Издание «Проект» (в РФ признано нежелательной организацией, сотрудничество с ним и даже ссылки на его публикации на территории РФ считаются уголовным преступлением) опубликовало обвинительное заключение по «делу Ивана Сафронова». Документ подписан старшим следователем по особо важным делам ФСБ Александром Чабаном. Из него мы узнаём, что журналист «Коммерсанта», а потом «Ведомостей» Сафронов специализировался на темах, связанных с ВПК, и объяснял сбор информации своей профессиональной деятельностью. Однако чекисты допросили полтора десятка свидетелей, которые абсолютно одинаковыми словами, как по бумажке, показали, что сведения, собранные Сафроновым, ну никак не могли собираться журналистом, они были слишком точны и детальны, поэтому не могли «представлять интерес для широкого круга читателей». Крупными экспертами в области журналистики выступили не только пара «засекреченных свидетелей» из ФСБ и бывшая сотрудница Russia Today Екатерина Винокурова, но еще чиновники Минобороны, «Роскосмоса» и других военных ведомств, полковники и генералы. Правда, некоторые спешили добавить, что ничего секретного Сафронову, разумеется, не сообщали. Один из свидетелей, полковник запаса, бывший гендиректор Объединенной ракетно-космической корпорации (ОРКК) Юрий Власов, заявил, что Сафронов мог прочесть какие-то секретные бумаги на его, Власова, рабочем столе, однако самому полковнику запаса разглашение гостайны не вменяется.

Полученные секретные сведения, как утверждает ФСБ, Сафронов передавал «чешскому шпиону» Мартину Ларишу, а потом ещё и «немецкому шпиону» Дмитрию Воронину. Шпионская сущность первого в обвинительном заключении доказана фразой «имеет профильное образование» (без уточнения, в каком вузе оно получено), второй сам пошел на сделку со следствием и назвал Сафронова своим источником информации. В суде, правда, от прежних показаний отрекся.

Ключевыми доказательствами в деле, как следует из обвинительного заключения, стали файлы с расширением *.doc с компьютера Ивана Сафронова. Они все были удалены с жесткого диска, поэтому следствию пришлось их восстанавливать. В восстановленном виде это подготовленные к публикации тексты или заготовки для них. Что с ними происходило в ходе «восстановления» в ФСБ — неизвестно. «Новая. Европа» спросила об этом адвоката Ивана Павлова, который защищал Ивана Сафронова, пока сам не стал фигурантом уголовного дела. Позже он вынужден был уехать из России, в РФ его адвокатский статус приостановлен.

— Какие отношения связывали Ивана Сафронова с «чешским шпионом» Мартином Ларишем?

— Они были друзьями, проводили время вместе, ездили друг к другу в гости, один у другого был на свадьбе.

— Но из обвинительного заключения я вижу, что Иван посылал Ларишу какие-то заметки, Лариш давал ему «задания», о чем писать. Кроме того, Иван отправлял Ларишу копии авиабилетов и финансовые отчеты о перелетах в Испанию, в Хорватию. А после встреч с Ларишем Иван пополнял свой банковский счёт.

— У них действительно были ситуации, когда один покупал авиабилеты другому, а потом тот компенсировал потраченные суммы. То есть такого рода расчеты между ними были. Но чтобы Лариш переводил деньги Ивану — такого не было.

— Следствие считает доказательством вины Сафронова то, что он и Лариш пользовались общим засекреченным файлообменником.

— Да, когда вы обмениваетесь с другом файлами, вы так или иначе используете какой-то файлообменник. И что?

— Да, но они обменивались файлами «Африка для Мартина.doc», «Ливия для Мартина.doc» и так далее. То есть Иван писал для Лариша какие-то заметки?

— Писал, да.

— И есть в материалах дела такое указание Лариша: «Как мы договаривались, можно без общеизвестных файлов, чтобы не тратить время. Будет меньше текста, не важно, главное суть». Следствие называет это частью «разведывательного задания». Выходит, между ними все-таки существовали отношения, предполагающие обмен текстами?

— Да, было такое. Насколько мне известно, Мартин Лариш планировал создать в интернете информационный ресурс, который существовал бы за счет подписчиков. Публиковать там он собирался аналитические заметки по текущим политическим событиям, в частности — по темам безопасности в России и в Европе. Он составил некий набор тем и попросил Ивана в рамках этих тем набросать какой-то контент для проекта. Тему задавал он, а для Ивана это было дружеской услугой. Как он сам говорил, для него в этом не было ничего сложного, он мог это сделать на основе открытой информации, на основе собственных публикаций.

— Следствие ссылается на некое «сообщение органа внешней разведки» о том, что «гражданин Чешской Республики Лариш М. … причастен к деятельности» чешской разведки и «имеет соответствующее профильное образование». А как именно они это установили?

— Вот надо вспомнить, но образование у Лариша — что-то близкое к журналистике.

— Он окончил магистратуру в Университете Брно по специальности политология.

— Да-да, а работал Лариш какое-то время, если не ошибаюсь, в Москве журналистом, был аккредитован российским МИДом. Его биография есть на сайте его организации.

— Коллеги нашли все цифры и названия, которые фигурируют в «отчетах» Ивана Сафронова перед «чешской разведкой», в открытых источниках, главным образом — в государственных или прокремлевских. Но есть еще одна цитата, по версии следствия, она подтверждает, что Иван раскрыл врагу «положения статей 275 и 276 УК РФ». Я что-то пропустила, и в России Уголовный кодекс тоже стал гостайной?

— Вы меня спрашиваете об этом?

— Спрашиваю. В СССР Уголовный кодекс не продавался свободно. Может, в РФ теперь тоже?

— Нет, Уголовный кодекс в России публикуется официально, как и все другие законы. Для всеобщего сведения.

— Все файлы, найденные у Ивана в компьютере, следствие записало на компакт-диски. Считается ли это нарушением? Мало ли что они туда написали?

— Нет, это не нарушение, это просто таким образом осуществляется фиксация доказательств.

— Но все эти файлы, как следует из обвинительного заключения, были стерты, следствию пришлось их восстанавливать с очищенных дисков и флешек. Можно ли теперь доказать, что при «восстановлении» файлов в них ничего не изменилось?

— Здесь вопрос, наверное, больше к техническим специалистам. Вы хотите спросить, вносили ли в эти файлы какую-то новую информацию, которая могла исказить смысл текста?

— При восстановлении файлов с ними всякое может произойти.

— А мы ведь не спорим с очевидными фактами. Защита не оспаривает, что Иван Сафронов обменивался с кем-то именно теми текстами, которые были у него найдены. Мы просто по-разному оцениваем эти факты. Да — между ними была переписка, они общались, именно эти файлы пересылали. Но только текст в этих файлах не содержал государственной тайны.

— Тогда как именно следствие доказывает, что эти тексты Иван создавал для передачи вражеской разведке, а не для обычной публикации, как делают журналисты во всём мире?

— Так это нигде и не доказано. ФСБ просто говорит так: Иван Сафронов где-то достал информацию, которая содержится в этих текстах, и передал. В этом и есть шпионаж. Вот именно в этих действиях, по мнению чекистов, и заключается шпионаж.

— По закону не важно, с какой целью человек посылает текст иностранцу?

— Если по закону, то, конечно, это важно. Но на практике цель никогда не интересует следственные органы.

— Не понимаю. Вот я сейчас пошлю текст в «Новую газету. Европа». Это я уже нашпионничаю?

— По идее, могут и так истолковать. Если в этом тексте захотят найти гостайну и найдут ее, то да — по мнению ФСБ, вы совершаете шпионаж.

— Чтобы доказать, что Иван Сафронов работал не как журналист, ФСБ допрашивает массу народа — чиновников, чекистов, армейских генералов. И те утверждают, что настолько детализированная информация о вооружениях неинтересна широкому кругу читателей. Почему чиновники и генералы могут выступать как специалисты в журналистике?

— На этот счет есть хороший пример. В деле фигурирует член общественного совета при Минобороны Руслан Пухов. На следствии он нагнал жути и тоже сообщил, что такая информация не может быть интересна «широкому кругу читателей». Но потом выяснилось, что в издании «Экспорт вооружений», которым руководит сам Пухов, приведены те же и даже еще более детальные цифры и сведения, и на это он в суде ничего ответить не смог.

— Полковник Юрий Власов, бывший гендиректор ОРКК, сообщил следствию, что Иван Сафронов мог подсмотреть секретные сведения у него в кабинете на столе. Кто в этом случае считается субъектом гостайны и должен отвечать за разглашение?

— Вы правильно замечаете. Ясно, что чиновник с допуском сам должен следить за сохранностью документов.

— Как говорил Глеб Жеглов, иная бумажка «поважнее нагана будет».

— Тут дело-то не в том, что Сафронов что-то подсмотрел у него на столе. Если бы так, нашли бы, видимо, у Власова конкретные документы с грифом, они бы исследовались в суде. И было бы установлено: вот отсюда, из этих грифованных документов, обвиняемый взял эти и эти сведения. Но ничего подобного в деле нет. Они не нашли источник, в котором Сафронов получил конкретные данные. Но при этом утверждают, что получил он их путем выведывания у высокопоставленных лиц, имеющих допуск и доступ к гостайне.

— Следствие ссылается на некий список вопросов или заданий, который, по данным ФСБ, Лариш прислал Сафронову, как разведзадание. Что это за вопросы?

— Шла переписка между друзьями и коллегами, Лариш что-то спрашивал, Сафронов отвечал на вопросы.

— Он мог понимать, что его ответы могут навредить родине?

— Не думаю, что об этом вообще можно рассуждать в таком ключе.

— Нет, подождите. Звонит мне знакомый иностранец, задает вопросы. Если строго по закону, то обязана ли я заподозрить, что у меня выведывают секреты родины?

— По закону вы не обязаны. Если вы знаете, что обращается к вам сотрудник иностранных спецслужб, то лучше воздержаться от ответов. Но если вы говорите с хорошо знакомым человеком, то какие у вас вообще могут быть сомнения?

— Еще одним доказательством вины Сафронова ФСБ называет то, что несколько его статей были удалены с сайта «Коммерсанта», потому что якобы содержали секретные сведения. А как именно это доказывает госизмену?

— Вы меня спрашиваете? Я тут вообще не вижу логики.

— Я тоже, поэтому и спрашиваю у вас.

— Я этого не могу объяснить. Спросите у следователя Чабана, который составлял обвинительное заключение.

Государственная измена в форме шпионажа — это состав, прописанный в 275-й статье УК РФ достаточно четко: сбор и передача секретной информации иностранцу.

— И как должно быть доказано, что информация передается именно с целью шпионажа? Умысел здесь как доказывается?

— Доказывается это просто: получатель информации — враг. Доказывается, например, справкой из СВР из двух абзацев, где сказано, что Мартин Лариш — агент спецслужб. Имеет профильное образование.

— Диплом его не надо приобщить к делу?

— И удостоверение тоже хорошо бы.

— Если серьезно, то как доказать, что журналистский текст, например, написан не для читателя, а чтобы навредить родине?

— А разница тут, если можно так выразиться, в философских подходах: вы считаете — журналистский текст, ФСБ вам скажет — нет, шпионаж. Журналист ведь тоже собирает и распространяет информацию, передает ее редактору. Вы работаете в иностранном СМИ? У вас большие шансы попасть в сферу интересов тех, кто заводит дела о государственной тайне.

— С нами-то давно всё ясно, но я спрашиваю именно о законе, о норме. Как должно выглядеть доказательство госизмены, с которым вы бы не могли спорить?

— Наверное, можно было бы допросить какого-нибудь секретного свидетеля — сотрудника вражеской спецслужбы, который перебежал к нам и выдал всех своих агентов. Он придет в суд и даст показания: я бывший сотрудник такой-то службы, Мартин Лариш — мой бывший коллега, работали в одном отделе, за соседними столами сидели, имеет звание майора.

— Ой, а такой ведь есть, на этом строится второй эпизод в деле: политолог Дмитрий Воронин признался на следствии, что сам он был агентом немецких спецслужб, а Иван Сафронов — его агентом.

— Ничего подобного Воронин не говорил. В суде он вообще показал, что Сафронов не знал о том, с какой целью он, Воронин, будет использовать полученные данные. Он говорил Сафронову, что данные ему необходимы для политологического исследования.

— Если Иван был уверен, что передавал сведения добросовестному политологу и соотечественнику, он попадает под обвинение в госизмене?

— Я считаю, что это нельзя считать госизменой.