— Анархия часто ассоциируется с пугающим хаосом, от которого полшага до тотального насилия. Но это, скорее всего, шаблонное восприятие. А о чем на самом деле анархистская идея?

— Анархисты выступают за замену государства системой общественного самоуправления. Граждане свободно объединяются и вместе принимают решения, которые определяют развитие местных и профессиональных сообществ и в конечном итоге страны и всего мира. Там, где возникает иерархия, где есть начальники и подчиненные, неизбежно будут подавление и несправедливость. Государство не может работать иначе. Это его сущность. Поэтому анархисты считают, что общество сумеет обойтись совсем без него и от этого только выиграет. Если кратко, анархизм стремится полностью преодолеть власть человека над человеком. В широком смысле. Властные отношения ведь возникают не только в случае с государством. Анархистские идеи выдвигались отдельными мыслителями и народными движениями на протяжении всей истории, но оформились только в новое время — в конце XVIII и первой половине XIX веков.

— Другими словами, анархия совсем не подразумевает хаос? Наоборот, опирается на веру, что общество без государства может быть более гармоничным, чем с ним?

— Да, совершенно верно. Но речь, конечно, не о полной гармонии. Только о максимальном приближении к ней.

— А откуда вообще берется этот страх перед безвластием?

— Думаю, современный человек просто привык жить при государстве. Он воспринимает его не как результат наших действий и традиций, но как часть природы человека. Ему не приходит в голову, что общество может быть устроено иначе. Государство воспринимается как данность. Естественный порядок вещей. И, конечно, кажется, что его разрушение — прямая дорога к хаосу и насилию.

— Неужели дело только в этом? Создается впечатление, что у нас в обществе анархия существует не как политическая концепция, а скорее как очень страшное пугало. Где безвластие — там сразу «война всех против всех», беззаконие и море крови. И кажется, что такое отношение к анархии растет из того же корня, что и тяга к «сильной руке». Не сыграла ли в этом роль советская пропаганда? Ведь вряд ли анархизм был безопасной идеей для партии, а раз так — нужно было его исказить и дискредитировать?

— Следует добавить и другие причины. Для бюрократии государство — источник существования. Для предпринимательских кругов — «управляющая компания», регулирующая жизнь общества в их интересах. А широкими слоями населения оно воспринимается как гарант стабильности. Можно говорить и о своеобразном «бегстве от свободы», усталости от перемен и желании передать власть в «сильные руки». Еще в Древней Греции существовало определение анархии как периода безвластия (отсутствия у государства руководителя) и одновременно — как хаоса, отсутствия правил. Это обыденное представление об анархии.

Что касается Советской России, то антианархистская кампания проводилась в официальной прессе примерно с 1918 года, когда большевики громили организации и разоружали отряды анархистов. Действительно, в СМИ, в работах партийных идеологов и в воспоминаниях пробольшевистских участников гражданской войны намеренно создавался образ анархиста как бандита, в лучшем случае — как безумного мечтателя и сторонника хаоса. Историческая наука, художественная литература и кино очень широко такие представления тиражировали. В наше время тоже немало исследователей, писателей и журналистов, которые поддерживают этот образ. Влияет на ситуацию и официальный идеологический курс: неприятие российских революций XX века, осуждение их участников и сторонников — неприятие революционных настроений как таковых.

— Давайте теперь перейдем к Петру Кропоткину. Обычно его представляют в двух противоположных ипостасях. С одной стороны — ярый революционер, с другой — добрый дедушка, который проповедовал солидарность и взаимопомощь. Но это образы. А каким человеком был Кропоткин?

— Прежде всего, это был человек с великолепным образованием. Он знал французский, немецкий и английский языки. Ученый-энциклопедист, который по масштабу был, наверное, близок Ломоносову. Кропоткин внес свой вклад в географию, геологию, биологию, историю, экономику, социологию. Широкую известность он получил как автор теории материкового оледенения. Ему принадлежит много географических открытий в Северном Китае, Сибири и на Дальнем Востоке. Еще он теоретически обосновал и предсказал открытие архипелага Земля Франца-Иосифа в Северном Ледовитом океане. В Англии Кропоткин не одно десятилетие писал статьи о России для Британской энциклопедии — самого известного и авторитетного научно-справочного издания в конце XIX — начале XX веков. Он был ученым с международным признанием. При этом много читал и художественную литературу, любил музыку.

По характеру Кропоткин был довольно эмоциональным человеком. Его часто описывали как страстного спорщика, вспыльчивого, но отходчивого, способного извиниться и признать чужую правоту. Его нельзя назвать мягким и добродушным, но всё-таки доброта была ему свойственна. Как и чувство юмора, любовь к шуткам. Анархист Яновский вспоминал, например, о том, как Кропоткин, выйдя с собрания в Лондоне, был на улице окружен толпой детей, которые приняли его за Санта-Клауса. Ему это очень понравилось, и они там как-то весело пообщались. Уже в очень преклонном возрасте в Дмитрове он бесплатно занимался с детьми, которые хотели получить образование. Был женат, но официальный брак отвергал и каждый год продлевал с женой, Софьей Григорьевной, свободное соглашение о дальнейшей семейной жизни. От этого брака родилась дочь, Саша. Он очень любил кошек. Когда в 1882 году его арестовали во Франции за политическую деятельность, в тюрьме он вел дневник наблюдения за кошкой. В быту Кропоткин был достаточно неприхотлив и иногда вынужденно вел аскетический образ жизни. Но при этом от жизненных радостей не закрывался и умел их ценить. Он очень любил работать руками. Сам смастерил большую часть домашней мебели. Любил выращивать цветы, овощи и фрукты: в коттедже, который он снимал неподалеку от Лондона, у него были теплицы. На самом деле Кропоткин — человек очень интересный и «нешаблонный».

— Я ведь правильно понимаю, что он родился в дворянской семье и в юности связывал свою судьбу с армией?

— Нет, всё было не совсем так. Семья, действительно, была дворянская, а по отцу род Кропоткиных даже восходил к смоленским князьям из династии Рюриковичей. Друзья шутили, что у Кропоткина больше прав на российский престол, чем у любого из Романовых, и в переписке иронично называли его «принцем» («князем»). Но в Пажеском корпусе он учился не по своей воле. Военщина с самого начала была ему неинтересна. Скорее это была дань семейной традиции и нежелание идти на открытый конфликт с отцом. Они с братом в то время переписывались о том, как хорошо было бы поскорее закончить Пажеский корпус и продолжить учебу там, где можно было бы заниматься изучением естественных наук.

В детстве большое влияние на Кропоткина оказала ранняя смерть матери. Новая жена отца из ревности старалась изгнать все воспоминания о маме. Семья раскололась. С одной стороны — мачеха и отец, военный и довольно деспотичный человек. С другой — старший брат Александр, который сильно повлиял на Петра, и крепостные, слуги, сохранившие прекрасные воспоминания о матери. Одновременно Петр наблюдал жестокое отношение отца к крепостным, телесные наказания. Прекрасно знал о его конфликтах с братом вплоть до рукоприкладства. Личная драма наложилась на социальные противоречия.

— Насколько я понимаю, у Кропоткина были все шансы сделать блестящую карьеру в столице. Почему он вдруг отправился в Сибирь?

— Да, Петр был лично знаком с императором Александром II, позднее в тюрьме его навещал великий князь Николай Николаевич. Кропоткин был одним из лучших учеников в Пажеском корпусе. Со своими связями он в будущем мог бы стать губернатором или министром. А для начала поступить на службу в один из самых престижных гвардейских полков. Все пути были открыты. И, конечно, отец совершенно не понял его выбор. В Сибирь Кропоткин сбежал от муштры и военщины. Он хотел быть свободнее и в то же время приносить реальную пользу людям.

— И именно в это время он разочаровался во власти?

— Разочаровываться он начал еще в Пажеском корпусе. Поначалу он восхищался Александром II и симпатизировал его реформам. Потом постепенно охладел. Возможно, его огорчал медленный ход реформ. При этом он постоянно наблюдал лицемерие придворной жизни. На него сильное впечатление произвел один случай. Крестьянин принес императору челобитную и пытался ее подать. А император его просто проигнорировал — прошел мимо.

В Сибири Кропоткин служил чиновником особых поручений при губернаторе Забайкальской области и, конечно, мог близко познакомиться с нестоличной жизнью. В том числе он готовил проекты по местному самоуправлению и реорганизации ссылки и тюрем. Но они отправились под сукно. А либеральных и наиболее прогрессивных чиновников стали убирать с должностей. В результате в «сибирские годы» Кропоткин окончательно разуверился в возможности что-то изменить в рамках этой системы.

— Но анархистом еще не стал?

— Нет, это произойдет позже. Но уже тогда ему был близок народнический взгляд на цели собственной жизни. Как многие молодые образованные дворяне, порвавшие со своей средой и вступившие на путь революционной борьбы, он считал, что обязан отдать долг людям физического труда, которые обеспечили ему и его предкам возможность благополучной жизни. Анархистскими идеями Кропоткин увлекся в Швейцарии, где в тот момент был центр русской политической эмиграции. Он поехал туда специально, чтобы изучить опыт рабочего движения, идеи и деятельность европейских социалистов. Если к марксизму он отнесся холодно из-за приверженности его сторонников к политическим компромиссам, то анархизм его очаровал. Петр Алексеевич много общался с анархистами, лидерами Международного товарищества рабочих, с рабочими-часовщиками, которые были воодушевлены идеями Бакунина. И даже сам на какое-то время стал часовщиком и работал с ними.

— А как он оказался заключенным в Петропавловской крепости? И потом, кажется, совершил эффектный побег.

— Вернувшись в Петербург, Кропоткин вступил в народнический кружок чайковцев и занимался пропагандой среди рабочих. Сохранилась запись агентурных наблюдений, которая была положена на стол Александру II. Там говорилось, что князь Кропоткин лично беседует с рабочими, говорит о необходимости свержения монархии, уничтожения государства и частной собственности, а рабочие в результате начинают защищать свои права, с начальством разговаривают дерзко и с чувством собственного достоинства. Александр II поставил под этим документом резолюцию: «Весьма печально».

Кропоткина арестовали в марте 1874 года, через несколько дней после того, как он прочитал в Русском географическом обществе гениальный доклад о распространении оледенения на Севере Евразии. Кропоткину был 31 год, но он уже был известным ученым. Ему даже разрешили работать над исследованиями во время заключения в Петропавловской крепости. Там он написал книгу «Исследование о ледниковом периоде». Побег Кропоткин совершил после перевода в арестантское отделение Николаевского госпиталя с помощью соратников-чайковцев в 1876-м. Побег был действительно красивым, кинематографичным. Сигнал подавали игрой на скрипке из соседнего дома. Часового отвлекала дама. Кропоткина вывозили на карете с чайковцем, переодетым в офицерскую форму, а вдоль их маршрута стояли «революционные посты» и показывали, свободно впереди или нет. От погони они прятались в ресторане «Данон» среди веселящихся посетителей — на самом видном месте, где их точно не стали бы искать. После побега Кропоткин покинул страну и смог вернуться только после свержения монархии в 1917 году, больше чем через сорок лет.

— Актуальный вопрос. А повлиял ли как-то на мировоззрение Кропоткина эмигрантский опыт?

— Повлияло более свободное общение с представителями политических, научных течений из самых разных стран. В Лондон к нему приезжали, например, индийские мыслители и даже японские анархисты. Кропоткину была свойственна космополитическая открытость. Ну а прежде всего, он участвует в международном анархистском движении. Без эмиграции это было бы крайне сложно. Во второй половине 1870-х — начале 1880-х годов без него не прошел ни один международный конгресс анархистов, ни один съезд Юрской федерации — одной из самых крупных анархистских организаций Швейцарии. Именно здесь, в Швейцарии, Франции и Англии он пишет и издает статьи и книги, в которых развивает анархо-коммунистическую теорию.

— Главный объект критики Кропоткина — государство. И не столько какое-то конкретное, сколько сама система. Он не верил, что государство и справедливое устройство общества совместимы?

— Кропоткин считал, что элита, сосредоточившая в своих руках какие-то важные общественные функции, будет преследовать личные интересы и всеми силами сохранять власть над людьми. Для него государство — всегда инструмент классового господства и подавления. И иначе быть не может. В этом вопросе он не мог согласиться с Марксом, Энгельсом и Лениным, которые полагали, что можно реорганизовать государство и использовать его в интересах пролетариата. Кропоткин понимал: в результате просто возникнет новая элита, которая тоже начнет использовать власть в своих интересах. Он доказывал, что государство закрепляет социальное неравенство, защищает привилегированных, подавляет инициативу у обычных людей и горизонтальную самоорганизацию общества. Государство он считал и виновником войн.

— Получается, он видел проблему в самом иерархичном устройстве общества?

— Кропоткин, хотя он и позитивист, часто переносит на природу законы общественного развития. Он пишет, например, про федерацию атомов, про организм как результат взаимодействия, объединения разных органов. Это своеобразно, но о многом говорит.

Для него реальна личность, и она — в центре всего. Когда он критикует индивидуалистов, то скорее за эгоизм — за утверждение себя в ущерб всем остальным. Он и сам был индивидуалистом. Просто другим, коммунистическим, как бы странно это ни звучало.

— Иначе говоря, он считал, что иерархия неизбежно «обезжизнивает» личность — расчеловечивает ее и лишает субъектности?

— Да, совершенно верно.

— Одна из самых известных идей Кропоткина — «взаимопомощь как фактор эволюции». Недавно ее вспоминал биолог Роберт Сапольски в интервью Ирине Шихман. А как Кропоткин пришел к этой идее?

— Он наблюдал за жизнью животных и обнаружил такое явление, как внутривидовая поддержка, взаимопомощь. Она способствует выживанию вида в межвидовой борьбе и помогает приспосабливаться к окружающим условиям. Из этого он вывел биосоциальный закон, который играет роль в жизни общества. Важно, что Кропоткин опровергает социодарвинистов, рассматривавших эволюцию как «войну всех против всех». Он показывал, что эволюция не сводится только к борьбе. Важную роль в ней играет взаимопомощь. Его аргумент звучит примерно так: если в природе существует только борьба на взаимное уничтожение, то откуда взялись представления об этике, о морали, о нравственности? Как они могли появиться? Кропоткин не верил, что этика возникла откуда-то извне — не из природы. А если бы человек по природе своей был только зол и эгоистичен, как считали социодарвинисты, то пришлось бы признать гипотезу о божественном вмешательстве.

— Кропоткин верил в консолидацию общества и самоуправление. Мне только непонятно, почему вдруг люди должны начать объединяться, искать компромиссы и ответственно управлять своей средой обитания? Удобно ведь, когда есть большой царь с «сильной рукой», который как решит, так и будет. И думать лишний раз не нужно. Да и с чего мне договариваться с соседом, который может быть очень так себе человек? Как Кропоткин это представлял?

— В то время это было гораздо проще представить. Люди не были настолько атомизированы. Жизнь крестьян в общине предполагала постоянное участие в совместной деятельности. Рабочие в конце XIX — начале XX веков — это тоже во многом вчерашние крестьяне. Они приходят в город из деревни и воспринимают предприятие как большую общину. Более того, рабочий того времени сохранял представления о целостном характере труда на нем. Эта целостность еще не была разрушена конвейерной системой. Отсюда понимание автономии от менеджера или чиновника, о готовности общины рабочих управлять предприятием.

Хороший пример — Россия в 1917 году. Вслед за Февральской революцией происходит революция самоуправления. Возникают заводские комитеты, которые контролируют выплату зарплаты, следят за безопасностью и порядком, не дают возможности владельцу обанкротить завод и сбежать с деньгами за границу.

Потом рабочий идет домой, а там у него — домовый комитет. Это не домкомы с товарищами швондерами, в которые потом они выродились. А изначально такие комитеты создавались для того, чтобы охранять дом от хулиганов, поддерживать чистоту, чтобы калоши не вынесли, как у профессора Преображенского. Отдельные люди могли не любить друг друга, но они вместе решали общие проблемы. Это и было общество самоуправления на практике. Понимаете, в России всё это было. Наверное, если бы Кропоткин жил сейчас, он бы сказал, что путь к консолидации — это повышение участия человека в самых разных областях жизни — жилищных инициативах, экологических, в независимых самоуправляющихся профсоюзах.

— То есть он видел бы спасение в том, чтобы люди заново учились консолидации?

— Ну конечно. А какой путь иной? Иной путь весьма печален. Общество тотального контроля, которое сейчас по-своему формируется в разных странах. Взгляните на Китай, например. В 2020 году жители многих государств увидели, что это очень неприятно. Нужно что-то другое. А путь к этому другому — собирание утопии, как выражался Вальтер Беньямин. Заново искать и складывать какие-то элементы нашей деятельности, которые ведут к свободному обществу.

— А какое представление у Кропоткина было о гражданине? Просто складывается впечатление, что «сильные руки» и государства с жесткой иерархией создают условия, в которых в массе вырастают пассивные и безответственные граждане. Они ни за что не отвечают, просто профессионально исполняют приказы руководителя или всеми силами уклоняются от его всевидящего ока. И, конечно, никакой связи между своими действиями и перспективами страны не видят. А в анархистском обществе, кажется, должен формироваться прямо противоположный тип человека.

— Очевидно, что гражданин в анархо-коммунистическом обществе должен быть активным и ответственным. Сильное самоуправление это подразумевает. У Кропоткина более сложный взгляд. Его гражданин — это разносторонне развитая личность. Кропоткин выступал за образование, в котором сочетается научность и практическое применение знаний. Помимо воспитания это еще и работа на разных производствах. Идея «узкого специалиста», имеющего мало представлений о мире за пределами своей профессии, ему не нравилась. Кропоткин полагал, что предприятия должны быть небольшими, доступными человеческому контролю. Он считал, что это больше способствует творческому развитию личности работника.

Такой человек, действительно, может контролировать самые разные области жизни. Он не просто активный индивидуалист, умеющий проявлять солидарность и договариваться с другими. Это еще и человек, компетентный в самых разных вопросах. Допустим, дали мне возможность принять решение. Но если я не разбираюсь в вопросе, моим мнением будет легко манипулировать. Внушить путем пропаганды можно вообще что угодно. И Кропоткин это хорошо понимал.

— А как он отнесся к Октябрьской революции и власти большевиков?

— В советское время был миф, что он ее принял. Это ложь. На самом деле, Кропоткин отнесся очень негативно к Октябрьскому перевороту. Когда шли бои в Москве и сторонники советской власти обстреливали Кремль, он сказал жене: «Это они хоронят нашу революцию». В то время Кропоткин исповедовал идеи, связанные с консолидацией, строительством свободного общества и федеративной демократической республики. Он не перестал быть анархистом, но рассматривал возможность прогрессивных реформ в условиях Первой мировой войны.

Позже Кропоткин пытался наладить связи с большевиками и использовать их для защиты репрессированных единомышленников. Кропоткин был одним из членов-учредителей Московского политического Красного креста, который помогал политзаключенным. Это о многом говорит. Большевиков он критиковал за красный террор, превращение Советов рабочих и крестьянских депутатов в придаток правящей партии, огосударствление кооперации и профсоюзов, подавление свободы слова. Когда Ленин предложил ему опубликовать в государственном издательстве свои труды, Петр Алексеевич отказался по идейным соображениям. В то же время он был категорическим противником белого движения.

Большевикам в этой ситуации проще мобилизовать их на защиту своей диктатуры, противопоставив ее внешнему давлению и свалив всю ответственность за голод, разрушение экономики на иностранные державы.

Кропоткин в те годы уже был совсем пожилым и больным человеком. Он поселился в Дмитрове, поскольку там можно было как-то выживать в голодное время. Вместе с женой, Софьей Григорьевной, они работали в огороде. Местные власти выделили старому заслуженному революционеру корову. Пайки от советского правительства он не принимал, пока была возможность. В последние годы жизни он писал свой заключительный труд «Этика» и продолжал сотрудничать с анархистами, призывал их выработать новую стратегию и продолжать борьбу.

— И финальный вопрос. Получается, что нашу страну очень долго и крепко держат «сильные руки». Царская власть, потом почти сразу большевизм. Промежуток был очень недолгим. Как вы думаете, был ли у идей Кропоткина в тот момент реальный шанс воплотиться в жизнь? Или всё-таки они утопичны?

— В истории существует пример, когда анархистам удалось успешно реализовать свой проект. В провинциях Каталония и Арагон в Испании 1936–1938 годов. Потом республиканское правительство при поддержке сталинистов подавило их. Анархистское движение активно работало в Испании начиная с 1860-х годов. У него было около 70 лет исторического опыта. А в России — только 14, и то в период репрессий и мировой войны. Было очень мало возможностей широко распространить анархистские идеи. Попытки построить анархизм в отдельных регионах были: коммуны, махновское движение в Украине, восстание Рогова на Алтае. Но реальных условий не было.

Насколько кропоткинская программа осуществима в принципе? Об этом можно дискутировать. Я думаю, что пути истории открыты. И, может быть, мы что-то созвучное еще увидим. В мире есть запрос на альтернативу существующим экономическим и политическим моделям. Постоянно возникают антикапиталистические движения, критикующие неолиберализм. Каждый год в самых разных странах мира разворачиваются восстания против неолиберального экономического курса. И, наверное, идеи Кропоткина могут быть приняты этими силами в новом, современном варианте. Такая возможность существует.