— Я лингвист, понимаю значение слова «дискредитация», поэтому знаю, что я никак не могу дискредитировать вооруженные силы, — грустно улыбалась Татьяна Федоровна, хрупкая моложавая женщина, встретившая меня на пороге квартиры на окраине города.

В Белгороде в те дни стояла жара за 30 градусов. «Киевский» торт, купленный мной по дороге не из-за названия, а по совету продавщицы, начал плавиться еще в такси. В центре города сносили остатки домов, в ночь на 3 июля разрушенных прямым попаданием ракеты. До начала суда, который в итоге признает профессора Новикову правонарушительницей, еще была целая неделя. Происходящее казалось Татьяне Федоровне дурным сном.

— Слово «дискредитация» предполагает нахождение внутри системы, — объясняла она, почему суд не может не встать на ее сторону.

Вот вы можете, например, дискредитировать себя как журналист. А вооруженные силы может дискредитировать только военнослужащий. Понимаете?

Я понимала. У меня тоже хорошие отношения с русским языком, в отличие от патриотов, написавших на скорую руку закон «о дискредитации». Но даже не зная в точности в тот момент, в чем обвиняют профессора Новикову, я могла предсказать решение, которое вынесет суд 18 июля. Раз уж речь зашла об армии, то штраф эта женщина получит как минимум.

Чтобы встретиться с Татьяной Новиковой, я искала её по соцсетям. Нашла страничку во «ВКонтакте», стала читать. Зависла на Окуджаве, которого она выложила у себя: «Проливается черными ручьями эта музыка». Прослушала весь плейлист с музыкой Таривердиева. Перечитала монолог из «Фантазий Фарятьева» — «Мы умираем, так ничего и не поняв». Встряхнулась, вспомнив, зачем я здесь. Не зная этой женщины, я понимала, что мы с ней живем где-то на одной волне. Стала читать записи у нее в ленте. Безупречный русский язык, безукоризненная вежливость к комментаторам, восторженные отклики учеников. В личке попросила о встрече. Новикова ответила, что не хочет «никакой славы». Потом все-таки согласилась встретиться.

Позже мне все равно придется искать других сотрудников университета, чтобы выяснить подробности увольнения. Сама Новикова о поступках коллег говорить отказалась и попросила задавать вопросы только о ней самой.

Квартира у профессора Новиковой не профессорская. В единственной крохотной комнате живут книги, еще книги, снова книги, огромный кот — мейнкун по папе и флегматичный добряк по маме, и сама доктор педагогических наук, проработавшая в Белгородском госуниверситете почти полжизни. Точнее — 35 лет.

— Как-то ко мне влезли воры, пока меня дома не было, — со смехом рассказывает она. — Пришел полицейский, записывает мои показания, я ему диктую место работы: профессор. Он остановился и взглядом комнату обводит. Да, говорю, по закону мне положен кабинет, вот это он и есть: и кабинет, и гостиная, и спальня.

Она наливает мне холодный чай из высушенных ягод земляники, которую сама собирала в лесу рядом с дачей подруги.

Белгород — самый близкий к Украине город, сюда всегда приезжало много украинцев, особенно харьковчан. Завкафедрой русского языка и литературы (той самой, где работала Новикова) зовут Ирина Чумак-Жунь, она окончила университет в Полтаве, а кандидатскую защищала в Киеве. Ее научным руководителем уже в Белгороде был доктор филологии Николай Алефиренко, выпускник Харьковского университета, до 1987 года — сотрудник НИИ языковедения в Киеве. Здесь очень трудно найти человека без украинских корней или родных в Украине.

У Татьяны Новиковой братья и сестры, родные и двоюродные, живут в Харькове. Она свободно читает стихи украинских поэтов в оригинале. Ее любимый поэт — Лина Костенко, известная тем, что запрещает переводить свои стихи на русский и отказалась от звания Героя Украины со словами: «Политической бижутерии не ношу».

— Когда это все началось 24 февраля, я первые недели две только и делала, что плакала, — вспоминает Татьяна Федоровна. — Одна подруга пришла ко мне, увидела мое состояние и говорит: у меня об этом другое мнение. Я вспыхнула. Потому что «другое мнение» может быть о книге, о фильме. «Другое мнение» о гибели людей — этого я не понимаю.

Здесь не работает

Педагогический институт структурно входит в состав Белгородского госуниверситета. На филфак этого института, на кафедру русского языка и методики, Татьяна Новикова пришла работать в 1987 году. Защитила кандидатскую, потом докторскую в Москве. Читала лекции по методике преподавания русского языка как родного в разных городах страны. В этом считается одним из лучших в России специалистов, а в Белгороде — просто единственным. Автор множества методик преподавания. Отдельно занимается лингворегионоведением — изучением языковых вариаций, обусловленных традициями и культурой конкретного региона. Выступала с докладами на конференциях в разных странах мира. Но проработала почти всю жизнь в Белгородском госуниверситете, не считая десяти лет в сельских школах. Два года назад ей было присвоено ученое звание профессора. Год назад с ней перезаключили контракт еще на пять лет «по результатам конкурсного отбора». И когда мне понадобилось встретиться в Белгороде с Татьяной Федоровной, я первым делом нашла ее рабочий телефон на сайте БелГУ.

— Она здесь не работает, — ответил по телефону женский голос.

— Никогда не работала или теперь не работает? — уточнила я.

— Н-не работает, — повторил голос, запнувшись.

Страничка с биографией профессора Новиковой на сайте БелГу есть до сих пор, там сказано: Татьяна Федоровна — «признанный авторитет для белгородских учителей-словесников», она «зарекомендовала себя не только как высококвалифицированный специалист, мастер своего дела, педагог-исследователь, но и как общественно активная личность, человек неравнодушный, ответственный». Личностные качества Новиковой описаны так: «она человек долга, энергична, целеустремленна, исполнительна, но при этом умеет к выполнению любого поручения подойти творчески, нестандартно, увлечь окружающих своими идеями и находками». Профессор Новикова «неоднократно становилась победителем конкурсов БелГУ «Лучший преподаватель». Недавно была награждена грамотой Минобрнауки.

— Вы ничего не путаете? — переспросила я у женского голоса в трубке.

— Я заведующая кафедрой, — раздраженно сказал голос и положил трубку.

Если это действительно была Ирина Чумак-Жунь, то можно понять, почему ей не захотелось продолжать разговор. Именно она перед увольнением Новиковой проводила на кафедре разбор ужасного поступка подчиненной.

— Ирина Ивановна говорила тогда, что Татьяна Федоровна напрасно кичится своим знанием Украины, — рассказала мне одна из сотрудниц университета, попросившая не называть ее имени. — Не знаю, что думает обо всем этом сама Ирина Ивановна, но у нее отец и сестра живут в Полтаве.

Новикову уволили 10 июня. Очень быстро, в течение дня, по статье. С записью в трудовой книжке: «за совершение работником, выполняющим воспитательные функции, аморального поступка, несовместимого с продолжением данной работы».

— Может быть, это и к лучшему, — пожимает она плечами. — Я уже подумала, что пора успокоиться, заняться собой. Я давно хотела написать книгу о своей бабушке.

Аморалка

Так уж получилось, повторим, что у Татьяны Новиковой много родных живут по ту сторону войны. В Харькове.

— Это был город-миллионник, а сейчас полупустой, — вздыхает она. — Жена одного из моих братьев рассказывает, что каждый день люди едут разбирать завалы после обстрелов, и мэр с ними вместе. Работают безвозмездно, им только хлеб свежий привозят. Другой брат когда-то только и ждал, «когда придет Путин». Теперь зову его приехать, а он отвечает, что никогда больше границы с Россией не переступит. Его жена — такая типичная домохозяйка, ее всегда интересовали только цветы на даче и закрутки на зиму. Когда она узнала о моем увольнении и других неприятностях из-за того, что я любых войн не могу принять, написала мне: «Таня, не надо рвать сердце, все равно тем, кто не пережил того, что мы, ничего не докажешь».

Ректор БелГУ Олег Полухин, комментируя в местной прессе увольнение «лучшего преподавателя университета», заявил: «Коллектив может выразить недоверие коллеге в связи с нарушением им морально-этических норм. И если за их нарушение предусмотрена ответственность Кодексом законов о труде (именно так — И.Т.), то я издаю приказ об увольнении этого человека». К этому ректор добавил: ему неоднократно жаловались на аморальное поведение Новиковой «недовольные жители, возмущенные тем, что она продолжает работать в университете». Такие же жалобы, утверждал ректор, «возмущенные жители» слали губернатору. Если верить ему, весь Белгород кипел от возмущения из-за аморальности профессора БелГУ.

Кодекс законов о труде, упомянутый Полухиным, действовал в СССР.

— Я вообще не то чтобы активна в соцсетях, — рассказывает она. — Страничка во «ВКонтакте» у меня всегда была только для того, чтобы общаться со студентами. По своему любопытству я попала в сообщество города Шебекино, это в Белгородской области у самой границы с Украиной. Я родилась в Шебекине, а в этой группе обсуждают какие-то внутренние новости. И вот как-то я увидела, как зло обсуждают женщину, стоявшую в центре Шебекина с антивоенным плакатом. Выяснилось, что она приехала из Харькова. Я вступилась за нее. Никак не могла понять, за что на нее набросились. Разве лучше женщине написать «да войне»?

Если сейчас восстанавливать события по скриншотам и веб-архивам, то 12 апреля в комментарии к проклятьям в адрес харьковчанки Татьяна Новикова написала: «Будьте бдительны, на 1 мая не вздумайте петь "Пусть всегда будет солнце! Пусть всегда будет небо!", это прославление флага Украины».

После этого объектом внимания стала уже сама Новикова. «Вы учитель? Патриотизму не научите точно», — писала капслоком пользователь Елена Кравченко. Новикова неосторожно ответила: «Патриотизму не учат, патриотами становятся, когда есть чем гордиться».

— Я написала, что мы гордимся и 1945 годом, и 1961 годом, и спортсменами гордимся, — вспоминает свои комментарии Татьяна Федоровна. — А дальше было… Ну, то самое страшное, что мне теперь вменяют.

«Самым страшным» были ее слова о том, что «мы бомбим города, убиваем людей и выгоняем из их страны», что «цветущую страну мы превращаем в руины только за то, что она не хочет жить так, как мы».

— Если откровенно, то я, действительно, не могу быть за то, что сейчас происходит, — говорит она теперь таким голосом, словно оправдывается. — Я ведь очень хорошо знаю Украину. У меня был близкий друг, профессор из Харькова, он в прошлом году умер. Очень образованный человек, русскоговорящий, как все харьковчане. Вместе мы объездили всю Украину. Я говорю по-польски, поэтому мне нетрудно было понимать и украинский, но с нами везде спокойно говорили на русском, никаких проблем не было. В 2015 году мы шли в Харькове в «Бессмертном полку». Сейчас нам говорят, что там убивали за георгиевские ленточки. Но там было много людей с этими ленточками. Шли с ленточками все, кто хотел. И когда весь этот кошмар 24 февраля начался, я никак не могла понять: где они в Украине нашли нацистов?

Пользователь под именем Виталий Касумов в комментарии пообещал Новиковой: «Возьмите себя в руки, или вас возьмут под руки». И через пару дней к ней действительно пришли.

Коллектив

Как рассказала мне сотрудница университета, несколько коллег один за другим подходили к Татьяне Новиковой и громко, чтобы побольше народу слышало, говорили, до какой степени не разделяют ее ужасную позицию. Сама она тогда еще не понимала, что происходит. За полтора месяца после 24 февраля она привыкла к тому, что люди вокруг просто долгом своим считают погромче заявить о поддержке «спецоперации».

— Мало ли у кого какая позиция, да и не до того мне было, — объясняет она теперь. — Приближалась конференция, которую я долго готовила и должна была проводить, было много хлопот.

За неделю до начала конференции ей сообщили, что мероприятие пройдет без нее. Потом отстранили от преподавания. Потом предложили уйти на больничный.

— А у меня и правда давление доходило до двухсот, как-то на приеме у врача я потеряла сознание, — рассказывает Татьяна Федоровна. — Больничный мне, конечно, дали. Я и сама уже понимала, что совершила промах, оставив эти комментарии. Не стоило опускаться до разговора с людьми, которые всё равно бы поняли меня неправильно. Но я не видела в этом никакого правонарушения. К тому же после 45 лет работы в школе и в университете у меня есть тысячи учеников, которые всегда подтвердят: никогда ничему дурному я их не учила. Я была уверена, что у меня и врагов-то нет.

С больничного она вышла 8 июня. Вечером к ней домой пришли сразу три представительницы университета: замзавкафедрой, секретарь и делопроизводитель. Ей торжественно вручили бумагу — приглашение на общее собрание университета.

— А у неё нервы уже никакие были, помню, она еще успокоительное пила, — говорит одна из бывших студенток Новиковой, заходившая поддержать ее.

На общеуниверситетское собрание были делегированы представители от каждого факультета.

Вела общее собрание директор Пединститута. Из присутствовавших половина, наверное, когда-то учились у Новиковой. Многие сидели, не поднимая глаз. Одна из ее бывших учениц встала и пролепетала, что «Татьяна Федоровна прекрасный преподаватель, просто немного оступилась». Другая тихо добавила, что «Татьяна Федоровна никогда не обсуждала этого со студентами».

— Я тоже молчала, — признается сотрудница университета, согласившаяся со мной говорить. — Мне стыдно теперь, но тогда было очень страшно. Раньше я только читала, как это было в 1930-е годы в Советском Союзе, а тут почувствовала на себе. И мама запретила мне выступать. Сказала, что мою фамилию запомнят и потом уже у меня будут неприятности.

Еще одна коллега на собрании громко потребовала, чтобы Новикова немедленно встала перед всем коллективом и призналась, как относится к специальной военной операции. Можно было подумать, что отрекись сейчас профессор от преступных заблуждений — и этот паноптикум кончится. И она действительно встала. И сказала, что имеет право на свое мнение и не обязана о нем отчитываться. А уж какое принять решение — это нравственный выбор, сказала она, собравшихся, ведь среди них есть педагоги, которые так любят задавать сочинения о «нравственном выборе».

Собрание констатировало, что в своих заблуждениях Новикова не раскаивается, и вынесло ей общественное порицание. Один за другим участники поднимались с мест и объявляли, что категорически с Новиковой не согласны. Вот просто на сто процентов не согласны.

— Я действительно не знала, что должна сделать, — с полуулыбкой ответит потом на мой вопрос Татьяна Федоровна уже у себя на кухне, за земляничным чаем. — Отречься от братьев и сестер, живущих в Украине? От прочитанных книг? От всего, что я видела в Украине и знаю о ней?

А потом стало понятно: что бы она ни сказала тогда, это бы ничего не изменило, решение уже было принято.

— Собрание проходило уже с подписанным увольнением, — усмехается Татьяна Федоровна. — Формально мне только вынесли порицание, но на самом деле у них все было уже решено. При этом мне ведь еще велели зачем-то объяснительную писать на имя ректора! Я помню, как декан факультета принял у меня эту бумагу, даже не подняв на меня глаза.

И 10 июня профессору Новиковой оставалось только забрать из отдела кадров трудовую книжку.

Спецоперация и мир

— Сначала мне казалось, что всеми этими публикациями о моем «деле», этими обвинениями меня опозорили, — грустно улыбается Татьяна Федоровна и обнимает своего огромного кота. — В Белгороде у меня друзей почти не осталось. Но потом вдруг начали писать незнакомые люди из разных городов. Выяснилось, что меня поддерживают многие. Студентка другого факультета в нашем университете пишет: я горжусь вами и жалею, что вы у меня не преподавали. Ученики и коллеги из Москвы, из Питера, из других городов пишут. А на днях вдруг прислали денег. Я звоню одному из ребят, пытаюсь объяснить, что не бедствую. «А это, — отвечает он, — на штрафы. Это наш вклад в борьбу за мир».

Старожилы БелГУ говорят, что до Новиковой на их памяти так увольняли педагога только однажды — на юрфаке по довольно сомнительному обвинению в коррупции. Тогда тоже состоялось общее собрание. Единственной, кто выступила в защиту «обвиняемой», была Татьяна Новикова. Она просто встала и сказала, что нельзя обвинять человека, не имея доказательств.

Под конец я задаю Татьяне Федоровне вопрос о будущем. О том, как она дальше сможет разговаривать с коллегами, с бывшими друзьями. Когда-нибудь, добавляю, все это ведь кончится, будет мир, будет победа — кто бы и как ее себе ни представлял…

— В этой «спецоперации» победить нельзя, это я вам говорю как лингвист, — пристально смотрит на меня профессор Новикова. — Русский язык — он ведь такой: сам всё расставляет по местам. Победить можно в войне, а у нас спецоперация. Спецоперацию можно только закончить. Выражение «победить в спецоперации» — это просто безграмотно. А вы заметили, что у глагола «победить» нет первого лица в будущем времени, в единственном числе? Даже язык этому сопротивляется.