«Здесь был ЦИМ»

Директор Центра им. Мейхерхольда Елена Ковальская покинула театр 24 февраля. «В знак протеста против вторжения России в Украину ухожу с должности директора государственного театра — ЦИМа. Невозможно работать на убийцу и получать у него зарплату», — написала она тогда на своей странице в Facebook. Ковальская пообещала закончить начатые дела «на общественных началах».

В первые дни войны высказывания против вторжения России появились и на официальных страницах ЦИМа. По словам бывшей менеджера по маркетингу ЦИМа Софы Кругликовой, их предупреждали из Департамента культуры Москвы, что личные соцсети руководителей проверяются и особенно просили никого никак не комментировать происходящее. После опубликования антивоенных постов Департамент культуры потребовал от художественного руководителя театра Дмитрия Волкострелова удалить посты, на что тот ответил отказом. А через неделю, 1 марта, Волкострелова уволили без объяснения причин. «Сначала ему предложили уйти по собственному желанию, чтобы не портить отношения с Департаментом и не получать «волчий билет». На что он ответил, что не понимает, по какой причине должен писать заявление об увольнении по собственному желанию, — рассказывает Кругликова. — Тогда ему [Волкострелову] сказали «хорошо, мы увольняем вас по статье». У них там было заготовлено сразу две папки».

По словам Кругликовой, вся команда ожидала, что им просто назначат новых руководителей. «На [общее] собрание мы вышли с пониманием, что полностью обезглавлены. Руководство [Ковальская и Волкострелов] попросило нас сплотиться, оставаться вместе, ничего не бросать, не уходить ни в коем случае за ними и доделать наши дела», — делится она. После этого собрания, когда его участники из театра уже разошлись по домам, появилась новость об объединении ЦИМа со Школой драматического искусства (ШДИ). «Об этом никого из нашего театра об этом не оповестили заранее — ни заместителя директора, ни секретаря. То есть они не посчитали нужным вообще нас уведомить. Потом, как я узнала из контекста, сотрудникам ШДИ, конечно же, позвонили. Когда мы пришли на встречу с новым руководством, сразу стало понятно, что это все, никаких полутонов больше не было», — говорит бывшая менеджер ЦИМа.

После этого, рассказывает Кругликова, большая часть команды театра решила уйти, закончив начатые дела и после доигрывания уже начатых спектаклей. «Я прошу уволить меня по собственному желанию, потому что ЦИМа больше нет. Потому что ЦИМ — это не здание, а люди, которые выбирали делать его каждый день. И работало всё, только потому что каждый из нас каждый новый день выбирал делать это вместе. А ШДИ никто из нас не выбирал», — так тогда написала Кругликова в заявлении об увольнении по собственному желанию.

Вместе с ней ушли руководитель отдела маркетинга Олег Соколов, менеджер по связям с общественностью Валерия Голубева, продюсерский отдел, администраторы, контрактный отдел театра. При этом юридически соцсети не принадлежали Центру им. Мейерхольда, поэтому сотрудники забрали их себе — все, кроме страницы во ВКонтакте, которая была верифицирована и которую через поддержку соцсети смогло забрать себе новое руководство. «Сейчас мы все в черном списке на этой странице, потому что говорили в комментариях, что они врут зрителям о том, что мы якобы сели за стол переговоров и нашли общий язык. Facebook и Instagram мы переименовали в «Здесь был ЦИМ», оставили его за собой и стали там продолжать рассказывать о вещах, которые для нас важны: о фондах, о наших коллегах из независимых театров, которых мы всегда поддерживали», — говорит Кругликова.

После начала войны отказалась от контракта с «Балетом Москва» и переехала в Канаду его руководительница Елена Тупысева. По ее словам, у московского Департамента культуры есть одна особенность — руководители узнают, продлили ли им контракт, лишь незадолго до того, как он уже закончится. «Я посчитала, что мне, как профессионалу, будет проще сменить страну и отказаться от продления контракта. Мой уход — это не стопроцентный жест, но однозначность моего решения — это следствие начатой войны, — рассказывает она. — Я не хочу больше работать в государственном секторе в такой ситуации. Если бы я осталась в России, наверное, я не стала бы работать дальше в театре». После ухода и переезда Тупысевой «Балет Москва», а также «Новый балет» присоединили к «Новой опере» и к Музыкальному театру им. Станиславского и Немировича-Данченко соответственно.

Тупысеву не удивили эти изменения: по ее словам, слухи о слиянии театров и об их сокращении ходили давно. «Еще до войны поползли слухи, что в управлении мэра хотят сократить количество театров на 30%. Потом театр «МОСТ» присоединили к Моссовету, «АпАрте» — к Таганке. Ходили слухи, что «Балет Москва» мог быть одним из участников этого процесса по слиянию, но открыто мне этого заранее никто не говорил. И Департамент культуры не ответил на мой прямой вопрос о том, будет ли наш театр куда-то присоединен», — рассказывает она.

При этом «Балет Москва» был политически менее ориентированным, чем Гоголь-центр, поскольку это был театр без слов, отмечает Тупысева. «Нам никогда не диктовали, что ставить, хотя нас финансирует государство. Но есть люди, которые, несмотря на то, что они работают в государственном секторе, все равно имеют мнение о действиях наших властей и высказывают его. По крайней мере, в Москве пытаются от таких людей сейчас избавиться, убрать их с ключевых постов в культуре», — считает она.

Руководителю «Новой оперы» Антону Гетьману бывшая директор «Балета Москва» Елена Тупысева доверяет. «Такое присоединение не выглядит для меня как захват театра, мы с новым руководителем в хороших, теплых отношениях. Еще идут переговоры о будущем проекта, так что пока нет никакого повального увольнения. Может быть, кто-то из администрации уйдет, а творческая часть — артисты и педагоги — останутся», — думает она.

Попытка свободы

Актер, режиссер и продюсер Алексей Агранович из команды Кирилла Серебренникова сменил его на посту художественного руководителя театра только в феврале 2021 года. После начала войны Агранович подписал открытое письмо деятелей искусства против вторжения (сейчас оно удалено — прим. ред.), а сам театр сделал несколько антивоенных высказываний — артисты перестали выходить на поклоны после спектаклей, аватары в соцсетях сменили на изображение голубя мира, такая же картинка появилась и на сцене Гоголь-центра.

Вечером 29 июня Департамент культуры Москвы объявил о смене худрука театра: на место Аграновича пришел режиссер Антон Яковлев, никак раньше не связанный с командой Серебренникова. Кроме того, в театре заменили и его директора, после чего Агранович и Серебренников объявили о закрытии театра, не объяснив, подразумевается ли под этим и расформирование театрального коллектива. В тот же июньский вечер сняли с должности и художественного руководителя театра «Современник» Виктора Рыжакова — он занял ее в 2020 году, сменив умершую Галину Волчек. С «Новой газетой. Европа» согласился поговорить один из актеров театра «Современник», однако потом попросил свой комментарий на согласование и после консультации с пресс-службой театра отказался от своих слов.

«Это довольно серьезные изменения, которые сильно повлияют на команду. Но Гоголь-центр — это довольно много людей самых разных профессий. И я не знаю, что планирует делать каждый. Я, очевидно, уйду из штата», — говорит продюсер Youtube-канала театра Максим Чуклинов. По его словам, пока не ясно, что будет с театром — с командой этого не обсуждали. Это подтвердил и актер Филипп Авдеев. Также неизвестно, останется ли прежним репертуар Гоголь-центра: «Я не знаю юридических вещей, связанных с авторским правом, кому принадлежат спектакли, но автор и создатель Гоголь-центра сообщил о закрытии. А директор Алексей Кабешев сказал, что никакие спектакли в репертуаре не останутся», — делится Чуклинов.

Для него решение Депкультуры о непродлении контрактов руководству было предсказуемым, но Чуклинов все равно воспринял эту новость эмоционально. «Я люблю этот театр, я много там работал, всему там научился. Как сформулировал Кирилл Серебренников, это — «попытка свободы». На мой взгляд, очень удачная. Помимо команды ведь есть и зрители, которые искренне любили к нам приходить, для которых ГЦ был частью образа жизни. Например, один мужчина из Ярославля приезжал к нам год за годом на каждую премьеру и почти на все события, концерты, выставки. Мы в итоге с ним все подружились и звали даже на внутренние праздники. Теперь этой части жизни у него нет. А он такой не один. Но сейчас у всех меняется образ жизни», — рассказывает он.

«Новая газета. Европа» обратилась за комментарием к назначенному художественным руководителем Гоголь-центра Антону Яковлеву, но тот проигнорировал вопросы.

После начала войны начались и массовые увольнения в театрах. Театральный критик Алексей Киселев полагает, что они связаны с открытой антивоенной позицией людей, которые занимали руководящие должности. С 24 февраля был уволен из театра Виктюка Денис Азаров, руководство ЦИМа, сняли Сергея Левицкого из театра Бесстужева в Улан-Удэ. Из театра Маяковского был уволен Миндаугас Карбаускис, а из театра Вахтангова — Римас Туминас.

Алексей Киселев говорит, что давление на театр, хоть оно и обострилось после 24 февраля, на самом деле началось намного раньше. «Я думаю, что началось все довольно давно, еще даже до 2014 года, с разных бюрократических вещей, — рассказывает он. — Тогда театральный режиссер и создатель Школы драматического искусства Анатолий Васильев демонстративно покинул страну, разругавшись с директором театра. Это был первый звонок того, что в России не предвидится расцвета режиссерского театра — а даже если он и будет, то у театров [из-за этого] будут проблемы».

После этого представители силовых структур и общественные движения, поддерживаемые властью, стали преследовать независимый Театр.Док, созданный Еленой Греминой и Михаилом Угаровым. Театр и штрафовали за якобы несоблюдение пожарной безопасности, и угрожали арендодателям, и выгоняли с площадок, вызывали на допросы, срывали спектакли. «Все это привело к тому, что создатели и руководители театра умерли — возможно, от возникшей от стресса сердечной недостаточности. Театр.Док давили, потому что они говорили то, что сами хотели», — считает Киселев.

После аннексии Крыма, добавляет театральный критик, значительная часть актеров из Украины вернулась в родную страну, многие из них вовсе перестали сотрудничать с российским театром. Кроме того, разного рода провокаторы постоянно срывали спектакли в Сахаровском центре. «Так что предпосылок к тому, что происходит сейчас, было довольно много. Хотя было время, когда государство даже поддерживало художников и свободный театр, тогда это казалось странным, но очень радовало. А сейчас понятно, что то, что было тогда, вообще нелогично для наших властей», — вздыхает он.

Несмотря на преследования их коллег, некоторые театры выражают активную поддержку действий России в Украине, например, вывешивая на фасад буквы Z. Но это не всегда устраивает актеров. Киселев рассказывает, что после того, как худрук театра Табакова Владимир Машков распорядился вывесить огромную букву Z в цветах георгиевской ленты на фасаде, многие актеры решили покинуть театр.

Кроме российских режиссеров преследованию со стороны государства подверглись и драматурги, ставившие спектакли в отечественных театрах. Из-за их антивоенной позиции и высказываний в театрах стали снимать с репертуара спектакли по текстам Ивана Вырыпаева, Михаила Дурненкова.

Спектакли по пьесам Вырыпаева стали отменять еще в первые недели войны, хотя в репертуаре театров они формально оставались. 8 марта драматург опубликовал на своём официальном сайте письмо к российским государственным театрам, где идут спектакли по его пьесам. В нем он заявил, что полученные им проценты от продажи билетов планирует «переводить в фонды помощи Украины <…> только на мирные цели».

После этого были отменены показы спектакля «Солнечная линия» в постановке режиссера Виктора Рыжакова, с формулировкой «по техническим причинам» был отменён показ спектакля «Волнение» в БДТ им. Товстоногова, а в Театре Наций и региональных театрах отменили показы «Иранской конференции».

Алексей Киселев рассказывает, что из-за антивоенных высказываний авторов так и не была выпущена совместная постановка Юлии Ауг и Никиты Бетехтина в Электротеатре Станиславского. Софа Кругликова считает, что это произошло в том числе из-за того, что Бетехтин на своей личной странице в Facebook сделал публичную таблицу с театрами, которые вывесили на своем фасаде букву Z. «После этого постепенно стали снимать его спектакли. У нас в ЦИМе тоже шел его спектакль «Рождество», и директриса [Елена Ковальская] сказала удалить страницу этого спектакля вообще с сайта, будто его никогда и не было», — делится она.

Также председатель Союза театральных деятелей (СТД) Александр Калягин выступил с осуждением драматурга Михаила Дурненкова и призвал исключить его из СТД. После этого высказывания Калягина многие театральные коллективы стали бойкотировать СТД и его площадки — так, например, сделала Женя Беркович, перестав работать с «Боярскими палатами», говорит Киселев.

Кроме того, многие театральные критики открыто осуждают действия театров, которые поддерживают «спецоперацию». «Я, как театральный критик, сказал, что не буду посещать такие площадки и обсуждать их спектакли, читать там лекции. Попросил просто меня не звать туда, потому что я все равно откажусь. И многие театральные критики так делают, это похоже на коллективный отказ», — рассказывает Алексей Киселёв.

«Честный, рефлексирующий российский театр закончился 24 февраля»

Большинство театральных деятелей, с которыми поговорила «Новая газета. Европа», считают, что после начала войны делать свободный театр в России стало невозможно и очень опасно. «Для меня честный, рефлексирующий российский театр закончился еще 24 февраля. Сейчас зло снаружи стало настолько невыносимым, что подстраиваться под него и существовать по его правилам стало невозможным. Поэтому я считаю, что то, что произошло с ЦИМом — логичный результат этого накала. Театральное комьюнити очень маленькое, тут все друг друга знают. И, конечно же, всех тех, кто довольно громко высказывался против «спецоперации», тут же стали «отменять», — говорит Софа Кругликова.

Она считает, что большие площадки, такие как Гоголь-центр и «Современник», лишившиеся своих руководителей, пытались аккуратно говорить о войне, но это не помогло. «Я очень сочувствую коллегам, но они все же довольно аккуратно высказались: подписали письмо против «спецоперации», Гоголь-центр ставил голубку на аватары соцсетей, а его актеры не выходили на поклон после спектаклей, Алексей Агранович у себя в соцсетях что-то писал, но в итоге это не спасло театры, — рассуждает она. — Всем раньше казалось, что молчание — это щит, который позволит дальше делать наше дело. Мы много раз слышали, что важно продолжать ставить спектакли. Но сейчас уже нет мер молчания: ты либо активно поддерживаешь и делаешь то, что тебе говорят, либо ты не существуешь».

По ее мнению, сейчас пространство свободы остается только в небольших театрах, в том числе региональных. «Независимый театр оказался в немного привилегированном положении, потому что государство все эти годы абсолютно не обращало на него внимания. Они всегда находились в серой зоне, поэтому сейчас могут себе позволить чуть больше — их никто не видит. То, что делают оставшиеся маленькие площадки — очень важно, и здорово, что они все еще существуют. Но они, конечно, не такие именитые, как те, что закрылись», — сокрушается Кругликова.

«Власть воспринимает театр, как функцию, как территорию, где может влиять на массы. Больше им театр ни для чего не нужен, — резюмирует театральный критик Алексей Киселёв. — По их мнению, там должны идти спектакли, которые формируют нужную власти картину мира у публики, а все, что не подходит, не нужно и в худшем случае — вредно, то есть не должно существовать. Я предполагаю, что произойдет мощная перестройка театра в России, ведь многие еще и уехали из страны. Наверное, с одной стороны, независимых театров будет больше, но они будут действовать менее открыто и станут андеграундом. С другой стороны, конформистские театры будут получать более щедрое финансирование, и госзаказ для них будет более идеалогизирован».

Елена Тупысева из театра «Балет Москва» тоже считает, что на больших площадках больше невозможно свободное художественное высказывание. «Те, кто остается работать там, надеются на какой-то компромисс, но, кажется, сейчас это уже нереально. Более того, поскольку опера и балет, современный танец — это жанр, который предполагает международный контекст, мы не можем существовать только за счет отечественных композиторов и хореографов, — жалуется она. — Поэтому в такой политической ситуации выжить театру будет непросто».