«Байрактар» с любовью

Литовский журналист Андрюс Тапинас и его интернет-телевидение LaisvesTV (переводится как «ТВ свободы») с начала войны активно поддерживали Украину. Вместе с коллегами Тапинас протестовал у здания российского посольства в Вильнюсе, помогал украинцам менять деньги по нормальному курсу, ездил в Днепропетровскую область с гуманитарным грузом, а потом по просьбе посольства Украины в Литве за 16 часов собрал 330 тысяч евро на исследовательские дроны.

По словам Тапинаса, весной в литовском интернете начали в шутку предлагать купить для Вооруженных сил Украины танк или истребитель. Журналист подумал-подумал и решил собрать денег на какое-то «очень серьезное оружие». Он пошел к министру обороны Литвы, и вместе они остановились на знаменитом ударном турецком беспилотнике «Байрактар».

Во-первых, объясняет журналист, этот беспилотник — относительно недорогой (около 5 миллионов евро), во-вторых, производит его частная компания, а значит, с ней проще договориться, а в-третьих, «Байрактар» уже стал в Украине культовым. Про турецкий беспилотник там, действительно, записывают песни, его именем называют собак и даже лемура в Киевском зоопарке.

Тапинас рассчитывал собрать 5 миллионов евро за три недели, но получил всю сумму меньше чем за четыре дня. Правда, производитель беспилотников Baykar Makina брать собранные литовскими гражданами деньги отказался и просто подарил его Украине. После этого Тапинас 1,5 миллиона евро перевел в Минобороны Литвы, чтобы они купили ракеты и бомбы для «Байрактара», а оставшиеся деньги потратил, в частности, на 110 антидроновых пушек, 80 радаров для этих пушек и медицинскую помощь трем госпиталям в Черкассах, где лечатся раненые солдаты ВСУ.

В своих соцсетях Тапинас называл «Байрактар» «жутким убийцей российской армии», а пушки — «убийцами орков». На мой вопрос о том, не лучше ли гражданскому человеку собирать деньги на гуманитарную помощь, а не на летальные вооружения, Тапинас отвечает резко: «Ни одну войну бинты или медикаменты не выиграли. Войну выигрывает оружие. Чем быстрее закончится эта война, тем меньше надо будет денег на гуманитарную помощь, на лечение или опеку детей, которые остались без родителей. Единственный вариант быстрее закончить войну — это получение Украиной больше хорошего оружия».

Тапинас рассказывает, что всего на беспилотник скинулись 250 тысяч литовцев — в основном, мелкими переводами, самый большой составил 30 тысяч евро.

Тапинас понимает, что один «Байрактар» не изменит ход войны и не принесет мгновенную победу Украине, но у него была другая цель. «Нам удалось сделать так, чтобы про эту акцию говорили во всем мире. После нас собрали на «Байрактар» в Польше и в самой Украине. Если простые люди в такой маленькой стране смогли это сделать, то правительства тоже должны принимать соответствующие решения», — объясняет телеведущий.

Эхо княжеских войн

Литовскую армию не назовешь самой мощной в мире, поэтому ее прямая помощь Украине невелика: к июню страна передала Киеву 20 БТР M113, тяжелые минометы, ПЗРК FIM-92 Stinger, грузовики, противотанковые средства и различные боеприпасы.

Недостаток военной помощи Литва компенсирует на идеологическом, медийном и дипломатическом фронтах. Так, в мае 2022 года литовский парламент официально признал Россию государством, которое «поддерживает и осуществляет терроризм», а также назвал действия России на территории Украины геноцидом. С 24 февраля Литва прекратила выдавать россиянам туристические визы, и к тому же приняла в два раза больше украинских беженцев, чем соседние Латвия или Эстония, здесь заметнее поддержка Украины на улицах: повсюду желто-синие флаги и граффити.

«Литва так много нравственно и политически поддерживает Украину, потому что считает ее дитем Великого княжества Литовского. Мы думаем, что наша вера и цивилизация имела на нее определенное влияние», — говорит историк Альгимантас Каспаравичюс. «Кто [как не мы] создали Украину, если посмотреть правде в глаза? Украинцы ведь очень сильно отличаются от русских. У русского человека — не каждого, но в целом — вертикальное мышление, а у украинца — анархическое мышление. Разделение случилось, когда Украина была частью Литовского княжества», — настаивает депутат литовского сейма Матас Малдейкис.

Отвечая на вопрос о причинах особого отношения Литвы к России Каспаравичюс обращается к давним временам. «15–20% из миллиона книг, которые здесь есть, посвящены соперничеству с Россией, — рассуждает историк, с которым мы встречаемся в здании Литовской национальной библиотеки. — Стоял ведь вопрос, кто будет государем всея Руси, кто будет собирать русские земли? Иван III, правнук великого литовского князя Витовта, или литовские князья? Соперничество с Москвой иногда проходило в рамках обычного геополитического соперничества, как было между Францией и Англией, а иногда принимало формы взаимной распри, ненависти».

Он вспоминает слова патриарха Гермогена, которые тот произнес в адрес интервентов во время оккупации Москвы Речью Посполитой в начале XVII века. «Он сказал: «Что вы мне угрожаете? Боюсь одного Бога. Если все вы, литовские люди, пойдете из Московского государства, я благословлю русское ополчение идти от Москвы, но если останетесь здесь, я благословляю всех стоять против вас и помереть за православную веру». А ведь все его собеседники говорили на польском. Это подсознание, ведь тогда уже Москва противостояла не Литве, а Речи Посполитой (государство, возникшее после объединения Королевства Польского и Великого княжества Литовского в 1569 году, — прим. «Новой. Европа»)», — рассказывает Каспаравичюс и напоминает, что спустя примерно 30 лет Вильнюс возьмут русские войска, и это будет первый раз, когда «город оккупируют иноземцы».

«Соперничество Литвы и России до сих пор никуда не исчезло. Не надо удивляться, что Литва сейчас хочет взять определенный реванш, чувствуя себя частью западного мира. То же происходит и с Великобританией, где политики в начале войны на Украине открытым текстом сказали, что они повторят историю XIX века и дадут пинка [России]. Сейчас и Лондон, и Вильнюс исходят из своего исторического опыта. Литовцы несут определенный культурный, даже цивилизационный код, который просто так не исчезает», — говорит Каспаравичюс.

Политолог Рима Урбонайте объясняет твердость литовского сопротивления России более недавними событиями. «Посмотрите даже мою биографию: моя мама родилась в Сибири, потому что мой дедушка и моя бабушка оказались там не по своей воле. Бабушку, как она была в летнем платье, так и посадили в вагон», — говорит политолог. С 1941 года в Сибирь было насильно переселено более 130 тысяч литовцев. Каспаравичюс, впрочем, настаивает, что и другие советские республики подвергались не меньшим репрессиям, поэтому «то, что Литва сейчас впереди на белом коне против режима Путина», определяется именно давней историей — тем, что в школьных учебниках дети читают об успешных походах Витовта и Ольгерда на Москву.

Смоленск — наш

По мнению Каспаравичюса, в России тоже сохранилось особое отношение к Литве. «Подавляющая часть нынешней литовской элиты смотрела на Путина как на несущего угрозу как Литве, так и всему западному менталитету, образу мысли, свободам. Но и Путин видел врагов в нынешних Литве и Польше, — говорит Каспаравичюс. — Путинская Россия одним из главных своих национальных праздников сделала 4 ноября — День освобождения от «польско-литовских захватчиков». Это потом уже идеологи, которые сидели в Кремле, решили не говорить про маленькую Литву, чтобы не делать карикатуру из праздника». Действительно, в недавней справке ТАСС о Дне народного единства Литва вообще не упоминается.

Наверное, историк Каспаравичюс прав. Иначе чем объяснить, что депутат литовского парламента (сейма) Матас Малдейкис в начале июня стал настоящей звездой в российских государственных СМИ. Они не смогли пройти мимо его ироничного твита: «Если Россия отзовет свое признание литовской независимости от 1991 года (соответствующий законопроект депутат от «Единой России» Евгений Федоров в июне внес в Госдуму — прим. «Новой. Европа»), то Литва отзовет подпись под Поляновским миром 1634 года и потребует, чтобы Путин вернул все наши оккупированные земли. Смоленск — это Литва!»

Самый главный российский пропагандист Владимир Соловьев в эфире «России 1» назвал это заявление Малдейскиса «карканьем» и в свойственной ему хамской манере предложил депутату «подъехать и забрать» Смоленск. «Такую гиперактивную реакцию России и особенно МИД [на литовские действия] я объясняю комплексами», — говорит политолог Урбонайте, которую мне аттестовали как местную Екатерину Шульман.

«Мой твит — не русофобский и не антироссийский. У него другая цель, — объясняет мне Малдейкис. — Я показываю абсурдность всего [российского] дискурса, потому что Запад не очень понимает, о чем сегодняшняя Россия. Запад все еще думает, что заявления России — лишь пропаганда, и можно сесть за стол или позвонить, как это делают некоторые лидеры, и договориться о каких-то правилах, которые удовлетворили бы обе стороны. Но это не так».

«Мне писали люди из Смоленска, которым понравилась идея. Были люди, которым не понравилась идея. Но все они живут в парадигме, что им надо взять Украину, Молдову, Прибалтику, поэтому и про Смоленск верят, — объясняет Малдейкис и уточняет: — Да нужен нам этот Смоленск!»

На Западе, говорит Малдейкис, создали много институтов, которые должны бороться с пропагандой России. «Они решили, что если будут говорить правду, то российский человек узнает ее и начнет думать [своей головой]. Но так не работает! Россияне уже давно — не люблю слово «зомбированы» — очень хорошо вакцинированы Кремлем против правды. Им ничего не докажешь, поэтому я хотел вызвать у них шоковую реакцию: «Какой Смоленск?! Это же абсурд». Тогда есть шанс, что вакцина не сработает», — говорит депутат.

Малдейкис считает, что Кремль, Сурков и другие высвободили из нутра русского человека старую идею про Третий Рим. «Это миссионерство вместе с комплексами, что Россия никогда не догонит Запад, смешивается в страшный коктейль Молотова, который теперь и есть Россия», — заключает депутат.

Антироссийский авангард

2 апреля 2022 года Литва официально объявила, что полностью отказалась от российского газа. «С этого месяца — никакого российского газа в Литве. Много лет назад моя страна приняла решения, которые сегодня позволяют нам безболезненно разорвать энергетические связи с агрессором. Если мы сможем это сделать, то и остальная Европа сможет!» — написал президент Литвы Гитанас Науседа.

Литва смогла, потому что давно вложилась в строительство плавучего терминала по приему сжиженного газа в Клайпеде. Он обошелся в 100 миллионов евро, но оно того стоило. Сейчас Вильнюс свысока смотрит на остальные государства, которые сами, по выражению Урбонайте, «сели на газовую иглу», а теперь в ужасе раздумывают, что делать зимой, если Россия перекроет вентиль. «У нас было много протестов, что это дорого и все такое, но сейчас у нас есть моральный аргумент: «Ребятушки, мы знали, с кем имеем дело, и мы это сделали»», — говорит Урбонайте.

Тапинас напоминает, что еще в 2014 году тогдашний президент Литвы Даля Грибаускайте назвала Россию «террористическим государством», но тогда тем более мало кто из европейских лидеров был готов с ней согласиться.

— Этот наш громкий голос был всегда. В каком-то плане мы были истеричками, что ли, — на нас смотрели, будто мы не понимаем чего-то, потому что такой травмирующей памяти о России на Западе ни у кого нет, — говорит Урбонайте.

— После Крыма [европейские политики] приходили к нам и говорили: «Как вы были правы». А мы им: «Ну добрый день!» — с иронией добавляет депутат Малдейкис.

По мнению журналиста издания «Проект» Михаила Маглова, Литва объясняла Европе, что Путин — это зло, куда больше, чем даже Латвия и Эстония, потому что последние зарабатывали на российском режиме. «В Эстонии прокручивали деньги, связанные с вице-мэром Москвы Максимом Ликсутовым, в Латвии куча банков «промывали» российские деньги. Если ты погуляешь по Юрмале с реестром недвижимости, то количество имеющих там дома коррупционеров, их родственников и номиналов просто зашкаливает», — объясняет он.

Урок Европой выучен не был, поэтому журналист Тапинас уверен, что Литве и сейчас нужно постоянно объяснять Западной Европе, как и почему случилась война и почему с Россией нельзя договориться. «На следующий день после подписания договора о зерне была атака на Одессу. И опять [генсек ООН] Гутьеррес — в шоке. Все западные политики — в шоке. А мы вообще не в шоке. Мы понимаем, что все, что подписывает Россия, не стоит бумаги, на которой это подписано», — говорит Тапинас.

По словам Малдейкиса, все меняется, потому что в правительстве Литвы сейчас находятся люди, которые в 90-х были детьми и помнят, что тогда происходило. «Мы сидели у телевизора, смотрели, как нашу независимость приехали раздавить танками. Все помнят, что Запад говорил тогда вести себя тише, чтобы не навредить Горбачеву, — говорит депутат, сам родившийся в 1980 году. — У нас осталось это романтические понимание, что мир — не только Realpolitik (политика государства, которая исходит из практических, а не идеологических или моральных соображений, — прим. «Новой. Европа»), что в конце концов идеалы побеждают».

«Я уже понимал, что к этому идет, и я смотрел на это спокойнее, чем большая часть литовцев, которые вдруг вышли из постмодерна в реальность. [Российские солдаты] же верят, что убивают за добро. Чему удивляться, если они в 1940 году пришли в Литву и насиловали женщин, а потом убивали? Мы это видели, это тот же самый процесс. Ничего не меняется в этой стране. Мы уже начинаем жить в постмодерне, а в России со средних веков не поменялся менталитет», — говорит он.

Депутат считает, что Франция или Германия, защищенные от России буферными странами, надеются, что Россия сама развалится, как в свое время произошло с Советским Союзом. «Россия теперь экзистенциальная угроза, и она должна быть остановлена. Проблема Запада в том, что он думает, что если с Доном Корлеоне договориться, то он успокоится. Но он не успокоится, потому что понимает, что крах российской модели — это вопрос времени. Российский авторитаризм не может выжить, потому что не может реформироваться, потому что любая реформа в России, где все поделено между кланами, приводит к дисбалансу и тряске. Россия стагнирует и начинает гнить. Вот Путин и борется даже не с Европой или Западом, он борется со временем, а время никто еще не победил», — пророчествует депутат.

Транзит и Realpolitik

В июне Литва полностью закрыла транзит грузов из «материковой» России в Калининградскую область, объяснив это выполнением очередного пакета санкций ЕС против России из-за войны на Украине. В Калининград перестали поступать сталь, цемент и другие санкционные товары. В России рассвирепели: МИД назвал решение Литвы «открыто враждебным» и заявил, что «Россия оставляет за собой право на действия по защите своих национальных интересов». Президент Литвы Науседа ответил, что Литва на компромиссы не пойдет.

После вмешательства Еврокомиссии (в СМИ писали, что в первую очередь хлопотала Германия) Литве пришлось уступить, и транзит по железной дороге возобновился. «В истории с транзитом наше правительство забило гол в свои ворота, дав возможность российской пропаганде поговорить про Литву, которая проиграла. Это было коммуникационное поражение, — говорит Тапинас. — Но оно не очень важное, потому что санкции будут и дальше ужесточаться».

— Когда принимали четвертый пакет санкций, Литва специально уточняла у Европейского союза про транзит, и Брюссель четко ответил, что санкционные вещи не въезжают. Европейская комиссия не должна менять то, что было договорено лидерами ЕС, — уточняет Малдейкис, который считает поведение Европы классическим примером той самой Realpolitik.

Политолог Урбонайте считает, что Западная Европа всегда ошибалась, взаимодействуя с Россией: «Многое нельзя было пропускать и замалчивать, особенно когда президент страны разговаривает на уличных понятиях, говорит про то, кто должен ударить первым. Мне говорили: «Ну, Рим — это же Realpolitik». А у меня всегда был вопрос: это точно Realpolitik, если уже с 2008 года было столько фактов [нарушения договоренностей со стороны России]? Кажется, что именно Realpolitik где-то отдыхала, а Запад очень грубо просчитался».

«Позиция Германии по Калининграду мне очень не ясна. И Макрона с его психотерапией по телефону я тоже не понимаю. Я уже не говорю про его высказывание о том, что Россию унижать нельзя, потому что ей как-то надо сохранить лицо. Зачем сохранять лицо человека, который сам свое лицо уже изуродовал настолько, что там ничего не осталось?» Политолог не понимает, о чем можно договариваться с Россией, но опасается, что Западная Европа тяготеет именно к этому варианту: «Мне кажется, есть угроза усталости [от войны], и тогда будет плохо».

Журналист Тапинас напоминает, что именно для этого Кремль раньше инвестировал много денег в Западную Европу. «Они покупали и политиков, ставили своих людей в советы директоров, финансировали всякие фонды, организации, ассоциации торговли и тому подобное. И это все дало дивиденды. Через этих людей мы слышим то, что транслирует Кремль: «Давайте быстрее договоримся, но пусть границы останутся как сейчас, зато будет мир»», — рассуждает журналист.

Основная причина для «усталости» от войны в Европе — газ: избиратели во Франции или Италии уже недовольны, что несут убытки (о предстоящей зиме и думать страшно), а власти хотят сохранить их лояльность. Рост цен на бензин, электричество и продукты и в Литве «достиг недопустимого градуса», но то ли благодаря отсутствию зависимости от российских энергоносителей, то ли из-за исторической памяти литовцы не ропщут. «Наверное, из-за этого поменяется правительство на следующих выборах, но я думаю, что большинство литовцев сказали бы, что готовы платить, если это приблизит победу Украины и уменьшит угрозу от России», — считает Тапинас.

«Не бывает так, что лишь один виноват, а другой чист. Есть определенная вина, в том числе Литвы да и коллективного Запада, в том, что в России появился такой Путин. Когда Литва в 2004 году вошла в Евросоюз и в НАТО, такого резкого противостояния со стороны Кремля не было. Но концепция о приглашении остальных постсоветских республик стала переходом красной черты. Стоила ли эта игра свеч? — задается вопросом историк Каспаравичюс. — В том, что Путин находится у власти в России 20 лет, есть определенная вина Запада, потому что Запад не дал ему передышки, чтобы тот мог уйти, и все время давил».

Каспаравичюс считает, что Путин ждал момента стабилизации, чтобы передать власть, но не дождался, и теперь «у него уже нет таких мыслей». «Запад все время шел вперед, и Путин почувствовал себя мессией русского народа, который должен решать эту историческую проблему». Историк вспоминает, как в конце 90-х работал в архивах в России и жил в литовском посольстве в Москве.

— Пару раз мне пришлось принимать участие в мероприятиях, где за чашкой чая или бокалом вина западные дипломаты-литовцы заключали пари о том, сколько еще продержится Россия — пять, десять или пятнадцать лет.

— А вы на что ставили?

— Я ни на что, но это и правда было довольно суровое время. Я помню, как ходил по Арбату зимой, а по краям бомжи лежали на вентиляционных трубах. Как историк я мог себе представить такое только во времена гражданской войны, — отвечает Каспаравичюс.

НАТО придет не сразу

«Если вы откроете литовскую прессу, то, скорее всего, не найдете ни одной газеты, ни одного портала, который хотя бы один день пропустил, чтобы не написать, что Россия угрожает Литве», — говорит историк Каспаравичюс.

Суть опасений стран Балтии (называть Литву, Латвию и Эстонию Прибалтикой здесь не принято — прим. «Новой. Европа»), которые входят в НАТО, а значит, на бумаге защищены пятой статьей договора альянса о коллективной обороне, выразила в июне 2022 года премьер-министр Эстонии Кая Каллас. Она заявила, что ее страна будет «стерта с лица земли» в случае нападения России, ведь план НАТО предполагает захват Россией стран Балтии и их последующее освобождение лишь в течение полугода.

«Ты знаешь, что да, есть НАТО и пятая статья, но, с другой стороны, ты понимаешь: «А что, если?» Все эти годы Литва и другие балтийские страны были на прицеле: нам даже мешали ездить в Сибирь и наводить порядок на могилах. У Литвы нет путей отхода для эвакуации, как сейчас у Украины, потому что география такая: мало вариантов (Литва граничит с Калининградской областью, Беларусью, Латвией и на коротком участке — с Польшей — прим. «Новой. Европа»). Я не хочу преувеличивать и поднимать панику по этому вопросу, но невозможно же понять, где теперь у Кремля красные линии», — говорит Рима Урбонайте.

Политолог еще прошлым летом сказала своей матери, куда ей надо ехать в случае войны и какие вещи должны быть у нее дома на всякий случай.

— Я точно знаю, что никуда не уеду, но насчет своих близких запереживала. Хуже всего то, что ты не знаешь, к чему именно готовиться, ты не можешь предположить, что будет дальше. Если российской власти не жалко даже своих людей, то это означает, что для них границ нет, поэтому нам нужен максимум безопасности, — рассказывает она.

— Строить бомбоубежища, что ли? — уточняю я.

— Да, а у нас, кстати, с этим проблема, — всерьез отвечает Рима.

Она рассказывает, что, когда началась война, многие на одну-две недели взяли отпуск и уехали из Литвы, чтобы посмотреть, как будут развиваться события.

По мнению историка Каспаравичюса, угроза и правда существует, ведь Литва зажата между Россией и Беларусью: «Такая неуютность в геополитическом плане действует на риторику Литвы, на ее самочувствие и безопасность».

Но депутат Малдейкис настаивает, что Литва не боится нападения. «Почему мы так торопились вступить в НАТО и Европейский союз? Потому что мы понимали, что у нас есть небольшое окно, пока Россия такая, как тогда [в 90-е]. Это не боязнь. Мы просто слишком много потеряли, у каждого из нас кто-то умер в Сибири. Мы просто не можем больше бояться. Наша вакцина против России — это [способность открыто] говорить», — объясняет он.

— Я абсолютно уверен, что у Кремля и так есть план по [захвату] Литвы, Латвии или Молдовы. Украина — это только эпизод, и если она проиграет, после нее будут и другие. И план не зависит от того, напишу я твит или нет, — говорит он.

— Почему вы уверены, что план есть, ведь Литва — часть НАТО?

— В Прибалтике можно показать, что НАТО не работает, что вся Восточная Европа должна прийти поклониться Путину, а если нет, то он придет и скушает ваших детей. Это идет из логики авторитаризма. Дав людям почувствовать вкус крови, Путин уже не может остановиться. Это modus operandi авторитарного правителя. Конечно, здесь не будет так, как на Украине, и мы увидим что-то пооригинальней, — говорит Малдейкис.

По его мнению, в Литве бы даже не поняли, что идет война, и приводит в пример события 2014 года в Крыму.

Когда Литва, как и весь мир, увидела, что российскую армию не назовешь непобедимой, опасений стало меньше. «Русский медведь — это всегда большая потёмкинская деревня. Он таким был всегда, но только теперь из-за интернета мы это видим. В России, оказывается, все та же военная доктрина: «бабы еще нарожают»», — говорит Малдейкис.

По мнению журналиста Тапинаса, Россия «показала свою немощь» и вряд ли уже нападет на Литву. «Я уверен, что пятая статья будет задействована, а если армия России все-таки решит встать на поле боя с армией НАТО, то думаю, это будет очень быстро и очень болезненно для Российской Федерации», — говорит он.

Другой путь

Историк Каспаравичюс напоминает, что Литва и Россия не всегда враждовали друг с другом: между двумя мировыми войнами в XX веке отношения были хорошие. «После создания страны и до 1940 года проблем с большевиками у Литвы не было. Если посмотреть разные исторические документы, дипломатические депеши, особенно с литовской стороны, то Россия считалась нашим союзником в борьбе [с Польшей] за Вильнюс, за восстановление территориальной целостности Литвы», — рассказывает он.

Внешняя политика Литвы в те годы, по словам историка, заключалась в том, чтобы поддерживать с Советской Россией выгодные экономические, геополитические, дипломатические и культурные взаимоотношения. «Когда Франция и Великобритания пробовали создать санитарный кордон против большевизма, что-то вроде современного НАТО, то это не получилось. Как сами британцы признавали в документах, цепь не смогли замкнуть из-за позиции Литвы, из-за литовско-польского конфликта и из-за помощи Москвы литовским территориальным амбициям», — говорит Каспаравичюс.

В Национальной литовской библиотеке из книг с белыми и черными корешками составлен портрет философа Стасиса Шалкаускиса, который, по словам Каспаравичюса, стоял у истоков идеологической и геополитической мысли литовской государственности. «Он пришел к выводу, что Литва как независимое государство может существовать только как мост между Западом и Востоком, с обоими берегами поддерживая хорошие взаимоотношения. И неважно, кто сидит в Кремле — царь, Керенский или большевики», — говорит историк.

Этого принципа, по его словам, последовательно придерживался президент Литвы в 1919–20-х и 1926–40-х годах Антанас Сметона: «Судя по его речам и перепискам, он считал, что если Россия будет резко против Литвы, то та не выдержит: или ей придется слиться в культурном плане с Польшей, или она вообще исчезнет».

Тем сильнее было разочарование в литовском обществе в конце 1939 года, когда Сталин потребовал, чтобы советская военная база была не только в Латвии и Эстонии, но и в Литве. «Литовские дипломаты говорили тогда своим русским партнерам: «Как так? Они вам не были преданы, но вы нас поставили в один ряд со своими врагами — эстонцами и латышами. Мы же с вами все время сотрудничали, а сейчас вы нас просто предали»», — вспоминает Каспаравичюс.

Тогда, считает он, Литва «в ментальном плане вернулась во времена Речи Посполитой и Великого княжества, вспомнив, что России нельзя доверять». После вхождения Литвы в состав СССР весь народ поднялся против Москвы: «Русские для литовцев из стратегических партнеров стали предателями, которых карают жестче, чем врагов. Около 400 000 литовцев принимало участие в партизанском подполье с 1944 по 1953 годы, что для трехмиллионной Литвы довольно большая цифра».

Несмотря на это, после развала Союза Литва вновь продемонстрировала добрую волю. «Сразу после восстановления государственности [первый глава Литвы] Витаутас Ландсбергис придерживался примерно такого же концепта о культурном мосте», — говорит Каспаравичюс. Более того, в Литве после серьезной полемики все-таки дали гражданство всем, кто проживал на момент получения независимости в стране (в Латвии и Эстонии было не так, и в первой до сих пор насчитывается почти 200 тысяч «неграждан»).

На самом деле это в немалой степени объяснялось тем, что в Литве на момент распада СССР проживало только около 10% русских (жили они в основном в Вильнюсе, Клайпеде и «русском» городе-спутнике Игналинской АЭС Висагинас), а в Латвии и Эстонии — 40% и 30% соответственно. «Когда этот закон принимался, латыши и эстонцы намекали, что им не нравится, в каком положении они окажутся, но у Литвы хватило политического разума не идти на поводу у своих близких соседей», — говорит Каспаравичюс.

«Путин, который довольно быстро и резко стал продвигать державные интересы, можно сказать, поддержал сторонников добрососедских отношений. Антироссийские силы в лице Путина получили главного спонсора своей концепции, которая сейчас уже [довлеет] в Литве», — утверждает историк.

Путин — не Россия

Но в Литве остаются политики, которые думают иначе. «Я принадлежу к тем людям, которые занимались инакомыслием в советские времена. Я был диссидентом, я участвовал в подпольной деятельности и был арестован КГБ. Я знаю, что такое инакомыслие, и оно сейчас в России очень нужно. Но если мы в Литве будем говорить на языке ура-патриотизма, шовинизма и русофобии, мы ничего не достигнем. Это дорога в никуда», — говорит мне литовский политик, кардиохирург Витянис Андрюкайтис. Ему 70 лет, он шесть сроков с 1992 года был депутатом литовского сейма, министром здравоохранения, а также комиссаром Евросоюза по вопросам здравоохранения.

По его словам, литовская внешняя политика всегда строилась на трех слонах — безопасности (вступлении в НАТО), демократических правах (вступление в Евросоюз) и добрососедских отношениях с соседями. «Сейчас третий слон поломался, и нужно что-то делать с третьей опорой», — говорит он.

Еще в 2016 году Андрюкайтис публично выступал за дружественные отношения с Россией, утверждал, что Литва должна отказаться от повсеместной политики русофобии и антироссийского курса. Спустя шесть лет Андрюкайтис вынужден оправдываться: «Сейчас, конечно, совсем другая геополитическая ситуация, которая в корне поменяла возможности смотреть на более рациональные шаги. Путинский режим оборвал все международные правила игры. У отвратительной и неофашистской политики Путина, у этой военной агрессии нет никакой основы для оправдания».

Но и сейчас он сильно расходится во мнениях с руководством Литвы. Если Вильнюс отменил выдачу виз гражданам РФ, то Андрюкайтис предлагает наводить мосты — только не с Кремлем, а с россиянами.

— Путин — не Россия. Мы должны четко различать ту часть России, которая не поддерживает Путина, которая является надеждой для более-менее демократических перемен. Так или иначе война все-таки будет остановлена, путинская авантюра провалится, и нужно не бояться иметь контакты с теми силами, которые не поддаются целиком ужасной пропаганде Соловьева, — убеждает меня Андрюкайтис.

— За последние годы я начинаю уже думать, что это смысла не имеет, потому что количество людей, которые слышат и понимают, не растет, — грустно говорю я, но Андрюкайтис не сдается.

— Давайте вспомним Герцена. Когда он покидал Россию, а он это делал через Литву, он чувствовал, что ему предстоит огромнейшая работа: будить, создавая «Колокол», доносить другой взгляд до умов российского общества. Конечно, это займет время, но если и «Новая газета» будет настроена пессимистически, то что дальше? Наоборот, мы должны создавать хотя бы маленькие возможности для диалога между представителями НКО, интеллигенции, учеными, врачами, учителями. Как бы сложно это ни было, другого пути нет, — уверенно говорит бывший еврокомиссар.

«Это же не стоит очень больших денег, а возможность повлиять на мнение обычных людей остается. Пусть они увидят, что тут не нацисты и оголтелые русофобы живут, а нормальные люди», — говорит Андрюкайтис. Он уверен, что нельзя «отвечать голой пропагандой на голую пропаганду».

Подход Андрюкайтиса, конечно, мало кому близок в Литве. Например, журналист Тапинас, заочно споря с бывшим еврокомиссаром, вообще отказывается различать оппозиционно настроенных россиян и Кремль. «Если россиянин не разделяет политику своей страны, у него есть несколько способов это показать. Он может выйти на улицу в массовые или персональные протесты. Он может уехать из этой страны, но сделали это доли процента! Абсолютное большинство живет в России и, как говорится, не тужит. Я смотрю пропагандистские телеканалы, чтобы понимать, про что там идет разговор, и вижу, как люди живут своей жизнью, улыбаются, ходят в рестораны, думают, куда уехать в отпуск, — рассуждает Тапинас. — Они закрылись от того, что вытворяет их правительство. Эта позиция — мерзкая, и разделить россиян, которые остались жить не тужить в России, и убийственную власть в Кремле я не могу!»

Не называя имен, бывший еврокомиссар Андрюкайтис настаивает, что Литве нужно «избежать шовинизма, который может очень навредить отношениям между литовским обществом и российским обществом». «Нужно отойти от ужасного национализма, потому что это ведет только к ненависти между народами. Я вижу, что сейчас некоторые мои друзья даже разговаривать по-русски не хотят. Это глупость вообще, это дикость! Игнорировать все наследие русской культуры — это никуда не годится», — переживает Андрюкайтис.

Памятники и освобождение

Моложавая пожилая женщина ходит по территории мемориала советским солдатам в Клайпеде и внимательно изучает фамилии советских воинов, погибших в боях за город в январе 1945 года. Больше смотреть здесь не на что: в июле по решению местного самоуправления города были снесены основные элементы мемориала: скульптуры трех солдат, гигантский меч, и демонтирован «вечный огонь».

«Вот пришла посмотреть, — говорит Татьяна. — Отношусь к сносу отрицательно, конечно. Чем они им мешали? Пусть бы и памятник Ленину стоял, и памятник Брежневу». Быстро выясняется, что Татьяна «поддерживает политику Путина», а американцы на Западной Украине якобы построили биолаборатории.

Начальник отдела самоуправления Клайпеды по вопросам наследия Виталиюс Юшка так объяснял снос: «Мы хотели бы вернуться к основной идее, что мемориал должен обозначать захоронение этих солдат, а не служить коммунистическо-советской идеологии». Этой линии придерживаются все сторонники демонтажа советских памятников в Литве (после начала войны на Украине это регулярно происходит во всех странах Балтии).

Инициатором кампании по окончательному избавлению от советского наследия в Литве стал все тот же журналист Тапинас: «Это давно надо было сделать! Почему в нашей стране стоят памятники армии, которая нас оккупировала, насиловала, которая в ссылку отправила самых лучших наших людей? Мне всегда отвечали, что не надо злить Россию, но когда началась война, я решил, что теперь ее мнение нам, наверное, уже не так важно».

Тапинас, впрочем, настаивает, что сносить нужно «очень агрессивных солдат с автоматами и советской символикой», а могилы трогать нельзя. «Я себя считаю либералом и думаю, что историю надо принимать такую, как она есть, переписывать ее, что-то усиливая или ломая, не стоит, — аккуратно рассуждает Каспаравичюс. — Естественно, надо было снять Ленина и Дзержинского, но есть целая плеяда литовских деятелей советского периода, чью роль однозначно никак нельзя оценить. Я не думаю, что все надо убрать, чтобы сделать "чистую Литву"».

«На алтаре сокрушения нацизма есть кровь солдат всех 15 республик, но Путин приватизировал 9 мая и сделал ее опорой и пропагандой «Единой России». Что делать тому же Зеленскому, если он хочет отдать честь своему деду? Тот был советским солдатом, который прошел от Украины до Берлина. Надо иметь тонкость понятия, чувства исторической сложности, а не поддаваться ура-патриотизму», — уверен политик.

Литовский журналист Денис Кишиневский, который родился и вырос в Клайпеде, считает снос мемориала примером «перегибов на местах». «Советские мемориалы в Литве очень разные. Какие-то из них ценности не представляют — гипсовые болваны, которые печатались на фабричных станках, например. Тем более если они стоят в местах, где для 99% жителей ничего не значат, — рассуждает он. — Но в Вильнюсе и Клайпеде есть большие сообщества граждан, не только русскоязычных, для которых память о Второй мировой или Великой Отечественной войнах что-то значит».

Кишиневский уверен, что мемориал в Клайпеде представляет художественную ценность, напоминает, что скульптор, создавший фигуры солдат, например, в 90-м году совершил самосожжение, протестуя против оккупации Литвы. По словам журналиста, в Клайпеде не было единства по поводу сноса памятника: больше 10 депутатов горсовета проголосовали против, а в соцопросах 40% респондентов проголосовали за то, чтобы не трогать мемориал, хотя доля русских в Клайпеде составляет 15–20%.

Он уверен, что снос памятников нельзя увязывать с войной в Украине. «За год до войны или спустя год было бы правильно устроить общественную дискуссию о необходимости переосмысления советского наследия, но сейчас это выглядит не очень хорошо — мало дискуссий, много эмоций», — говорит журналист.

Ключевое отличие между литовцами и русскими заключается в отношении к окончанию Второй мировой войны. Большинство русских считают завоевание Красной Армией Литвы «освобождением от нацизма», а литовцы — началом оккупации.

— Казалось бы, освобождение — это одна история. А оккупация — другая история, последовавшая за ней, — делюсь я своими сомнениями с политологом Урбонайте.

— У нас оккупация начинается уже с 1939–40 годов, когда начинается вообще новая жизнь. Ссылки в Сибирь ведь не в 1945 году начались, поэтому нет никакого разделения. У нас вообще нет освобождения в терминологии, — отвечает она. — Всё очень понятно, очень четко. Официальная власть в России пыталась очень много сделать, чтобы преподнести историю так, что никакой оккупации не было, но для меня это просто подло.

Отец и сын

Еще в декабре 2021 года суд в Клайпеде признал директора Балтийской молодежной ассоциации «Ювенюс» Алексея Грейчуса виновным в шпионаже в пользу России и приговорил его к четырем годам тюрьмы. Суд решил, что активист был завербован ФСБ и почти четыре года проводил мероприятия на российские деньги, собирая информацию об участниках.

Сам Грейчус вины не признал, а в июле 2022 года проиграл апелляцию, но по-прежнему оставался на свободе — по литовским законам ему дается время на подготовку кассации.

Дело Грейчуса широко обсуждалось в Клайпеде и Литве, но митинги в его поддержку здесь не проходили. Грейчус — один их тех, кто считает, что Красная Армия освободила Литву, а оккупацией называет время, когда здесь были нацисты. Он организатор «Бессмертного полка» в Клайпеде, а также занимался сохранением советских военных памятников.

Устраивал он и встречи с ветеранами по поводу важных исторических дат — например, начала Великой отечественной войны и Второй мировой войны. «Наша организация начала проводить подобные мероприятия с 2013 года, и никаких претензий к нам не было. На этих мероприятиях никогда не поносилась Литва, кстати. Мы никогда не говорили о евреях, которые погибли здесь (эта тема в Литве вызывает большие споры — прим. «Новой. Европа»). Мы это замалчивали, потому что зачем разжигать, если мы живем вместе с литовцами на одной земле», — рассказывает мне Грейчус во время нашего интервью в Клайпеде.

В 2019 году его вызвали на разговор в Департамент госбезопасности Литвы (ДГБ). На встрече Грейчусу объяснили, что его знакомый из России Петр Тарашкявичус, которого тот считает представителем военно-патриотической организации «Фонд Победы», на самом деле является агентом ФСБ по фамилии Чагин. Сотрудники ДГБ потребовали от Грейчуса прекратить с ним общение, и тот подписал бумагу, что согласен, но общаться с Тарашкявичусом не перестал: «У нас были нормальные дружеские отношения. Я не видел никаких признаков ФСБ, и я знаю, какие ошибки может совершить ДГБ. Вот мы с вами общаемся, а мне потом скажут, что вы из ФСБ. Это разве ненормально — просить доказательства хотя бы косвенные?»

— Может быть, стоило поберечься?

— Да это вообще идиотизм! — взрывается Грейчус. — Что, ФСБ деньги девать некуда? Говорят, что он платил за фотографии с мероприятий, но они были в открытом доступе. Да, Тарашкявичюс давал 100–300 евро на мероприятия при общей их смете в 1000–1500 евро! Это просто смешно! С какого момента открытые данные становятся секретными и опасными? Мне на этот вопрос ответа не дали.

Активист уверен, что истинная причина его преследования — в желании ДГБ отчитаться хоть о какой-то работе, а заодно напугать русских общественников. «В Литве происходит антирусская история. Извините, если у нас в Клайпеде на День национальных общин не приглашают русских, то что это? И что особенного в проведении «Бессмертного полка» в Клайпеде? Это память, а не пропаганда. При чем тут Путин? Те люди, которые у нас похоронены, это не оккупанты, это освободители. Если он погиб в 1944 году, то что он оккупировал?» — возмущается Грейчус.

— Литовцы считают, что страна была оккупирована еще до войны, — возражаю я.

— А в годы войны она не была оккупирована нацистами? Литовцы не погибали в концлагерях? Отец нашего президента не был в концлагере? И кто его освободил? — сыплет риторическими вопросами Грейчус.

«С одной стороны, после изучения математики в русской школе мне было реально тяжело в университете, — путанно рассуждает Грейчус. — Но образование должно оставаться русским. Зачем вообще гонения на язык? Почему Клайпеда — портовый город, который находится рядом с Калининградом, не может иметь вывесок на русском языке, почему тут нельзя заполнять документы на русском языке? Тем более с таким количеством русскоязычных пожилых, а ассимиляция бы и так произошла!

В последние годы «Ювенюс» мероприятий не проводит. Не отмечают в Клайпеде теперь и 9 мая, жалуется Грейчус.

— В прошлом году председатель организации ветеранов Второй мировой войны запросил разрешение провести мероприятие, но ему поставили условие: данные каждого, кто придет, надо записать… — объясняет мне отец Алексея, писатель Римантас Грейчус, который тоже пришел на встречу.

— Сталин отдыхает, — иронично замечает его сын.

Грейчус-младший — выходец из очень необычной семьи. Его дед и бабушка Йонас и Марийона Грейчус получили от израильского института «Яд Вашем» звание Праведников народов мира. Грейчус-старший рассказывает, что отец во время войны спрятал дома еврейку: «Кто-то настучал, пришли эсэсовцы с местными холуями литовскими и сказали отдавать ее. Отец сказал, что у него никого нет, хотя она была в тот момент дома. Нас всех выстроили, подняли автоматы и обещали расстрелять, если найдут. Но не нашли — она сумела спрятаться».

В 1949 году Грейчус-старший был депортирован вместе с родителями в Сибирь, а вернулся оттуда с русской женой и просоветскими взглядами.

— У вас нетипичная позиция для литовца, который был сослан в Советский Союз. Если бы меня сослали в Сибирь, я бы вряд ли испытывал к такому государству симпатию, — говорю я.

— Нас выслали в 1949 году, когда мне было 11 лет. Отец мой работал директором гимназии, и я прекрасно помню, как отец, сев на узел с вещами в вагоне-теплушке, сказал: «Ну, слава богу, теперь не надо будет лесных братьев бояться, теперь нас будут охранять». Я только потом узнал от него, что наша семья уже висела на волоске, ведь лесные братья (партизаны Балтии, боровшиеся с советским режимом, — прим. «Новой. Европа») требовали от него не создавать пионерскую организацию и угрожали. А как, если районные власти называют отца за это антисоветским элементом? Из леса же ночью заявлялись к отцу и требовали выдать списки комсомольцев, чтобы в расход пустить. Тогда у нас 120 учителей убили, — рассказывает Римантас Грейчус.

По словам писателя, после реабилитации в 1955 году отец не сразу поехал на родину, а сначала навел справки, не стреляют ли еще в лесах. «К тому же родители столкнулись с добрейшим отношением сибиряков. Так на что мне обижаться?» — говорит он.

— На режим!

— Который нас спас от расправы лесных братьев?

— Он вас не спасал, а репрессировал же!

— Очень многие в Сибирь тогда были отправлены из-за стукачей. Их и сейчас в Литве хватает, хотя власти называют их теперь докладчиками. Вот наших родственников с восемью детьми офицер выгнал из вагона обратно, а когда они вернулись, то застали настучавших соседей за тем, что те тащат к себе кто диван, а кто свинью, — отвечает невпопад Грейчус-старший.

Он рассказывает, что в 1951 году написал на стекле «Долой Сталина», за что его отца, работавшего бухгалтером, отправили жить в колхоз. Почему-то писатель, несмотря на все это, испытывает к СССР симпатию и оспаривает советскую оккупацию Литвы: «Отец к 1940 году уже 12 лет работал учителем, но я никогда от него не слышал слова «оккупация», — говорит Грейчус-старший. Более того, он настаивает, что в Каунасе проходили «огромнейшие митинги» с требованием учредить советскую власть. — История переписывается — это правда», — говорит он.

Грейчус-младший считает себя русским, хоть отец у него и литовец:

— У меня воспитание русское, меня воспитывали на русской культуре. Литовским я владею, но основной язык у меня русский. Мы родились и выросли в Советском Союзе.

— А зачем вы вообще занимались этой деятельностью? — спрашиваю я.

— Иначе можно и в строй нациков встать. Хотел, чтобы люди поняли, что старики нужны, потому что, в конце концов, Литва — демократическая страна. Если они вспоминают своих партизан, то почему мы не можем вспоминать своих героев? — задает он риторический вопрос.

— Как понять такое? В 2015 году президент Грибаускайте мне вручила две медали, предназначенные для моих покойных родителей за спасение еврейки. В то же время везде ставятся памятники лесным братьям, которые расстреливали евреев. Левая рука одно делает, а правая — другое, — качает головой Грейчус-старший.

Недовольны отец и сын, конечно, и сносом памятника в Клайпеде. «Когда по костям ездит экскаватор и убирает меч, то это как? Я прекрасно знаю одного человека, который говорил, что не дай бог Россия нас когда-нибудь захватит, но когда снесли памятник, он плакал, потому что у него деды воевали. Для русских это был удар. Зачем это издевательство?» — говорит Грейчус-младший.

Критику России, где постоянно возбуждаются похожие на его кейс неоднозначные дела о шпионаже, Грейчус не воспринимает.

— То, что сейчас началась война, кажется, убедило Литву, что не зря они подозрительно относились к русским.

— А зачем провоцировать. Нельзя дружить? Обязательно надо на штыках стоять? — говорит Грейчус-младший.

— Так Россия, если ей что-то не нравится, сама начинает вести себя довольно агрессивно.

— Разве Россия напала на Индию, а на Кубу? Находят общий язык. Почему здесь должны быть спорные вопросы? Советский Союз, когда развалился, прекрасно отдал Мемель (немецкое название Клайпеды — прим. «Новой. Европа»). Если бы жили дружно, не провоцировали, то мирно бы себе торговали, как раньше, никаких проблем не было, — отвечает Грейчус-младший.

— Крым же забрали у Украины — это не очень дружественно, — замечаю я.

— А восемь лет бомбить Донецк? Но вообще, Крым — это не моя тема, я в политику никогда не лез, — отвечает вопросом на вопрос сын.

— Они вернули [Крым]. Это разные вещи — забрать и вернуть, — добавляет отец.

— Забрать территорию — это все равно недружественно, — настаиваю я.

— Есть литовцы, и их довольно много, которые сейчас говорят, что то, что сейчас выделывало наше правительство с транзитом, ведет к тому, что в Москву поедет делегация литовцев просить, чтобы нас забрали, как в 1940 году, — отвечает Грейчус-старший.

— Вот этого-то они и опасаются, — заканчиваю я разговор.

Перекличка агентов России

Журналист Кишиневский рассказывает, что после 24 февраля отношение к русскоязычным в Литве поменялось. Так, еще в апреле в Литве всерьез заговорили о переименовании гимназии имени Пушкина в Каунасе и Русского драматического театра в Вильнюсе. «Здесь нет ничего антирусского, это антиоккупационный вопрос — это реликт. Нас оккупировали в 1940 году, а театр основали в 1946 году. В конце концов, сколько еще литовцы будут оставаться трусами? Я имею в виду бюрократов, которые говорят, что этого нельзя делать…» — говорил режиссер Гинтарас Варнас.

«Сейчас изменилась сама по себе атмосфера, отношение титульной нации к большому русскоязычному сообществу, которое составляет около 200 000 человек населения. Это чувствуется и на работе, и в бытовом плане, а особенно — в социальных сетях из-за возросшего потока крайне некрасивых, а порою и подчеркнуто разжигающих межнациональную рознь комментариев. И отвратительные по своей сути комментарии, высказывания и призывы делают не какие-то боты без имен и фамилий конкретных, а видные представители интеллигенции», — рассуждает Кишиневский.

Он приводит в пример историю своей знакомой русскоязычной девушки, гражданки Литвы, которая в середине марта в кафе говорила со своими маленькими детьми по-русски. «К ней стал приставать пьяный мужчина, осыпать ее оскорблениями и чуть ли не поднимать руку, оскорбляя ее исключительно по национальному признаку. Чемодан-вокзал-Россия и так далее. К счастью, персонал вмешался и вызвал полицию», — рассказывает журналист. По его словам, такую ситуацию невозможно было себе представить в Литве в течение предыдущих 30 лет.

Кишиневский говорит, что русскоязычные литовцы сталкивались с враждебным отношением на работе, а в школах литовские сверстники позволяли себе ксенофобские высказывания. «Когда участились такие случаи, даже мэр Вильнюса решил выступить с отдельным заявлением на эту тему. «Если вы нападаете и оскорбляете наших русскоязычных сограждан, то знайте, что вы подлец», — сказал он. То, что помимо мэра Вильнюса на эту тему высказалась и спикер Сейма Литовской Республики и премьер-министр, говорит о том, что проблема велика», — говорит журналист.

Кишиневский, русскоязычный литовец, но не русский по национальности, и сам столкнулся с дискриминацией. В самом начале войны он опубликовал на литовском сайте LRT колонку с посылом: большая часть русскоязычных Литвы поддерживает Украину, и хотя мы являемся частью русской культуры, мы не несем ответственности за Владимира Путина. Колонка была встречена не слишком дружелюбно и позже удалена редакцией с сайта.

Далеко не все в Литве согласны с позицией Кишиневского. Например, политолог Урбонайте рассказывает о русскоязычных, которые скорее поддерживают Россию. «Я знаю тех, которые категорически против войны, но есть и такие, кто пока, может быть, негромко, но говорят, что Россия права. Они очень редко смотрят литовское телевидение, они находятся в каком-то сером пространстве. У них, наверное, это в ДНК, что я — представитель великой державы, а тут какая-то маленькая Литва, чего вы тут прыгаете? Недавно выяснилось, что одна моя русскоязычная знакомая вообще не знает, кто такие Анна Политковская, Юрий Щекочихин, Наталья Эстемирова и Владимир Кара-Мурза», — говорит она.

хотя отдельные «по-комсомольски» настроенные люди и организации начали «перекличку агентов России».

«Все очень просто! Если ты имеешь гражданство Литвы и разделяешь линию Литвы на поддержку Украины, то неважно, какая у тебя фамилия. Тогда ты член нашей литовский семьи, — объясняет Тапинас. — Но есть, конечно, у нас русскоязычные, которые поддерживают Россию, и это странно. Ты живешь в Европе, но не разделяешь ничего общего с этим государством. Это лицемерие».
По мнению Тапинаса, в Литве есть пятая колонна, которая состоит не только из русскоязычных и работает на Россию. «Одна из линий, которую мы часто слышим в социальных сетях, заключается в том, чтобы спрашивать: «Зачем мы столько помогаем Украине, а забываем про своих людей?» Это им диктует Кремль», — утверждает журналист.

В целом ситуация в Литве с отношением к русскому языку и русским лучше, чем у соседей. Например, в июле президент Латвии Эгилс Левитс высказался в поддержку идеи лишать русскоязычных сторонников спецоперации РФ гражданства. В Литве пока такие идеи не звучат, и даже Тапинас считает ее «слишком грозной». Еще в Латвии через несколько лет будет запрещено преподавание на русском языке даже в частных школах и детских садах, а в Литве русскоязычные школы спокойно работают.

Понаехавшие

После начала войны в Литву приехало из России немало опасающихся репрессий политических активистов и журналистов. Здесь сейчас живет большая часть команды Навального, Мария Алехина из Pussy Riot, руководство «Медиазоны», большинство сотрудников медиапроектов Ходорковского, журналисты Татьяна Фельгенгауэр, Александр Плющев и Дмитрий Колезев. На улицах Вильнюса стало очень много русской речи, и трудно прогуляться по центру, не встретив ни одного москвича.

Отношение к ним в литовском обществе разное: большинство работающих на российскую аудиторию журналистов не замечают, но кто-то уже высказывает недовольство. «У нас была дискуссия о том, что делать с человеком, который приехал только теперь. Война началась в 2014-м, и им все было хорошо до этого дня? Это, конечно, вопрос, — рассуждает депутат Малдейкис, но сам же продолжает: — Мы хотим быть местом, куда приезжают из Белоруссии, Украины и из России, ведь Вильнюс сотни лет был космополитическим городом, где все люди жили свободно. Это наш моральный долг помочь людям, которые бегут от авторитаризма».

— Если в Литву приедут два миллиона русских, сбежавших от путинского режима, не думаю, что вы обрадуетесь, — уточняю я у журналиста Тапинаса.

— В Вильнюсе принимают Форум свободной России, где собираются оппозиционные деятели России. Но, конечно, нужно понимать, что сейчас в Литве места не осталось из-за украинцев, и приоритет ставится им. Скажу честно: каждого человека, который бежит из России, должны проверять наши спецслужбы. Он бежит, потому что ему что-то грозит или потому что выполняет задачу?

Журналист-расследователь из издания «Проект» Михаил Маглов приехал в Вильнюс восемь лет назад — тогда он был политическим активистом и опасался стать фигурантом «болотного дела». «Пока не было ни разу, чтобы я пожалел о переезде. Здесь мне довольно комфортно. Если ходить по улицам Вильнюса в майке с Путиным и кричать: «Литву надо оккупировать», — то возникнут проблемы. Но никакого притеснения я не встречал за это время ни разу», — говорит Маглов.

Детей он принципиально отдал в литовский детский сад: «Какой смысл мне отдавать их в так называемые русские школы? Они у меня дома выучат русский». По его словам, в Вильнюсе можно легко общаться только на русском языке, вот и литовский он пока не выучил. «Если ты идешь в полицию или к врачу, ты можешь записаться к сотруднику, который говорит на русском языке. Если сдаешь на права, то можешь выбрать кроме литовского польский, русский или английский язык», — говорит Маглов. Никакой русофобии в Литве нет, уверяет меня автор «Проекта».

***

— Может, это странно прозвучит, но я болею за Россию! Хочу, чтобы она как то вышла из этого. В 2019 году моя мама впервые поехала в Сибирь, где у нее прошла вся юность. Она вернулась и сказала: «Вышла из самолета в Красноярске, а дышать нечем». Она доехала до деревни, где жила в юности, и сказала, что тогда тут было еще хорошо, а сейчас в реке, где она купалась, делать этого больше нельзя, — рассказывает политолог Урбонайте.

В профиле депутата Малдейкиса в твиттере написано, что он возглавляет парламентскую группу по отношениям с демократической Россией.

— Мы создали ее в 2020 году, чтобы институализировать на политическом уровне возможность помощи российской оппозиции. Это связи с теми людьми, которые хотят видеть демократическую Россию, — объясняет он.

— Вы думаете, такое возможно вообще? — спрашиваю я Малдейкиса.

— Это вопрос времени. Да, Россия сейчас очень милитаризована и пропитана абсолютным фашизмом. Но нужен шок, как случилось в Германии, когда в Берлин в 1945 году заехали танки, и — бац — все немцы проснулись, что то, что делала Германия, — очень нехорошо. Не думаю, что в России будет революция улицы или дворцовый переворот, но однажды мы проснемся и увидим, что там все перевернулось. Я абсолютно в этом уверен! И это будет быстрее, чем кажется, — уверяет меня депутат.