СюжетыПолитика

Плюс-минус «Двадцать»

Зачем во время войны нужен формат G20 и останется ли в нем Россия?

Только что завершившийся на индонезийском острове Бали саммит «Большой двадцатки» проводился на фоне самого острого кризиса в отношениях между Россией и западными странами — союзниками Украины — за всё время существования этого формата. Ожидать в таких условиях от многосторонних переговоров особенной продуктивности не приходится: решить кризис в Украине не помогают ни двусторонние контакты, ни попытки выстроить компромисс, приемлемый для двадцати игроков. Итоговая резолюция саммита — политическая декларация без прямых следствий — обходит острые углы, указывая как на осуждение России, так и на туманные «другие мнения» относительно Украины и санкций.

Не поехал

Главной интригой саммита стали не события на самом Бали, а то, что им предшествовало. Еще с весны начались пересуды «приедет ли на саммит Владимир Путин» — и ответ был получен лишь в самый канун встречи лидеров. Вряд ли в Кремле действительно до последнего тянули с принятием решения, но неопределенность создавала некоторое пространство для дипломатической игры, причем вели ее не только с российской стороны. В медиа постоянно всплывали новости о возможных встречах Путина то с Джо Байденом, то с Владимиром Зеленским, и даже об их расселении по разным отелям.

Не исключено, что Кремль решил использовать интерес к личному участию Владимира Путина в саммите как один из инструментов, который бы позволил разомкнуть и без того неполную дипломатическую изоляцию России. Если общеизвестно, что есть и приглашение к участию, и готовность страны-хозяйки обеспечить прием, и вероятность гостя приехать, — значит, международное положение России не столь уж отличается от прежних времен.

Сама подготовка к саммиту как бы подталкивала к тому, чтобы сделать из G20 площадку для содержательных переговоров по войне в Украине. Но смысл в этом был бы, только если бы за прошедшие месяцы надежды на переговорное решение дали бы реальные всходы, чего очевидно не случилось.

Более того, всё развивается в обратном направлении. Если весной представители России и Украины еще сочли для себя возможным находиться за одним столом в Стамбуле и даже якобы достигли некоторого прогресса, то сегодня даже возвращение к подобному зондированию позиций друг друга выглядит малореальным. За прошедшие месяцы необходимое для любых переговоров доверие между руководством России и Украины было утрачено, основным содержанием российско-украинских отношений стало обсуждение жертв войны, а выступающие с каждой из сторон официальные и полуофициальные лица наговорили друг другу всякого, как бы давая понять, что не собираются садиться за один стол ни сейчас, ни потом.

Сергей Лавров. Фото: Leon Neal/Getty Images

Сергей Лавров. Фото: Leon Neal/Getty Images

Бали Лаврова

Однако делать из личного неучастия Путина в саммите выводы о российском отношении к «Большой двадцатке» как таковой — преждевременно. «Двадцатка», хотя и шире «семерки», но сохраняет ощущение клуба избранных, «ключевых» стран мира. Участие в ней престижно, а иногда и полезно, хотя бы в плане интенсивных двусторонних встреч съезжающихся на встречу лидеров. Но на фоне событий 2022 года было ясно, что единственным содержательным сообщением, с которым по меньшей мере половина участников двадцатки обратилась бы к российскому руководству — «немедленно остановить войну» — и оно прозвучало бы тем громче, чем выше был бы уровень российского представительства на саммите.

Участие во встрече Сергея Лаврова с точки зрения России должно было «рутинизировать» саммит. Министр иностранных дел по своим должностным обязанностям непрерывно участвует в самых разных мероприятиях, многие из которых едва удостаиваются краткого информационного сообщения новостных агентств.

Поддержать независимую журналистикуexpand

Если бы не курьезная история с то ли реальным, то ли мнимым недомоганием министра, то даже интересующиеся политикой россияне едва обратили бы внимание на балийскую встречу. Программа бесед Лаврова на саммите свелась к генсеку ООН и китайскому коллеге, за чем последовал ранний отъезд. Сообщалось и о кратких беседах Лаврова с Эммануэлем Макроном и Олафом Шольцем, что вряд ли существенно на фоне внушительного количества часов, ранее ушедших у европейских лидеров на попытки в чем-то убедить Путина по Украине.

С учетом того, что в G20 несколько стран, которые занимают близкую к нейтральной позицию по войне в Украине (Аргентина, Бразилия, Китай, Индия, Индонезия, Саудовская Аравия, Южная Африка), такая «программа-минимум» для Сергея Лаврова была скорее выбором российской стороны.

Скромная программа ограничивает политическое значение саммита, по крайней мере, с точки зрения российской аудитории. Хотя причина может крыться и просто в дипломатическом этикете: лидеры стран в общем случае встречаются с равными себе по статусу, а не с министрами.

Просевшая повестка

Длящаяся ежедневная трагедия в Украине, слухи о приезде лидеров и видеообращение украинского президента отодвинули на задний план темы, под которые «двадцатка» создавалась. Формат вырос из встреч министров финансов, и изначально в фокусе внимания стран-участниц были вопросы стабильности мировой финансовой системы, не теряющие актуальности. Не случайно в саммите принял участие и российский министр финансов Антон Силуанов. Обсуждавшиеся им нюансы соглашения о создании условий для экспорта украинского зерна — еще одно напоминание о последствиях войны для мировых рынков.

Другие темы — от цифровизации до здравоохранения — звучат напоминанием о мирных временах, когда ведущие страны были в большей степени готовы общаться друг с другом. Между тем время не ждет, и разного рода международные проблемы, будь то вопросы энергетики или предотвращения эпидемий, не могут взять паузу до завершения войны в Украине. Более того, параллельное развитие кризисных явлений создает кумулятивный эффект — то, что в заявлении лидеров «двадцатки» названо «многомерным кризисом».

Фото: Kay Nietfeld/Getty Images

Фото: Kay Nietfeld/Getty Images

Собственно переговорный процесс в «двадцатке» никогда и не сводился только к саммиту. Основная работа в G20 — из-за его социально-экономического «происхождения» — как раз и связана с более нишевыми, часто не интересными широкой публике, но от этого не менее важными темами. Проблема, однако, в том, что если ранее, при всё более очевидных противоречиях, Россия и Запад пытались выделить вопросы, которые требуют общего вклада и не должны зависеть от конфликтов (вроде изменения климата), то теперь надежды на такое разделение стремятся к нулю. Обсуждение таких тем на глобальном и региональном уровнях так или иначе продолжится, но сделать его результативным станет сложнее.

Еще один открытый и более деликатный вопрос, который из-за сложившегося в 2022 году состояния G20 обсуждается экспертами-международниками:

приведет ли не лучшее состояние «двадцатки» и прочих многосторонних форматов к реальному ущербу в решении различных глобальных проблем — экологических, энергетических и иных?

Или же довольно спокойное отношение к блокировке или низкой результативности многостороннего взаимодействия означает, что его значение преувеличивалось из дипломатических соображений, а реальный эффект был невелик?

По итогам одного саммита G20 судить рано. Однако, скорее всего, в итоге выяснится, что казавшаяся необязательной сеть дипломатических контактов выполняла ранее роль своего рода щита, хотя бы отчасти сдерживающего коррозию войны и взаимной ненависти.

И хорошо бы этот щит если не подлатать, то хотя бы сохранить. От этого все только выиграют.

pdfshareprint
Главный редактор «Новой газеты Европа» — Кирилл Мартынов. Пользовательское соглашение. Политика конфиденциальности.