— «Фонтанка» и раньше публиковала материалы о зеках, отправившихся участвовать в «спецоперации». Почему именно на этот текст компания Пригожина решила написать донос?

— Я не готов оценивать ход мысли юридической службы компании «Конкорд» и того, кто ставил задачу этой службе. Могу предположить, что таким образом у нас пытаются заполучить персональные данные героев материала.

— Видимо, так и есть. Но юридическая служба «Фонтанки» наверняка предвидела такой вариант еще до публикации?

— Предвидеть можно всё, что угодно. Да — предвидели.

— И как вы к этому готовились?

— Если будут соответствующие проверки со стороны уважаемого ведомства, Следственного комитета, которому придется тратить свое действительно драгоценное время на проверку подобных кляуз, то мы будем принимать решения, как работать с государственным ведомством в правовом поле.

— Но вам же придется в какой-то момент сдать источники?

— Вот пока я уже сформулировал: мы будем принимать решения, как работать с ведомством в правовом поле. Естественно, все необходимые документы, свидетельства, заявления фигурантов материала в нашем распоряжении есть. Без этого материал бы не вышел.

— Как до сих пор «Фонтанка» ухитрялась проходить между струйками? Вы «держите нейтралитет» или пишете, как есть, и будь что будет? Или у вас есть какие-то еще варианты работы в условиях цензуры?

— Мы работаем в тех условиях, которые сформулированы, и стараемся выполнять по-прежнему свою журналистскую работу, рассказывать аудитории о том, что происходит в городе и за его пределами. Я бы сказал так: наша задача — фиксировать нынешнюю ситуацию, нынешнее время, скорее, для истории.

— «За пределами города» происходит война, и на городе она тоже отражается. Как можно работать сейчас журналистам — и не писать о войне?

— Ну вот прошло полгода после начала того, что на официальном языке называется специальной военной операцией, а мы по-прежнему в ежедневной работе. Это очень тонкая настройка. Потому что у нас две задачи. С одной стороны, как я уже сказал, — фиксировать происходящее. С другой — продолжать бизнес, которым мы занимаемся, и сохранить коллектив, в котором сейчас больше ста человек.

— Но фиксировать происходящее — это ведь и писать о том, что происходит на «специальной военной операции». Или вы выполняете распоряжение Роскомнадзора пользоваться при этом только официальными российскими источниками?

— Если посмотреть наши публикации, то видно, что мы пользуемся разными источниками. Но любые материалы перед публикацией проходят огромное количество внутренних проверок — редакторских, юридических и так далее. Они все основаны на подтвержденных данных, иначе у нас просто и быть не может. Думаю, что уважаемые авторы заявления в СК выдают желаемое за действительное, когда пишут о «заведомо ложной, вымышленной информации». Это не так. Кроме того, они пишут, что это «заведомо ложная, вымышленная информация об использовании «Вооруженных Сил Российской Федерации».

— Вы говорите об использовании зеков в «специальной военной операции».

— Об использовании заключенных, а точнее — людей, находившихся в заключении, известно, как минимум, из двух источников, которым я вынужден доверять. Один из них — это режиссер Никита Сергеевич Михалков в своей программе «Бесогон ТВ», а второй — сам Евгений Викторович Пригожин и компания «Конкорд», распространившие соответствующую информацию. Ведь так? Или они сами и распространили фейки?

— Единственные крупные материалы о «спецоперации» на «Фонтанке» в последнее время — это именно материалы об использовании людей, находившихся в заключении. Когда вы не пишете ни о чем другом, происходящем там, вы, получается, встаете на одну доску с Михалковым и Пригожиным?

— У нас выходит много новостей, выходили материалы о погибших участниках спецоперации, как о военнослужащих Министерства обороны, так и о добровольцах. У нас выходили новости о формировании «губернаторских» батальонов. Выходили новости, интервью и другие материалы о том, как Петербург участвует в восстановлении Мариуполя. Мы писали о беженцах, оказавшихся в России. Или о тех, кто оказался здесь и пытается попасть в Европу. То есть периодически у нас выходят разные материалы.

— Вы сказали, что юрслужба «Конкорда» выдает желаемое за действительное, когда видит в вашей публикации фейк. Вы разве не знаете, что все, кто получил уже сроки за «фейки», наказаны ровно за то, что как раз фейков в их материалах или словах и не было?

— Я могу говорить только за себя. Надеюсь, что Следственный комитет, если он действительно займется этой историей, подойдет к ней абсолютно объективно.

— Прямо сейчас я открываю «Фонтанку» и вижу такое ее «лицо»: куда пойти в выходные, гастроли театра, бесплатные детские кружки и так далее — словно ничего особенного не происходит, жизнь продолжается. Это сознательный выбор для главной страницы сайта?

— Во время Второй мировой, во время Великой Отечественной войны жизнь тоже продолжалась. В Ленинграде работали театры, шли спектакли, концерты. Футбольный матч был. В конце концов, у «Фонтанки» огромная аудитория, и мы понимаем, что интересы у нее разные. Если вы вечером выйдете на Невский проспект, да и днем тоже, вы увидите огромное количество гуляющих людей, не только туристов, но и горожан, молодежи. В чем ваш вопрос? Почему мы позволяем себе публиковать контент, рассказывающий о городской повестке? Почему мы провели в августе крупнейший SUP-фестиваль и рассказали об этом? Так жизнь действительно ведь продолжается.

— Нет, мой вопрос о другом: почему вы сохраняете эту картинку, словно не происходит ничего особенного.

— А что вы предлагаете? Отказаться от такой картинки?

Так получается, если продолжать ваш ряд. Мне кажется, это неправильно.

— Во время Великой Отечественной войны, о которой вы упомянули, газеты еще и отправляли на фронт военкоров. У «Фонтанки» есть корреспонденты в зоне боевых действий?

— Нет, у «Фонтанки» нет корреспондентов в зоне боевых действий. В свое время я сам был военкором, в 1990-е годы. И дело не только в том, что я не хочу рисковать коллегами и нести за это ответственность как главный редактор. Просто сейчас по-другому устроено информационное поле. И при желании любой человек, умеющий искать информацию, может составить для себя картину совершенно из разных источников и узнать о происходящем. Конечно, для журналиста важно видеть всё своими глазами, важно говорить вживую с людьми, но все-таки наше основное поле деятельности — в первую очередь Петербург. И все-таки мы рассказываем о том, что происходит здесь.

— Мне страшно сказать, сколько лет я знаю и вас лично. И я очень хорошо знаю коллег по «Фонтанке», с которыми тоже много лет работала рядом. И я в жизни не поверю, что они не рвались туда, не требовали отпустить их, не угрожали, что поедут за свой счет без разрешения. Было такое?

— Если бы кто-то из коллег так настойчиво рвался туда, он бы там и оказался, я бы не стал удерживать. Ну что, я бы цепями приковал, сказал бы, что никуда не пущу? Человек действительно ушел бы в отпуск и поехал сам, этого я запретить не могу. Видимо, желания поехать не было. Или оно было недостаточно окрепшим.

— Вы наверняка поняли, о ком из коллег я говорю, и это точно человек бесстрашный. Отсутствие острого желания поехать в зону боевых действий — это, может быть, страх за «Фонтанку», нежелание подставить редакцию?

— Да почему же страх за «Фонтанку»? Вы видите, что у нас выходят достаточно сильные репортажи в российских изданиях. В легальных российских изданиях.

— Серьезно? Это где же?

— Например, я читал репортажи из Донецка, из Мариуполя в «Коммерсанте».

— Ой.

— Слушайте, я уверен, что хороший журналист может передать словами картинку абсолютно захватывающе. Даже несмотря на все существующие ограничения.