В 6:00 звенит звонок — подъём, — только я его часто не слышу и просыпаюсь на полчаса позже, когда кричат: «Атас!» — то немногое, что есть в этом режимном лагере от чёрного хода. Не совсем придя в сознание, резко десантируюсь со второго яруса шконки, точно попадая в тапки. Спешно натягиваю штаны, защелкиваю ремень, накидываю, не застегивая, лепень, и несусь на первый этаж по лестнице, чтобы меня, как «склонного к побегу», отметили контролёры. Там внизу обычно уже стоят другие «склонники»: Жека Коваль, осужденный как киллер за три убийства в Красноярске на 24 с половиной года заключения, и Леха Максимов, севший на 15 лет за расстрел двух сотрудников Госнаркоконтроля в подмосковной электричке (один убит, другой остался инвалидом). Легавый окидывает нас взглядом, пишет в специальной книжке время, когда он нас отметил, и лениво командует: «Идите».

Но это все происходит на автомате и не так сильно раздражает как, например, заправка кроватей «по установленному образцу». На мой взгляд, это самый ужасный момент дня. Утро, ты еле шевелишь своими членами, и непременно надо заправить эту шконку — поставить рядом табуретку, встать на нее, убрать подушку и верхнюю простыню на другую шконку или тумбочку, сложить одеяло вместе с простыней, выполняющей функцию пододеяльника, сверху застелить другой простыней, — а она, сука, короткая! — натянуть ее и — финальный штрих — поставить подушку «петушком». Казалось бы, ерунда, но это только так кажется: все постельные принадлежности дико неудобные, ровно складываться никак не хотят, а ведь в итоге все должно быть идеально натянуто — без складок и помятостей. И чем дольше ты сидишь, тем больше ты ненавидишь эту заправку.

Вернее сказать, это даже не ненависть — ненавидеть уже нет сил, — это тошнота.

Просто тошнит ото всей этой бессмысленной траты времени. Три раза ходить в столовую. Но ведь это не просто вышел и пошел. Допустим, завтрак. Вначале дают первый звонок — надо собираться. Надеваешь ватники, ботинки, заматываешься шарфом, натягиваешь шапку, бушлат; заходишь в питалку взять сгущёнку, чтобы сдобрить безвкусную столовскую кашу… В это время уже дают второй звонок — это значит, что открыли локалку. На броду зеки строятся по «пятёрочкам» — пока все не выйдут и не построятся, отряд в столовую не войдет. На обратном пути тоже надо строиться. Но это не армия, а лагерь — зеки делают все без энтузиазма и неспешно. В итоге убивается минут 30, а в обед ещё больше. При всём при этом неважно, будешь ты есть в столовой или нет, — выход в столовую обязателен.

А Лёха говорит, что пытки током, которым его, как и меня, подвергали после задержания, — это ерунда по сравнению с тем, что с нами делают здесь, в лагере. И доля истины в его словах есть.

Все менты называют нас не осуждЁнными, а осУжденными. «ОсУжденный, застегнитесь!», «ОсУжденный, встаньте в строй!», «ОсУжденный, вы отказываетесь выполнять законные требования?», «ОсУжденный, на вас будет составлен рапорт». Ты не человек — ты осУжденный. И нет у тебя никаких прав. Что скажут, то и будешь делать.

Почему осуждённому запрещено иметь цветные ручки? В соответствии с приложением № 1 к ПВР ИУ. Почему УК и УПК может передать только адвокат, а обычный человек не может? Распоряжение главка. Почему нас заставляют сдавать полотенца в прачечную вопреки тому, что мы сами — каждый своё — хотим стирать? Приказ начальника. А ещё младшие сотрудники в спорных ситуациях любят ссылаться на то, что они люди подневольные и выполняют указания начальства.

Конечно, когда кто-то начинает жаловаться, как ему всё надоело, я бодрюсь и говорю, что в красноярской ИК-17 всё намного хуже. Но на самом-то деле это неправильно — мысля в данном направлении, можно вспомнить и сталинские лагеря, и Бухенвальд, и Аушвиц. Существование сейчас или в прошлом концлагерей не оправдывает наличие менее очевидных нарушений прав человека.

Ещё зеки любят говорить: мол, всё нормально — три раза кормят, ни разу не бьют. Но это неправда. Всё НЕ нормально. Ненормально, когда в 6-00, сразу после звонка, по громкой связи прапорщик Марьясов объявляет: «Поднимаемся, поднимаемся! Сейчас до обхода я у вас кровь попью!» Ненормально, когда мент, видя, что на сушилке места нет, срывает с дужки кровати полотенце и говорит, что его нельзя туда вешать. Ненормально, когда по шмону забирают легально попавшие в зону книжки только потому, что на них еще не успели поставить печать «проверено на наличие экстремистских материалов» (новый наворот администрации). И я уже не говорю о том, что можно получить взыскание вплоть до водворения в ШИЗО за то, что ты присел на шконку или за то, что лёг позже 22-00.

Кто-то скажет, что это требования закона. Нет. Во-первых, в законе не сказано, что зека надо сажать в кичу, если он на пять минут позже выполнил команду «отбой» или присел на шконку, потому что весь день сидеть на табуретке невозможно. А видеонаблюдение в спальных секциях и в обысковых комнатах, где осуждённых раздевают догола, прямо противоречит закону. Во-вторых, всякие подзаконные акты, указания и многочисленные инструкции, на которые так любят ссылаться погоны, зачастую противоречат конституции и Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

В местах лишения свободы очень трудно что-то с этим сделать. Ты связан по рукам и ногам, ты не можешь ответить вертухаю симметрично. Можно, конечно, написать жалобу, но если проблема системная — ничего не изменится. Я не говорю, что не надо использовать закон против его исполнителей, пытаться, пробовать доводить дело до ЕСПЧ, но ответы на жалобы из российских надзорных органов вызывают не меньшую тошноту, чем лагерная режимная бессмыслица. Примеров приводить не буду — долго и скучно описывать этот правовой пинг-понг, да и правозащитные организации и оппозиционные СМИ публиковали много материалов на эту тему.

Что же делать? Если каждый раз, слыша слово «осУжденный», задумываться о своем положении — можно сойти с ума. Если игнорировать требования администрации, очень скоро можно оказаться в ЕПКТ, где у тебя, вполне возможно, отнимут здоровье, и где наверняка ты будешь сидеть без книг, журналов, газет и практически без писем.

— хотя бы мнение людей за забором о российской пенитенциарной системе, так как саму систему без смены власти вряд ли удастся поменять

Но не всё, конечно, надо терпеть; и порой даже самые радикальные меры необходимы. Однако всегда стоит взвешивать, что в конкретном случае дороже и что будет полезнее в долгосрочной перспективе.

декабрь 2015 года, июль 2016 года.