В Белгороде я родилась и всегда жила тут. Когда началась война, я сразу решила остаться. Многие белгородцы тогда уехали, а потом вернулись. В городе всё было почти как обычно: проводились фестивали и концерты, открывались кафе, строились дома. Нас иногда бомбили, но все как-то к этому привыкли. Паники уже почти не было, какая-либо реакция была разве что после громких прилетов.

Но после контрнаступления ВСУ всё изменилось. Люди стали бояться, а в городе в первые несколько дней после отступления российской армии из Харьковской области появилось очень много военных. Нет, они были и до этого, но вот после отступления каждый третий в центре был военным. В основном военные приехали из других регионов, это можно было понять по внешности. Они были бородатые, в форме и с ошалевшими глазами. Кажется, они не очень понимали, что сейчас находятся не на фронте.

За день до встречи с этими солдатами я видела, как какая-то военная машина везла на прицепе танк, у которого была снесена башня. В принципе, понимаю, почему военные были в таком шоке.

Я не стала заклеивать, надеюсь на удачу.

Уже мало кто верит в официальную версию: люди, даже поддерживающие СВО, в шоке и не понимают, как такое могло произойти. Люди не верят, что есть какой-то план, по которому армия противника должна стоять у границ, обстреливая нас. Но почему-то всё равно считают, что правильно мы напали, хотя к властям у них всё больше и больше претензий. Например, непонятно, куда прятаться от бомб.

Никто не знает, где бомбоубежища и куда в случае чего бежать. Я тоже не знаю. Власти говорят прятаться в подвалах, но подвалы закрыты из-за антитеррористических мер. По идее, ключ у кого-то в доме. Власти рассказывают, что на каждом подъезде должно быть объявление, где написано, в какой квартире ключ. На моем подъезде объявления нет. У некоторых моих друзей объявления на подъездах висят, но квартира, где должен храниться ключ, просто не записана. Если станут бомбить и ПВО не сработает, то никакого плана действий нету. В моем доме подвал метр на метр, который еще и часто затоплен, так что объявление меня не сильно волнует.

Хотя вряд ли даже кто-то с хорошим подвалом в Белгороде успеет спастись. 24 февраля я очень боялась услышать звук воздушной тревоги. Меня всегда он пугал. А теперь я боюсь того, что его нет. Ни 1 апреля, в день обстрела нефтебазы, ни 3 июля, в день прилета в жилой район. После прилета в соседних Валуйках власти Белгородской области говорят, что обстрелы слишком быстрые и воздушная тревога не успеет включиться. В Украине почему-то успевает, а в Белгороде — нет. Очень пугает быть дома и понимать, что в любой момент на тебя может упасть ракета.

Рассуждать об этом уже привычно для белгородцев, но если задуматься над смыслом, то становится страшно. Вот ваш город мелькает в новостях из-за транспортной реформы, а вот через несколько месяцев про него пишут как про город, откуда летят ракеты. «Вылеты», как мы их тут прозвали, я, кстати, тоже вижу, причем прямо из окна. Про них уже почти не пишут в новостях, хотя каждую ночь ты ложишься спать, когда над головой летит огромная машина для убийств. Иногда случаются неудачные вылеты, и ракета бахает в воздухе. Или летит не туда, куда нужно. Иногда вечером даже страшновато выходить на улицу: а вдруг опять неудачный вылет?

Самолеты тоже часто летают. В первые дни их было особенно хорошо слышно, гул почти не прекращался: каждые минут 20 что-то летело.

Но после контрнаступления самолеты и ракеты стали летать меньше: теперь бывает, что целый день от нас ничего не вылетает.

Зато теперь чаще летит на нас. После контрнаступления не было ни дня без хлопков. Хлопками у нас теперь называют те взрывы, которые не оставляют больших последствий на земле, белгородцы придали смысла официальному новоязу. После этих хлопков на землю часто падают осколки, видимо, от чего-то сбитого.

Белгородцы после контрнаступления стали требовать от власти отменить массовые мероприятия: осколки падают с неба, над головой что-то взрывается, а на улице — очередной фестиваль. Те, кто поддерживает СВО, еще добавляют, что деньги, потраченные на праздники, нужно отдать солдатам.

На улицах часто можно увидеть военную технику. Недавно меня на пешеходном переходе пропускала огромная военная машина, которая была больше меня раза в три. На улице часто можно увидеть, как везут ракеты. Раньше их прикрывали тентом, а теперь возят открыто: все и так всё понимают. Однажды даже видела, как по городу везут гаубицу.

Еще в Белгороде есть такое явление, как машины с символом Z и без номеров. В городе считают, что это машины, которые угнали из Украины. Но после контрнаступления таких автомобилей почти не видно. А вот мирные люди после контрнаступления и мобилизации отклеивают Z со своих автомобилей, иногда на них даже видны следы от отклеенной буквы.

В городе есть антивоенное движение: есть подпольный антивоенный комитет, на улицах можно увидеть зеленые ленты, а иногда и надписи «Нет войне». После контрнаступления и мобилизации противников СВО стало больше. Раньше у нас был очень лояльный регион, но теперь тут часто проходят пикеты против войны.

Сейчас некоторые белгородцы считают, что ВСУ пересечет границы области, готовятся к этому. Некоторые уезжают. Обстановка напоминает первые дни после объявления СВО, когда никто не знал, что будет дальше. Всем просто хочется, чтобы перестали стрелять в нас и чтобы перестали стрелять мы.