СюжетыОбщество

Паспорт соагрессора

Для каждого белоруса в Украине война стала персональной пороховой бочкой. Бегство от тюрьмы бледнеет на фоне пущенных из Гомеля ракет

Паспорт соагрессора
Фото: EPA-EFE/Lukasz Gagulski

На прошлой неделе в Украину не впустили волонтера из Беларуси Алину Сельвесюк, хотя у нее был вид на жительство. В Твиттере Алина написала: «Вчера меня не впустили в Украину, но напомнили о ракетах, которые летят с территории Беларуси и в которых я виновата. Волонтерство, мои донаты и вся помощь, которая есть и сейчас, никого на границе не интересовали».

И это совсем не казус исполнителя, не единичный случай. После начала войны у многих белорусов, бежавших год или два назад в Украину от репрессий, с 24 февраля начались проблемы. Даже те, кто не остался в Украине и выехал в соседние европейские страны, предпочитают не показывать без лишней надобности свой синий белорусский паспорт: небезопасно. А в Украине, говорят белорусские волонтеры, его и вовсе лучше сжечь или выбросить.

«Я всем объясняю, что у нас не чистенько, а стерильно»

Анисия Козлюк. Фото: Правозащитный центр «Вясна»

Анисия Козлюк. Фото: Правозащитный центр «Вясна»

Правозащитница Анисия Козлюк уехала из Беларуси в Украину в августе 2021 года, когда начался разгром правозащитного центра «Вясна», а его руководители были арестованы по уголовному делу.

Весной нынешнего года стало известно, что в отношении Анисии возбуждено новое уголовное дело. По какой статье, она не знает: просто домой пришла очередная повестка.

Украину она всегда называла безопасной для белорусов страной. Но 24 июня ее задержали на киевском вокзале и доставили в миграционную службу. Усилиями украинских и белорусских правозащитников право Анисии находиться в Украине удалось отстоять. Пока до 29 декабря.

— Белорусы в Украине могут находиться 180 дней непрерывно. Потом нужно выезжать на те же 180 дней, и только после этого можно возвращаться. Поэтому многие белорусы, спасаясь от политического преследования, бежали в Украину. За полгода они могли получить визу какой-то из стран ЕС, дождаться нужных документов и ехать дальше, да и вообще определиться, что будут делать потом. То есть Украина была безопасной для белорусов страной, в каком-то смысле перевалочной базой.

Я свой срок подачи документов на легализацию пропустила. Думала, что уезжаю максимум на два месяца, а потом смогу вернуться. А в итоге прошло полгода, и, когда я стала собирать документы для ВНЖ, у меня уже не хватало дней, и я подала сначала на продление срока. Я получила продление 23 февраля — до 1 апреля. А на следующий день началась война. Первый месяц не работала миграционная служба, а в действительности начала функционировать и отвечать на звонки только в конце марта. Сначала говорили, что у них не работают базы, потому что не всё оборудование вывезли, а потом просто сказали, что временно не принимают документы у граждан Беларуси и России.

У меня юридическое образование, и я понимаю, что если я обращалась в госорган, а он не работает — значит, это не моя вина, и проблема будет решена каким-то образом за счет госоргана. Для меня это было очевидным и абсолютно неоспоримым. 12 апреля миграционная служба выложила у себя на сайте текст с ответами на часто задаваемые вопросы иностранцев. Там было написано, что поскольку служба не функционирует в полном объеме, то за любые «просрочки» в этот период иностранцы ответственности нести не будут. Потом в миграционной службе Львовской области говорили, что все белорусы, которые легально находились в Украине на момент начала войны, могут оставаться здесь до конца войны плюс один месяц. А позже оказалось, что всё это неправда.

Проблемы у белорусов в Украине начались одновременно с войной. Беларусь предоставила свою территорию для российских войск, и к нам, правозащитникам, сразу начали обращаться люди: у них не принимали документы, ставили штампы о принудительном возвращении. Абсолютно все банковские карты белорусов в украинских банках оказались заблокированы, а карты белорусских банков перестали работать в Украине. Многие люди оказались в ситуации, когда у них просто нет денег. Потом частично разблокировали карты журналистам, но большинство по-прежнему в ситуации, когда они даже не могут забрать свои деньги в банке. У некоторых получалось разве что договориться с банком о переводе этих денег в качестве доната на ВСУ, но не всем удалось даже это.

В начале войны была определенная дискриминация: например, белорусов не пускали в некоторые заведения — во всяком случае, во Львове.

Сейчас главная проблема — это легализация и невозможность въехать в Украину. Многим, кто получил штамп о принудительном возвращении, на границе ставили запрет на въезд, хотя принудительное возвращение не предполагает такой запрет. Я знаю ситуацию, когда белорусу прямо в миграционной службе поставили в паспорт штамп о запрете въезда в Украину на три года. Он отказывался подписывать документы, которые были неправильно составлены.

Я жила в Киеве, до недавнего времени мы снимали там квартиру и каждую неделю, уже перебравшись во Львов, туда ездили. Когда у меня проверяли паспорт и видели, что нарушен срок пребывания, я объясняла ситуацию, меня «пробивали по базе» и отпускали. И в тот раз в июле у меня тоже, как обычно, проверили документы — и вызвали полицию, которая отвезла меня в миграционную службу. Там меня сначала никто не хотел слушать — я пыталась объяснить, что я волонтер, рассказать, чем занимаюсь. Мне просто сказали, что я сейчас получу максимальный штраф и должна буду покинуть Украину. Тогда я заявила, что хочу немедленно подать документы на беженство, у меня есть основания — я к тому времени уже запросила свои документы о репрессиях у Комитета по расследованию пыток ООН. Вместо этого ко мне привели чиновника, который начал на меня кричать и упрекать меня в ракетах, летящих с территории Беларуси. Но к тому времени в ситуацию уже «включилась» белорусская диаспора в Европе, многие звонили начальнице миграционной службы. И после звонка от начальницы отношение ко мне изменилось, мне сказали, что никто выдворять меня не будет, лишь дадут минимальный штраф, и вообще: «Ой, зачем вы так волновались?» Потом я с третьего раза смогла подать документы на продление. Это тоже борьба: каждый раз приходилось доказывать, что я имею право подать документы — хотя законодательство не менялось, и всякий раз это были местные инициативы, человеческий фактор.

Сейчас у меня есть продление срока легального пребывания до 29 декабря. Если до этого времени я выеду из Украины, оно аннулируется. Продление срока дается для того, чтобы человек мог собрать нужные документы и подать заявление на более понятную легализацию — ВНЖ, ПМЖ, гражданство или беженство. В тот же день, когда мне продлили срок легального пребывания, я подала документы на временный вид на жительство по волонтерству. И сейчас нахожусь в ожидании ответа. По украинскому законодательству срок рассмотрения составляет 15 дней, но в миграционной службе мне прямым текстом сказали быть готовой к тому, что ждать придется не менее двух месяцев.

Скрин публикации правозащитного центра «Вясна». Источник:  Instagram

Скрин публикации правозащитного центра «Вясна». Источник: Instagram

Я сейчас продолжаю работать с темой дискриминации белорусов. Обращений примерно одинаковое количество по поводу легализации и банковских карт. Но случаются и другие обращения: например, на блокпосту упрекают в том, что происходит в Беларуси, или вообще хотят забрать машину, потому что на ней белорусские номера. Раньше таких случаев было много, но в последнее время люди в Украине стали больше вникать в белорусскую ситуацию и понимать, что это не очень справедливое отношение.

Лично я с начала войны ни разу не столкнулась с упреками в бытовом общении. Бывает, что спрашивают: ну как же вы так, у вас в стране всё замечательно и чистенько, зачем же ваш Лукашенко ввязался в эту войну? И тогда я начинаю объяснять, что у нас не чистенько, а стерильно и что Лукашенко ввязался в эту войну, потому что Беларусь находится под оккупацией. Я была уже на четырех допросах в СБУ и каждый контакт с госорганом считаю возможностью лишний раз рассказать о репрессиях, о политзаключенных, о партизанском движении, об огромном количестве добровольцев и волонтеров.

«Что я еще должна вам предоставить, чтобы это блядство наконец закончилось?»

Евгения Долгая. Фото из личного архива

Евгения Долгая. Фото из личного архива

Журналистка Евгения Долгая оказалась в Киеве в ноябре 2020 года. В Минске ее задерживали на глазах восьмилетней дочери Саши, потом приходили домой к родителям, а дочке звонили по телефону, говорили, что из КГБ и требовали ответить, где мама.

Евгения с Сашей бежали в Украину. В Киеве Долгая продолжала заниматься журналистикой, а еще придумала проект «Беларусь на теле» — это рассказы о татуировках с протестными символами, которые сделали себе участники протестов 2020 года, вынужденные уехать из страны.

После начала войны она уехала в Польшу, но белорусский паспорт, как выяснилось, создает проблемы и там.

— Я жила в Киеве с ноября 2020 года — попала в первую большую волну эмиграции. Сейчас, если человек уезжает из Беларуси, он уже хотя бы приблизительно знает, куда обращаться, кого просить о помощи. А тогда, я помню, мы сидели группой эмигрантов в каком-то подвале и не понимали, как там дальше жить. И вот там сидел парень, очень похожий на Иисуса. Фантастическое сходство: не лицо, а икона! Этот парень очень много помогал с самого начала войны, ездил разбирать завалы в разрушенные города, девушка у него украинка. И буквально вчера я узнала, что ему на границе поставили штамп о запрете на въезд. Меня это так впечатлило.

Помню, первое мое ощущение, когда началась война: надо отсюда валить, сейчас налетят кадыровцы. Мы сидели с дочкой в бомбоубежище, а с нами пожилые супруги с внуком-подростком. Они всё время спрашивали его: ну что там? А он говорит: со стороны Беларуси зашли танки. Я им рассказала, что белоруска, и они всё поняли. Но у меня было ощущение, что кадыровцы сейчас начнут вырезать белорусов или отправлять к Лукашенко. У меня была паника. Помните, курды на белорусско-польской границе бросали бревна в польских пограничников? Я думала, что, если понадобится, я тоже буду бросать. Надо будет переплывать реку в мороз — переплыву. Я не верила в силу фразы «это всё ненадолго». Паника была сильнее.

Украинцы защищают свою землю, они дома, они сильны своей правдой. А ты никому не нужен, особенно если из твоей страны летят ракеты.

Я понимала, что мы в той или иной степени несем ответственность.

Когда мы ехали на эвакуационном рейсе, моего знакомого вывели из поезда. А он существо безобидное, очень хрупкий. Пограничники его вывели, встали вокруг него в круг и говорили: а ты знаешь, что твоя страна тоже на нас напала? А он бежал от уголовного преследования. Это было очень страшно. Ощущение, будто всё обрушилось и стало бессмысленным. И это меня до сих пор не отпускает — полное отсутствие смысла что-то делать.

Банковскую карту у меня заблокировали очень быстро и резко, 25 февраля. Я как раз подозревала, что, возможно, будут блокировать, и хотела отправить деньги на какие-то инициативы. Но когда зашла в интернет-банкинг, карта уже не работала. К счастью, оставались какие-то наличные, но часть их я тоже потеряла по дороге. Мы попали в давку во Львове, и я потеряла рюкзачок с 500 долларами. Там на перроне была такая паника, что, казалось, брось спичку — и ситуация вспыхнет.

Пожелание передать заблокированные деньги ВСУ. Скрин из архива Евгении

Пожелание передать заблокированные деньги ВСУ. Скрин из архива Евгении

На границе всё было нормально. Нас приняли очень хорошо. А потом, уже в Польше, я пошла открывать счет в банке, и мне его блокировали четыре раза. Причем это выглядело как издевательство. Ты заходишь в приложение и узнаешь, что твой счет заблокирован. Идешь в банк, так консультант тебе говорит: всё в порядке, сейчас мы его в вашем присутствии разблокируем. Выходишь из банка, идешь в магазин и не можешь расплатиться, потому что за эти пять минут счет снова заблокирован! И так четыре раза. А нервы и так тонкие, да еще после тяжелого переезда с ребенком. В конце концов я взяла папку, в которой у меня постановления суда, выписки врачей о голодовке в тюрьме, повестки, распечатки заметок, — и это принесла в банк. И на белорусском языке, где-то даже грубо и матюками, говорю: «Вот что я еще вам должна предоставить, чтобы это блядство наконец закончилось?» Они извинились, разблокировали счет, и главный специалист подошла и сказала: «Извините, у нас в банке работают украинцы, и они могли посчитать, что вы не прошли верификацию». Больше казусов с банком не было, но это очень неприятная история.

Потом еще был случай в такси, когда водитель, узнав, что я из Беларуси, начал говорить: «Да вы тоже орки, вас убивать нужно». Я говорю: «Вообще-то, здесь европейская страна и за это сажают». Он продолжал, а я поймала себя на том, что оправдываюсь. И говорю: кстати, мои друзья-белорусы сейчас воюют за Украину, а ты почему не в окопе? Он сказал, что хотел, но его бы не взяли.

И третий неприятный случай — это когда по линии ООН в Варшаве беженцам, приехавшим из Украины после начала войны, независимо от гражданства выдавали единовременную помощь. Нужно было прийти зарегистрироваться и предоставить доказательство, что ты покинул Украину после 24 февраля. Мой паспорт долго вертели, а потом начали спрашивать: и чего вам в Беларуси не хватало, чего вас в Киев понесло? И нам отказали.

Фото: EPA-EFE/Lukasz Gagulski

Фото: EPA-EFE/Lukasz Gagulski

Сейчас многие белорусы, которые выехали из Украины, находятся в Польше на нелегальном положении. Правительство приняло решение о выдаче гуманитарных виз белорусам прямо на территории Польши. Но механизм еще не придуман, ничего не работает, документы не принимают. И люди просто ждут. Я знаю девушку — она совершенно замечательный специалист, она очень хорошая. Тоже выехала в Польшу из Украины после начала войны. Устроилась на работу, но у нее закончилась виза. А теперь из-за нелегального статуса и невозможности подать документы на гуманитарную визу с ней расторгли контракт. И если она сейчас покинет территорию Польши, ей за нарушение визового режима на границе поставят запрет на въезд. Я советую всем белорусам собирать доказательства репрессий. Любые скриншоты, списки задержанных, фотографии с митингов. Всё это важно просто по крупицам собирать.

А еще белорусы очень боятся обращаться за международной защитой и предпочитают ждать гуманитарных виз. Так вот, этого не надо бояться.

Я уже знаю несколько случаев, когда люди приходили в ужонд (так в Польше называется учреждение, где решаются все бюрократические вопросы населения, связанные с регистрацией, пропиской, трудоустройством и проч.Прим. ред.) и спрашивали: а уже можно подать документы на гуманитарную визу? У них брали паспорт, видели, что они приехали из Украины после начала войны, и говорили: отлично, а какой у вас легальный статус? А статуса никакого нет, и прямо в местном ужонде они получали административный штраф и депортацию. Так что лучше податься на международную защиту. Я на всякий случай всегда ношу с собой папку со всеми доказательствами, потому что прекрасно понимаю: в любой момент ко мне могут возникнуть вопросы. В общем, спасение утопающих — дело рук самих утопающих.

«Оказалось, что украинцы ничего не знают про белорусов, а белорусы — про украинцев»

Алексей Францкевич. Фото:  УНИАН

Алексей Францкевич. Фото: УНИАН

Алексей Францкевич, координатор белорусского кризисного центра во Львове, живет там с 31 августа 2020 года. А до того у него был статус беженца в Праге и сотни акций в поддержку политзаключенных, начиная с 2006 года.

В 2017 году он отказался от статуса беженца и вернулся в Беларусь. Тогда казалось, будто началась оттепель. Выпустили из тюрьмы Николая Статкевича, вернулись некоторые политэмигранты. А потом с первой волной новой эмиграции Алексей оказался в Украине и занимался проблемами белорусов. После начала войны белорусов там стало меньше, а проблем — больше.

— Ситуация сейчас очень сложная. Миграционный закон «кривой». Он не менялся несколько лет. Огромное количество белорусов приезжали в Украину начиная с августа 2020 года. Это было проще всего, потому что Украина — единственная страна, куда не нужна была виза. В связи с массовой миграцией нужно было, конечно, менять законодательство — не только для белорусов, но и вообще для иностранцев. До вторжения России на многие вещи закрывались глаза, а после начала войны Беларусь стала страной-соагрессором.

Когда начались бомбардировки, миграционная служба перестала работать. И даже после возобновления работы прием документов для белорусов и россиян был прекращен. В мае было принято решение, что с 1 июня возобновляется прием документов у белорусов, а у россиян документы не принимаются вообще. И тут получилась юридическая коллизия: у белорусов, которые находились по безвизовому въезду в Украине, истек срок пребывания, и они стали нелегалами. И никаких нормативных документов или законных механизмов их легализации нет. Мы пытаемся что-то изменить, но пока не до нас. При том что кейсы уже есть — та же Анисия Козлюк. Конечно, массово белорусов из Украины не выгоняют. Но есть человеческий фактор, есть нежелание заниматься нашими согражданами. Белорус приходит в миграционную службу, а у него отказываются брать паспорт, потому что он синий, с надписью «Республика Беларусь».

Но это может понять только человек, который посидел с украинцами в бомбоубежище, осознавая, например, что ракета летит из его родных Хойников. 

А вообще проблема скорее не в украинских чиновниках, а в самих белорусах. Они предпочитают не идти к миграционным юристам, а брать информацию из телеграм-каналов. Лично у меня не было ни одного такого кейса, чтобы человека послали по курсу военного корабля, у нас во Львове, даже когда миграционная служба не работала, мы встречались с ее руководством и могли помогать соотечественникам. Миграционная служба — это исполнительный орган. Она не может вам давать советы и консультации и объяснять, как лучше.

С другой стороны, несовершенство законодательства создает массу проблем. К примеру, вы бежали от тюрьмы, у вас в Беларуси уголовное дело по политической статье, вы с трудом спаслись, а миграционная служба Украины требует от вас апостилированную справку об отсутствии судимостей. А всё потому, что в законе нет слова «белорус». Есть общий закон для иностранцев. А чтобы, например, получить ПМЖ, нужно предоставить паспорт серии РР — для постоянно проживающих за пределами Беларуси — и встать на консульский учет. А как его получить, такой паспорт, если тебе на родине грозит лет десять? И таких проблем очень много. Чтобы получить вид на жительство, белорус должен зарегистрироваться. А многие ли украинцы сегодня согласятся белоруса у себя прописать? И их можно понять. Здесь идет война, вообще-то.

На мой взгляд, еще два года назад, когда сюда рванула волна белорусских эмигрантов, нужно было совместными усилиями добиться изменений в законе. Сюда же куча айтишников переехала. Вполне могли бы скинуться на хороших юристов и лоббистов. Общественные организации занимались этим лишь в рамках своих проектов. То есть просто никто комплексно не работал над этой проблемой. Любая страна руководствуется прежде всего своими интересами. Украина не исключение. Здесь создали все условия для айтишников. А для простого среднестатистического белоруса остаться в Украине возможностей почти не было.

Фото: EPA-EFE/Lukasz Gagulski

Фото: EPA-EFE/Lukasz Gagulski

В 2020 году Польша сделала шаг навстречу белорусам и ввела выдачу гуманитарных виз. Достаточно было просто написать заявление, что ты боишься подвергнуться репрессиям из-за своей политической позиции. И в посольство тут же выстроились километровые очереди, ожидание визы могло затянуться на несколько месяцев. При том что за это время человека могли еще не посадить, но сделать невыездным. И ко мне обратились представители визовых центров, чтобы мы могли просто эвакуировать белорусов. Здесь, во Львове, они бы спокойно ждали свои визы. Мы тогда встретились с представителями посольства, и пошла работа. А 24 февраля 80 процентов белорусов снялись с места и уехали из Украины. В первые дни войны, скажу честно, с белорусским паспортом находиться в Украине было небезопасно. Белоруса могли и пристрелить на блокпосту. На эвакуационные рейсы белорусов часто просто не брали. Я занимался эвакуацией из Бучи — это была просто катастрофа. Белорусский паспорт лучше было сжечь или выбросить — его нельзя было нигде показывать. Сейчас отношение к белорусам меняется в лучшую сторону — во многом благодаря полку Калиновского.

Из тех, кто остался, многие стали нелегалами с заблокированными банковскими картами. Мы ведем переговоры и надеемся, что всё-таки будет выработан некий юридический механизм, который поможет им легализоваться. При существующем законодательстве это невозможно.

Раньше главными проблемами, с которыми обращались к нам белорусы, были проблемы легализации и заблокированные счета. Теперь добавилась еще и финансовая помощь. Люди остались без работы и без денег. Вот на днях обратилась семья волонтеров из Одессы — у них нет денег даже на подачу заявлений на продление легального пребывания, потому что нужно оплатить пошлину, перевод документов и страховку. Но финансовые проблемы, естественно, не только у белорусов, но и у самих украинцев. Я не знаю, что будет осенью и зимой, к примеру, в деревнях. Машина дров стоит около полутора тысяч долларов, а надо три машины на зиму.

А самая большая проблема знаете какая? Оказалось, что украинцы ничего не знают про белорусов, а белорусы ничего не знают про украинцев. Когда я открывал кризисный центр, у меня неделю торчали все местные журналисты. Я был потрясен: они ничего не знали. Я говорил: смотрите, у вас восьмой год идет война, а минимальная заработная плата выше, чем в «благополучной» Беларуси. Здесь за долгие годы прижились медийные штампы: олигархов нет, работа есть, молочные продукты качественные, дороги хорошие. Многие думали, что белорусов тоже примерно 40 миллионов, а не 9. Оказывается, у нас многие годы не было нормальных коммуникаций. И это тоже придется исправлять. А главное — не разгонять сейчас эмоции и хайп по социальным сетям, потому что это выгодно только Кремлю.

shareprint
Главный редактор «Новой газеты Европа» — Кирилл Мартынов. Пользовательское соглашение. Политика конфиденциальности.