Сергея Зуева с Кристиной Крючковой.

Впрочем, расследование дела не приостановлено.

Чем оно закончится? С большой долей вероятности приговором. И точно обвинительным (фигуранты же признали вину). Интрига лишь в сроках и в их характере — условном или реальном.

Всем вменяется часть 4-я статьи 159 УК — «Мошенничество, совершенное организованной группой либо в особо крупном размере». Всё, что свыше миллиона рублей, считается особо крупным. Статья подразумевает лишение свободы на срок до десяти лет.

Фигуранты могут получить как условный срок, так и совсем не условный. Тут от права мало что зависит, скорее от того, что обещало следствие и о чем удалось договориться в целом.

Адвокаты фигурантов категорически отказываются что-либо комментировать журналистам. На условиях анонимности один из них лишь подтвердил «Новой газете Европа», что уголовное дело в отношении всех будет передано в суд для рассмотрения по существу. «Сейчас нам остается только держать кулаки, чтобы срок был условный», — отметил адвокат.

Фото: msses.ru

Фото: msses.ru

Правоприменительная практика по подобного рода делам разная. На месте «Зуева и Ко» когда-то был режиссер Кирилл Серебренников вместе с коллегами. Им вменялась та же ч. 4 статьи 159-й УК. Летом 2020 года фигуранты «дела Седьмой студии» были признаны виновными в хищении 128,9 млн рублей, выделенных Министерством культуры РФ на проект «Платформа». Все получили условные сроки (от двух до трех лет условно и штрафы, лишь Софья Апфельбаум была освобождена от наказания). При этом никто вины, кроме бухгалтера Нины Масляевой, не признал.

В сентябре 2022 года на три реальных года лишения свободы был осужден бывший директор футбольной академии «Чертаново» Николай Ларин. Та же 159-я, ч. 4. Ему инкриминировались махинации с получением финансирования для нужд собственной школы. Он признал вину с самого начала, написал явку с повинной и ближе к приговору выплатил большую часть инкриминируемого ущерба. Во время следствия и суда находился под подпиской о невыезде. Однако признание вины не помешало суду дать футбольному менеджеру хоть и маленький, но реальный срок. Наручники на него надели прямо в зале суда.

Вот только что, 21 ноября, наручники в зале суда надели на сына бывшего Уполномоченного по правам детей в России Павла Астахова Антона. Молодого бизнесмена признали виновным в мошенничестве с кредитами одного из саратовских банков. По версии следствия, Астахов и его приятель (находится в розыске) рейдерски завладели компанией, которая набрала кредиты, прогнала через себя больше трех млрд рублей и еще незаконно получила возврат НДС почти на 130 млн рублей. Астахов-младший вины не признал, всё время следствия находился на свободе и, по данным телеграмм-канала «ВЧК-ОГПУ», благодаря связям своего отца добился снижения инкриминируемого ущерба и перевода дела из Москвы «в глушь, в Саратов». Однако «глушь» показала себя независимо: Астахов-младший получил три с половиной реальных года колонии общего режима. Когда на него надевали наручники, он назвал судью «трусом». К слову, молодого человека даже под домашний арест столичным судам удалось в свое время отправить с трудом.

Так что как поступят с Сергеем Зуевым, Мариной Раковой и другими фигурантами дела в последний день приговора — это всё равно что гадать на кофейной гуще.

«Новая газета Европа» попросила независимых юристов и адвокатов, не имеющих отношения к данному делу, проанализировать, в чем всё же нетипичность данного кейса и его перспективы.

Владимир Бачурин

адвокат, специалист в области защиты бизнеса и инвестиций, корпоративных споров и банкротства

— Дело не в том, что кого-то выпустили из-под стражи до суда. Такое бывает, хоть и не часто. В деле Раковой — Зуева другое. На моей памяти впервые официально озвученная публичная позиция следственных органов заключается в том, что обвиняемых выпускают из-под стражи в связи с признанием ими вины. И это, на самом деле, пугает. Ведь вот какая получается картина. Формально помещение лица под стражу никак не связано с признанием или непризнанием им вины. Заключение под стражу обвиняемого должно защитить общество от этого лица на период расследования дела и обеспечить нормальный ход следствия: обвиняемый не должен никуда сбежать или уничтожить доказательства. Хотя всем и всегда прекрасно понятно, что чаще вопрос о мере пресечения — это сильнейший манипулятивный инструмент в руках следователя, используемый для получения нужных показаний. Однако в официальном документе, а уж тем более на уровне публичной риторики следственные органы никогда не заявляли, что нахождение или ненахождение лица под стражей напрямую связано с его показаниями.

В деле Сергея Зуева и Марины Раковой получилось так, что сперва им избрали самую жесткую меру пресечения — заключение под стражу, а после того, как они дали какие-то показания, которые, видимо, устроили следователя, мера стала самой мягкой из возможных — запрет определенных действий. Неужели настолько сильно изменились обстоятельства, что у следственных органов нет ни малейших оснований полагать, что фигуранты могут скрыться от следствия либо уничтожить доказательства по делу? То есть раньше невозможно было даже избрать домашний арест, настолько были «опасны» Ракова и Зуев, а теперь достаточно запрета определенных действий? Что ж случилось? На этот вопрос у нас есть публичный ответ: люди нам дали показания, показания нас устроили, мы людей отпускаем. А что, так можно было, значит? Просто отправить людей в темницу и держать там до той поры, пока они показания не дадут? Вообще-то, да, так можно было всегда, и вроде бы все об этом знали. Но никогда вот так открыто это не признавалось. Всегда скрывались за формулировками «существенного изменения обстоятельств» и всего прочего.

Сейчас модно стало говорить: «Маски сброшены». И в этом случае маски сброшены тоже, но смотреть на это всё без маски совсем неприятно. Хочется, конечно, чтоб масочку-то приодели.

Валерия Голянова

адвокат

— Дело Зуева и Раковой точно не разваливается, ведь точка невозврата пройдена: вина признана, а ущерб погашен. Может ли дело вообще не дойти до суда, а быть прекращено следователем? Да, такая возможность предусмотрена с 76.1 УПК в случае, если помимо ущерба в федеральный бюджет будет перечислено возмещение в размере двукратной суммы причиненного ущерба. Изначально Зуев подозревался в хищении более 21 млн руб. Изменилась ли эта сумма в результате экспертизы в ходе следствия конкретно в эпизоде ректора Шанинки, сообщения пресс-службы судов и СК умалчивают. Еще одна возможность — это амнистия, которую уже год ожидает юридическое сообщество.

В случае же если дело дойдет до приговора, с учетом того, что ущерб погашен, условный срок не только возможен, но и весьма вероятен исходя из правоприменительной практики. При этом чаще всего в таких случаях суды дают реальный срок, эквивалентный уже отбытому в СИЗО, — для Зуева и Раковой это чуть больше года, а остальной срок дают условно.

pdfshareprint
Главный редактор «Новой газеты Европа» — Кирилл Мартынов. Пользовательское соглашение. Политика конфиденциальности.