По подсчетам СМИ, в августе 2022 года, то есть еще до объявления мобилизации, мусульманские регионы РФ занимали лидирующие места по количеству погибших в российско-украинском конфликте. В первой десятке регионов лидировал Дагестан, четвертым шел Башкортостан, замыкала десятку Чечня, а далее — после Свердловской области — шел Татарстан.

При этом в условиях информационной закрытости Чечни ориентироваться только на ставшие достоянием общественности данные было бы наивно. С тем количеством людей, которые Рамзану Кадырову удалось мобилизовать на «СВО», и потери у него должны быть значительно большими. Хотя стоит отметить, что не все набранные в подразделения Рамзана Кадырова являются выходцами из Чечни.

Так или иначе, «этномусульманский» компонент весьма заметен среди воюющих на российской стороне в целом и погибающих на этой войне, в частности. И если о мотивах принудительно мобилизованных говорить не приходится, то в решениях о добровольной отправке на войну помимо тяжелых финансовых условий или зависимости от местной власти для части людей свою роль сыграла и идеологическая обработка.

Парадокс ситуации в том, что в ходе идеологической подготовки к «СВО» Владимир Путин и другие апологеты «русского мира» постоянно апеллировали к «защите русских и православных» и идее «одного народа», которым якобы в этническом смысле являются русские и украинцы — славяне по крови и православные по вере. Однако воевать за все это убеждают отнюдь не православных и не славян, что требует от пропаганды, рассчитанной на соответствующую аудиторию, особой изобретательности.

Национальные образы имперской мобилизации

Решаются эти задачи как на национальном, так и на религиозном уровнях. Например, в Башкортостане центральным символом мобилизации местных жителей на «спецоперацию» стал Минигали Шаймуратов, советский генерал и уроженец бывшей Уфимской губернии, погибший на Донбассе во время войны 1941-45 гг.

Шаймуратов — это идеальная фигура в плане сочетания общегосударственного характера и национального колорита. Этим он выгодно отличается от двух других фигур, чьими именами наряду с его именем названы три республиканских батальона: русского уфимца-десантника майора Достовалова и лидера башкирского восстания Салавата Юлаева. Если образ первого не вызовет отклика у этнически ориентированных башкир, то второй как «бандеровец» своего времени, напротив, напрягает часть русского населения республики.

Впрочем, и весьма проблемные для себя образы вроде Салавата Юлаева властная пропаганда пытается использовать в своих целях. Так это делается еще с одним историческим персонажем, как и Юлаев, воевавшим против Российской империи, — дагестанским имамом Шамилем. Несмотря на то, что он несколько десятилетий отстаивал независимость от России Северокавказского имамата, сегодня его имя используется для того, чтобы мобилизовывать дагестанцев на брань, изначальной целью которой было «возвращение русских земель».

Наряду с национальными символами для мобилизации на войну российских мусульман активно используются и квази-религиозные лидеры и аргументы.

Прочь от «русского мира» и обратно к нему

В православной среде с советских времен нарицательным стало понятие «сергианства», восходящее к фигуре заместителя патриаршего местоблюстителя 1920-30-х гг. митрополита Сергия (Страгородского). Ведь это он в своей декларации 1927 года призвал православных принять враждебную им коммунистическую власть как свою. У мусульман, не меньше православных пострадавших от коммунистических репрессий, в советские времена тоже было свое «сергианство», образчик которого являла собой, в частности, фигура муфтия Абдурахмана Расулева, славшего письма поддержки Сталину и получавшего от него благодарности в ответ.

Крушение тоталитарного режима породило и в мусульманской среде соблазн эмансипироваться от плотного государственного контроля. Чем эта история кончилась для общероссийских мусульманских религиозных структур, уже известно. Однако весьма показательна эволюция некоторых диссидентов, с которыми многие мусульмане связывали надежды на разрыв с традицией «мусульманского сергианства».

Так, 16 марта во Владикавказе состоялась конференция «Духовное служение и социальная миссия религиозных организаций в контексте формирования общероссийской гражданской идентичности», на которой было принято «заявление лидеров мусульманских религиозных организаций». С приведением примеров из исламской истории, канонически неприменимых к неисламским государствам, в этом заявлении было обосновано «превентивное» нападение на Украину, а российские мусульмане, погибшие в нем, были названы «шахидами».

Не менее интересны авторство и обстоятельства принятия данного заявления. Как сообщалось в СМИ, ряд его подписантов, в числе которых были не только «безотказные» Талгат Таджуддин, Альбир Крганов и Исмаил Бердиев, но и муфтий Северной Осетии Хаджимурат Гацалов, несколько учеников которого были убиты эскадронами смерти, а община годами подвергалась давлению со стороны спецслужб, — в частных разговорах утверждали, что от их имени это заявление было подписано задним числом, без согласования с ними.

Речь идет о Вячеславе Полосине, известном как Али Вячеслав Полосин — первом русском православном священнике, публично принявшем ислам. Но если тот факт, что Полосин до принятия ислама был православным священником, общеизвестен, то о том, что он был помощником патриарха Кирилла, когда тот возглавлял Отдел внешних церковных сношений Московского патриархата, знает куда меньше людей.

Именно это обстоятельство во многом и делало Полосина фигурой, раздражающей патриарха и ориентирующиеся на него круги, когда те еще только шли к власти в РПЦ МП. Причем, в то время, в конце 90-х — начале нулевых годов, Полосин давал повод для такого раздражения не только публичной деятельностью в новом качестве, но и своей непримиримой критикой доктрины, впоследствии известной под названием «русского мира». Так, в своей книге «Прямой путь к Богу» (1999 г.) Полосин яростно обрушивался и на доктрину «Москва — Третий Рим», и на саму деспотическую традицию государственности Московии как ордынского улусника, и на российское имперское самодержавие, выводимое им из «византийско-монгольского колониального наследия», которому он противопоставлял Новгородскую Республику.

«Если сегодня общество даст добро на лидерство вождю, не имеющему жестких моральных ограничителей, которые может воспитать только монотеистическая религия с ее вечными и абсолютными ценностями, то один безответственный маньяк, дорвавшийся до власти и «ядерного чемоданчика», может уничтожить целиком всю планету в мгновение ока», — писал Полосин в этой книге накануне избрания нового президента РФ. Также он предупреждал тогда русское общество от ухода «в обольстительные и амбициозные утопии прошлого, в поиск призраков «святого» государства, безответственного перед народом, в поиск «поствизантийского общеславянского СНГ», которые обернутся «окончательной гибелью как государства, так и российской цивилизации».

Что побудило бывшего помощника, а после принятия ислама антагониста нынешнего патриарха, в итоге оказаться с ним на одной стороне в войне за «русский мир» — весьма интересный вопрос, обсуждать который в рамках данной публикации возможности нет. Благо, Полосин далеко не единственный и отнюдь не самый значимый представитель того «мусульманского сергианства», что вербует сегодня тысячи мусульман на «специальную военную операцию».

Молодые и перспективные на службе у системы

Поддержка «спецоперации» ярыми лоялистами вроде официальных муфтиятов Чечни и Дагестана ни для кого не стала сюрпризом. Но вот аналогичная позиция, занятая рядом региональных муфтиев, стала поводом для разочарования тех, кто еще сохранял иллюзии на их счет. И касается это, прежде всего, двух молодых, хорошо образованных и подававших надежды поволжских мусульманских лидеров.

Первый из них, Айнур Биргалин, накануне своего избрания муфтием Башкортостана в 2019 году обвинялся недоброжелателями из числа местного мусульманского истеблишмента в распространении «ваххабизма». Как правило, подобный профиль свидетельствует о чуждости соответствующего мусульманского деятеля религиозному официозу, любящему прикрываться «традиционным исламом» и обвинять в «ваххабизме» своих конкурентов. Необычным было и то, что муфтием одной из крупнейших республик России в тридцать лет стал человек, за плечами которого было обучение не только в Российском Исламском Университете, но и в египетском «Аль-Азхаре».

Схожим оказался и второй случай — муфтия соседнего Татарстана Камиля Самигуллина. Он и вовсе возглавил духовное управление мусульман своей республики в 26 лет и тоже имеет весьма солидные познания в исламе. Часть из них он получил в Турции, поэтому недоброжелатели связывали его с одной из влиятельных турецких общин. Странно, но ни такая аффилиация, ни репутация искреннего верующего не помешали ему стать официальным муфтием. И со временем стало понятно, почему он действовал в строго выделенных ему системой рамках, в публичных оценках действий властей руководствуясь не своими исламскими знаниями, а безотказной лояльностью. Мобилизацию мусульман на войну он тоже поддержал, правда, не так оголтело, как его коллега-сосед, а по-фарисейски. В соответствующем обосновании было указано, что Духовное Управление Мусульман Татарстана не подвергает сомнению «обоснованность решения Президента РФ, т.к. оно сформировано на основании экспертного мнения и компетентной оценки профессионалов ключевых ведомств нашей страны».

В целом, как и многие другие, эти два случая доказывают одно — каким бы религиозно грамотным и искренним ни казался человек, попадающий на руководящую должность в системе официальных мусульманских религиозных структур и квазиобщественных организаций России, он будет вынужден обслуживать политику государства. Как и в случае с оригинальным сергианством, альтернативой этому могут быть или репрессии, или катакомбы, или исход. И все это новейшая история мусульманского сообщества России тоже знает. Но это уже тема для другого разговора.