В числе последних чаще всего оказываются те, кто предоставляет ответственным за принятие решений необходимые финансово-экономические возможности, попросту говоря — поддерживают. Поскольку большинство политических режимов, на которые направлены западные санкции, строятся на тесной связи политиков и крупного бизнеса, то уже выработалась определенная презумпция такой связи.

Это выпукло видно сейчас любому, кто заглянет, например, в решение Европейского суда по правам человека по делу белорусского бизнесмена Тернавского и прочитает там, что «в такой стране, как Беларусь, экономическая деятельность в масштабах компаний заявителя невозможна без одобрения режима».

Именно этот подход теперь начал успешно работать и в рамках «российской программы». Презумпция эта, конечно, опровержимая, но опровергать ее придется уже попавшим под санкции, что тяжелее и менее комфортно.

Фактически же эта формула ставит под дискретный удар всех сколь-нибудь влиятельных бизнесменов из современной России.

У законодателей санкционной политической моды, США, в рамках российской программы введение санкций допускается в отношении лиц, действующих в конкретных секторах экономики — например, оборонном, технологическом, энергетическом и далее по списку. Таким образом, фактически всё, что будет нужно доказать для введения санкций в отношении конкретного российского бизнесмена, — это его деятельность в определенном секторе экономики.

В Европейском Союзе есть сходные основания для введения ограничительных мер. Санкции могут вводиться в отношении ведущих бизнесменов и юридических лиц, которые, согласно статуту, действуют «в секторах экономики, обеспечивающих существенный доход Правительству Российской Федерации, которое несет ответственность за аннексию Крыма и дестабилизацию Украины». При этом,

При этом основания введения санкций лежат преимущественно в политической плоскости, что означает полную и точную координацию мировой санкционной политики, а значит, маневрировать ЕС будет в строгом взаимодействии с основным санкционным игроком — США. Однако даже политические решения в евроатлантическом мире должны опираться на нормы права, что, помимо прочего, подразумевает право на защиту, то есть возможность оспаривания санкций. Большинство западных юрисдикций допускают как административный, так и судебный порядок обжалования.

В административном порядке открывается больший простор для диалога. Именно на этой стадии стоит договариваться о взаимных уступках, которые в итоге приведут к снятию санкций. Взаимодействовать придется с органами, которые эти санкции вводили. Например, в США за это отвечает Управление по контролю за зарубежными активами, широко известное под аббревиатурой OFAC и обладающее широчайшей дискрецией и полномочиями.

В соответствии со Сводом Федеральных нормативных актов США, лицо может потребовать пересмотра в административном порядке его внесения в санкционный список. Другими словами, заявить об ошибочной идентификации лица при включении в санкционный список или предоставить доказательства того, что обстоятельства, приведшие к внесению в санкционный список, больше не применяются — то есть никогда не были правдой или больше не соответствуют действительности.

Фактически именно это произошло с Озон Банком. 24 февраля 2022 года банк попал под санкции как лицо, связанное с Совкомбанком, но еще в 2021 году акции банка были выкуплены компанией Озон. После того как эти сведения были представлены OFAC, Озон Банк был исключен из списка в рекордный срок — чуть больше чем через месяц после включения, 31 марта.

Еще один показательный пример — это исключение в 2017 году из санкционных списков пятерых подозреваемых в связях с так называемой международной преступной группировкой «Братский круг», которая якобы объединяла криминальных лидеров постсоветского пространства. Одному из них — имеющему адвокатский статус Вадиму Лялину — удалось доказать непричастность к этой организации, остальные были исключены из списка ввиду гибели или отбывания срока в тюрьме. Само название «Братский круг» было также удалено из санкционного списка. Правда, чуть позже адвокат Лялин влетел в другую уже не санкционную, а уголовно-правовую историю, но с первой он справился.

Бывали и анекдотичные санкционные истории. В 2017 году OFAC снял санкции с 10 кубинцев, включая некоего Даниэля Гарсия, который, как утверждают некоторые источники, является несуществующим человеком и в течение 23 лет находился в списке, наложив тем самым проклятие имени на всех своих тезок. Однако внимание привлекает не столько абсурдность ситуации, сколько время, которое потребовалось для устранения ошибки — почти четверть века.

В тех случаях, когда внесение в санкционный список не было результатом ошибки, нужно собрать и представить или доказательства прекращения поведения, послужившего основанием для включения в санкционный список, или в случае с наложением блокировки на подконтрольные юридические лица предложить корректные меры по исправлению положения со своей стороны, такие как корпоративная реорганизация, отставка лиц с должностей в заблокированной организации или аналогичные шаги.

Хрестоматийным примером успешного административного пересмотра является кейс En+ и РУСАЛа, внесенных в санкционные списки вместе со своим фактическим владельцем Олегом Дерипаской. Для этого, в соответствии с достигнутыми договоренностями с OFAC, потребовалось сократить долю Дерипаски и принять обязательства по обеспечению беспрецедентной степени прозрачности своих операций. По сути, это едва ли не единственный пример снятия санкций с компаний, против которых они были введены в том числе из-за действий России в отношении Украины.

Панацеи, или антисанкционной «кремлевской таблетки», при этом не существует, и лицам, в отношении которых были введены санкции, важно понимать, что гарантий устранения санкционного риска нет. Судебная практика США говорит, что «сдерживание международных нарушителей по крайней мере иногда требует введения санкций в отношении тех, кто ушел на пенсию или перешел к другим занятиям». Основанием для введения санкций может быть даже прошлая деятельность.

— даже если первоначальные обстоятельства, ввиду которых лицо было включено в санкционный список, изменились.

Тот же Олег Дерипаска хотя и продал значительную часть своих акций в компаниях РУСАЛ и En+, всё равно не смог добиться снятия чувствительных для него персональных санкций, поскольку так и остался лицом, действующим в энергетическом секторе (хотя доли его участия до и после несопоставимы).

Таким образом, открывается простор для политического диалога, в ходе которого могут быть выработаны условия снятия санкций. Даже в случае со снятием санкций c En+, когда их отмена требовалась для нормализации цен на алюминий и глинозем, всё было обставлено с таким количеством условий, что сама сделка с OFAC смотрелась не как признание ошибок санкционной политики, а как торжество американской санкционной программы.

Что же касается великой санкционной тайны, то мы готовы ее раскрыть. Это избавит огромное количество санкционно претерпевших граждан от бездумной траты времени и денег.

Суд будет вправе отменить только те акты, которые являются результатом «произвола, самоуправства и превышения полномочий» или вынесены «не в соответствии с законом».

Поэтому простое расхождение в оценке одних и тех же фактов оспорить практически невозможно. При этом суд не должен «заново взвешивать доказательства и приходить к собственному выводу», а должен «оценить обоснованность заключения агентства». Суд должен будет проверить, собрал ли OFAC достаточные доказательства для своего отказа исключить лицо из санкционного списка и следует ли из представленных материалов, что им тщательно изучены названные доказательства. Это практически всё, чего требует от американского суда закон.

Поэтому, оспаривая американские санкции, лучше не становиться героем из того анекдота про санитара, который катит по больнице тележку с живым человеком и говорит: «Врач сказал в морг? Значит, в морг».

Вывод из всего вышесказанного простой: перспективы судебного обжалования санкций весьма ограниченны, а при снятии санкций в административном порядке очень многое будет зависеть от усмотрения органа, администрирующего санкции. Здесь важно помнить, что помимо доказательств необоснованности введения санкций или нецелесообразности их продления необходимо дать возможность органам власти «сохранить лицо» при исключении из санкционного списка.