Про то, что мы, мол, были дураками — это из пародирующего знаменитое «Здесь будет город-сад» стихотворения Дмитрия Быкова (иностранного агента), которое под овации зала исполнял в рамках давно несуществующего проекта «Гражданин поэт» Михаил Ефремов — ныне и вовсе заключенный.

В ночь на 19 августа 1991 года «Московский Комсомолец» опубликовал несколько месяцев у них валявшееся мое шуточное письмо тогдашнему Генеральному секретарю ООН Пересу де Куэльяру с предложением организовать на Кубе Музей Коммунизма под открытым небом, куда и свезти всех коммунистических руководителей СССР и Восточной Европы. Путч для меня начался со звонка приятеля, который сказал, что в Москве переворот, и гонорар за статью мне другие заплатят (другие провалились, потому и не расплатились, МК почему-то тоже, но я не в претензии). Было смешно. Но невесело!

Ироническое отношение к путчу стало общим местом — и опереточный он, и члены ГКЧП никакие, и руки у Янаева тряслись. Все так, тряслись. Но если бы сто тысяч москвичей не закрыли своими телами Белый Дом, войска вошли бы туда, Ельцина, скорее всего, расстреляли и прекрасные девяностые — время надежд и строительства новой жизни — случились бы еще лет через двадцать. Не умаляю мужества питерцев и жителей других городов, но повезло именно нам в Москве — мы были на острие событий, и мы предотвратили коммунистический реванш. Конечно, мы не смогли бы остановить солдат, пойди на штурм — наши почти игрушечные баррикады они бы разнесли в пять минут. Но они не могли взять Белый Дом, не убив несколько десятков из нас — почему-то они не захотели это сделать. И тогда, на тот момент свобода в России победила.

«Мы были дураками» резануло меня еще в 2014, когда я впервые эти слова услышал. Не считаю, что был тогда глупым или наивным. Сейчас бы все повторил.

Думаю, у нас не получится никогда и ничего, если мы будем с усмешкой, свысока относиться к подвигам — а это был подвиг, ибо люди не знали, будет ли штурм, и прекрасно понимали, что в случае атаки погибнут многие. Никогда не забуду хирургических инструментов под дождем, аккуратно прикрытых полиэтиленом — врачи готовились оказывать помощь раненым.

Но дело не только в удивительной традиции представителей нашей интеллигенции с высокомерным пренебрежением относиться к тому, что заслуживает восхищения, искать там двадцать пятый смысл, обесценивающий и результат, и мотив — это и про декабристов, и про диссидентов, и про путч. Есть самый главный вопрос — а была ли победа. Или, точнее, к чему эта победа привела, а значит, имела ли она смысл? И за что погибли трое защитников Белого Дома?

Нам, конечно, тогда и в страшном сне не могло присниться то, что происходит сейчас — не только после 24 февраля 2022-го, но и все последние годы. И многие, бывшие тогда у Белого Дома, на Исаакиевской площади и в других местах, стесняются своих тогдашних надежд, считают, что все было зря.

Но, ведь, человеку, выигравшему даже очень важный бой, не гарантирована победа в бою следующем. Человек, излечившейся от смертельной болезни, может заболеть чем-то другим, не менее страшным. Разве следует из этого, что не надо было сражаться, что не надо было бороться с болезнью? Сейчас мы терпим поражение, но тогда-то победили.

Говорят, мы упустили свободу. Да, но, надеюсь, не навсегда — при Сталине ее вовсе не было. Битва Добра со Злом, идущая сейчас в России, в Украине, да и во многих странах, не завершается никогда. Выиграв в конкретном столкновении, мы поднимаемся на новую ступень, на которой нас могут ждать — ждут — новые испытания, новые угрозы для завоеванного. Но даже если мы проигрываем в новом эпизоде, это не обесценивает предыдущие победы. Польша была захвачена двумя тиранами, но разве это делает бессмысленным тогдашнее героическое сопротивление поляков? Гитлер дошел до Москвы и Сталинграда — разве это перечеркивает подвиги известных и неизвестных героев, сопротивлявшихся нацистам в первые дни той войны?

Прошлые победы над злом, даже если они и сменяются поражениями, осмыслены не только как осмыслено, по выражению Виктора Франкла, сохранение чувства собственного достоинства в момент казни. Они важны прагматически — они меняют людей и общество, вновь атакующее зло имеет дело уже с иными, более сильными людьми.

Мы пережили тогда то, что американский психолог Абрахам Маслоу называл peak experience — переживание пика, ощущение полноты жизни и экзистенциальной правоты. Это остается с человеком навсегда. И в этом шансы на новые победы.

Если бы мы не победили в 1991, сегодняшний кошмар случился бы еще раньше, а мы, не глотнувшие тогда свободы, могли его и вовсе не заметить, считая, что иначе и не бывает. А сейчас мы знаем, что бывает — должно быть иначе! И это ощущение — должно быть иначе! — выводит сегодня людей на, казалось бы, безнадежное сопротивление.

Самые прекрасные вещи на земле — свобода и любовь, как и вообще, счастье — никогда не бывают окончательными. Они существуют, когда и для тех, для кого существуют, вопреки стремлению среды их уничтожить. Любовь уничтожается усталостью и привычкой, свобода — тиранами, уверенными, что с этим — с любым — народом «иначе нельзя». Сама жизнь существует лишь в сопротивлении энтропии и всегда под угрозой.

Мы — наша страна и все мы — в ужасной ситуации, кажется, что мы потеряли все. Но шанс преодолеть это безумие остается — кто в первой половине восьмидесятых мог думать, что рухнет Советский Союз — он ведь был навсегда. Шанс выжить есть и дает нам его полузабытая победа августа 1991.

*Минюст РФ считает автора иноагентом