— Когда он туда ехал, дедушка ему сказал: «Лёша, ты там не геройствуй, возвращайся домой. А он сказал: «Дед, всё будет хорошо, я вернусь». Вот, вернулся! — с горечью вспоминает Татьяна Дехонова о своем племяннике, 20-летнем мотострелке Алексее Толстокулакове. О нём она говорит в третьем лице, очень редко называет по имени, словно до сих пор не может поверить, что ее улыбчивого племянника больше нет.
В последний раз она говорила с Алексеем 10 апреля. К тому времени от него не было вестей почти месяц, и обеспокоенные родственники позвонили на «горячую линию» Минобороны. Вскоре им перезвонил сам «пропавший». За минуту разговора младший сержант бодро сообщил, что у него все хорошо, и что «здесь» очень тепло — все уже носят летнюю форму. В тот же день около 11 вечера он прислал своей тете Татьяне Дехоновой смс-ку: «Если есть ад на земле, то мы попали в него. Я пока жив, но походу это ненадолго. Помогите». На его малой родине, в Амурской области, была глубокая ночь, и сообщение Татьяна прочитает рано утром 11 апреля. Через девять дней Алексея убьют. Еще через неделю семье сообщат о его гибели и пообещают 90 тысяч на похороны.
От призыва Алексея на военную службу до его похорон прошло ровно 10 месяцев. Как получилось, что 20-летний солдат-срочник попал на спецоперацию и был убит — об этом рассказали его тетки Татьяна Дехонова и Мария Перова, а также сам Алексей — посредством сохранившейся переписки в телеграм.
Призвали
— Присяга у него была 8 августа [2021 года], еще до неё к ним подходили, спрашивали и даже заставляли подписать контракт, — рассказывает Татьяна.
Алексея призвали в армию 5 июля, сразу после окончания колледжа в Белогорске. Он едва успел получить диплом автомеханика и вернуться домой, в поселок Ерофей Павлович — Ерофей, как сокращенно называют его местные жители.
Вместе с сестрой Ириной — мамой Алексея — Татьяна ездила за две тысячи километров на присягу в военную часть в поселке Сергеевка под Уссурийском, где стояла 127-я мотострелковая дивизия. Его направили служить водителем БМП, так как он еще в колледже получил права.
Алексей в день присяги. Фото из семейного архива
От Алексея они узнали, что тот согласился подписать контракт. Мама и тетя предложили ему не торопиться с подписанием. «Мы не то что отговаривали его, а просто говорили: подумай, послужи, у тебя еще есть время — целый год впереди, в любой момент можно подписать», — говорит Татьяна. В результате Алексей передумал подписывать, видимо, прислушавшись к доводам родных.
Часть показалась женщинам «нормальной». К ним подходили командиры и прапорщики, общались, показывали часть. «Нас пустили в столовую — посмотреть, как их кормят. Вроде все было чистенько, — вспоминает Татьяна. — Алексея тоже всё устраивало. Ему нравилось возиться с машинами. На практике [в колледже] он подрабатывал на автобазе. Он и дальше хотел работать по профессии, автомехаником, профессиональным военным не планировал становиться», — убеждена Татьяна.
Тем не менее, после своего возвращения домой сестры узнали, что Алексей всё же подписал контракт. Татьяна помнит дату выхода приказа о его зачислении на службу по контракту — 18 декабря. Согласно статье 34 Федерального закона «О воинской обязанности и военной службе», служащие по призыву могут заключать контракт, прослужив не менее трех месяцев. Поэтому подписать его в августе формально было нельзя. Но можно было неформально заручиться согласием рядового Толстокулакова.
Отвезли на войну
«Рапорты пишем», — написал в телеграм-чат «Семья» Алексей и в качестве иллюстрации скинул фотографию шаблона, напечатанного на принтере с картриджем на последнем издыхании. В нем на имя командира в/ч 25573 — этим условным наименованием обозначают входящий в состав 127-й дивизии 394-й мотострелковый Краснознамённый полк — всего две строки: «Я, старший стрелок, такого-то отделения, роты, части, Иванов Иван Иванович, готов добровольно выполнять специальные задачи». Дата, должность, звание, роспись, фамилия.
Снимок сделан в невысоком разрешении, на экране смартфона строки почти не различить, поэтому Татьяна уточнила у племянника, что это такое.
«Рапорт то что я согласен выполнять спец задачи», — ответил ей Алексей. В чате он состоял под именем «Алексей Иванов». В армии пользоваться телефоном запрещено: нельзя писать в мессенджеры, вести соцсети; поэтому чтобы себя обезопасить, военнослужащие обычно шифруются другим именем.
Татьяна спросила его, может ли он отказаться. «Могу, но не хочу», — ответил племянник.
Незадолго до этого он позвонил семье и сообщил, что они едут на спецоперацию: 3-го марта грузятся в эшелон, а 4-го числа выезжают. Некоторые подразделения дивизии отправились в район боевых действий уже в конце февраля.
Почему он не хочет отказываться, Алексей не объяснил. По словам Татьяны, у него был доступ в интернет, он знал, что происходит в Украине: сам читал новости и делился ими со своими родственниками.
«Я не спрашивала его, почему. Возможно, он и другие мальчишки не думали, что там, куда они едут, все будет настолько страшно. Может, думали, что [в Украине] будет как на соревнованиях в Сибирцево», — предполагает Татьяна.
Еще в мирное время Алексей рассказывал, как они ездили не то на соревнования, не то на учения в Сибирцево, где заняли второе место. В этом поселке, что примерно в 90 км от Сергеевки, дислоцируется 60-я отдельная мотострелковая Краснознаменная бригада (в/ч 16871). По словам Татьяны, Алексею те соревнования очень понравились.
Алексей. Фото из семейного архива
Убили
– Бабушка Алексея прямо чувствовала, что его больше нету. Как с 14-го апреля пропала с ним связь, она места себе не находила. И 20-го звонила в его часть, замполиту, ну ей, конечно, никто ничего не сказал, — говорит Татьяна.
Отправившись из Уссурийска 4 марта, до места назначения эшелон шёл почти две недели. С дороги Алексей звонил три раза: «Едем, все нормально, куда — не говорят».
Затем он позвонил 17 марта. «Сказал, что дали возможность позвонить родным, что всё — отправляют в Белоруссию, телефонов не будет, связи не будет. Как только будет возможность, он позвонит», — вспоминает Татьяна.
От Алексея не было вестей больше трех недель. 10 апреля в телеграм-группе «Сергеевка» Татьяне подсказали телефон «горячей линии» Минобороны, созданной как раз для таких случаев. Родственники позвонили, и им сказали, что с военнослужащим Толстокулаковым всё хорошо, он жив. В тот же день, в 11 вечера по амурскому времени (МСК+6 часов) позвонил сам Алексей.
«Бодрый, сказал, что всё хорошо. Где находятся — не сказал, он сам не знал. Разговор длился одну минуту. Он на одну минуту позвонил маме, на одну минуту бабушке, больше не разрешили, видать», — говорит Татьяна.
Через шесть часов он прислал своей тете в телеграм сообщение:
«Если есть ад на земле, то мы попали в него.
Я пока жив, но походу это ненадолго.
Помогите».
Сообщение от Алексея. Скриншот
В Амурской области была глубокая ночь, и сообщение Татьяна прочитает рано утром 11 апреля.
«Ты же говорил, всё нормально?» — тут же написала она ему, но ответа не получила. Кроме мужа, об этой страшной, по ее словам, смс-ке она никому не рассказывала.
Они снова звонили на горячую линию, и 14 апреля Алексей позвонил бабушке с телефона своего друга. Сказал, что всё хорошо, что едут в лесополосу на «какую-то спецоперацию» и попросил бабушку позвонить маме своего друга Димы, который не мог до неё дозвониться. Про Диму Алексей рассказывал, что, хотя тот уже отслужил год, его буквально заставили подписать контракт.
Больше он не звонил и не писал. Алексея убьют 20 апреля. Позже выяснится, что в тот день он словно чувствовал, что это будет его последний бой и написал прощальные записки. Они начинались со слов «Дорогие мои…». О записках родственникам рассказал сослуживец Алексея Данила, который в тот момент стоял рядом с ним. Позже он по памяти передаст Татьяне их содержание: что сегодня он идёт в бой, очень страшно, надеется, всё будет хорошо, что он всех любит, перечислил имена родственников и девушки по имени Женя.
Со слов сослуживцев, записки он положил в военный билет. Однако ни их, ни телефона не окажется в вещах, переданных родственникам после его смерти.
Алексей (справа) в кругу семьи. Фото из семейного архива
Похоронили
«В ходе миномётного обстрела получил ранения, не совместимые с жизнью, от которых скончался на месте… в окрестностях села Новодаровка Гуляйпольского района, Украина», — зачитывает Татьяна похоронку. Упоминания о принадлежности района Запорожской области в ней почему-то нет.
Похоронку принесли 27 апреля. Сообщить о смерти гвардии младшего сержанта Толстокулакова приехали глава Сковородинского района Алексей Прохоров и замглавы поселка Тимофеев.
— Сестра [мама Алексея] спросила, не может ли быть ошибки. А ей сказали, что точно он, проверяли пять раз, — вспоминает Татьяна.
Когда доставят тело — родным не сообщили, сказали «ждите». И обещали со всем помочь: «Вплоть до того, что, как сказал сестре Прохоров, вы поедете на кладбище — покажете место, которое вам нравится, и они сами выкопают могилу. Все сделают и оплатят».
Семья потом не раз слышала эту фразу «заказывайте всё, что надо, мы оплатим». На деле всё оказалось не совсем так.
В конце апреля старшая из сестер, Мария Перова, зашла в администрацию, чтобы узнать, как все будет организовано, когда будут копать могилу. «Копайте сами, у нас людей нет», — ответили ей.
— Она мать-одиночка, у нее кроме нас, сестер, нет родственников. Вы же сами обещали, что всё сделаете, что наше дело показать. А они мне отвечают: «Мы что, похоронное бюро?!» — передает Мария диалог с чиновниками.
Её дали понять, что и поминки оплачивать тоже не будут.
В день, когда им сообщили о прилете самолета с «грузом-200» на аэродром в Серышево, Мария с зятем поехали в морг, чтобы выбрать гроб. «Выбрали гроб, купили венок — один нам понравился, как раз для солдата ВС, всё примерно на 15 тысяч рублей. А нам насчитали 52 тысячи! Оказывается, с нас также взяли 35 тысяч за «доставку» — за то, что его привезли с аэродрома до [райцентра] Сковородино», — недоумевает Мария.
На обратной дороге они позвонили мэру Ерофея Павловича уточнить о машине из райцентра в посёлок. «А он говорит, что машина вам будет, но только в Ерофее, на кладбище», — говорит она. Поэтому родные заплатят еще 10 тысяч — за «доставку» тела из райцентра в посёлок.
Алексей с мамой в день окончания 9-го класса. Фото из семейного архива
В день похорон они с матерью Алексея пошли в администрацию, чтобы написать заявление на матпомощь. Их попросили поставить в качестве даты 29 апреля и выдали 90 тысяч. «Сказали, вот 90 тысяч, чтобы еще и на поминки хватило. На какие поминки, бутылку водки на кладбище открыть?» — негодует Мария. Больше всего её возмущает то, что чиновники сами к ним пришли, наобещали, а потом начали отказывать, да еще под предлогом «он же подписал контракт».
— Подписал! Но он же за Россию воевал! Его же не под забором, пьяного, где-нибудь тут зарезали! — с горечью говорит Мария.
5 мая Алексея привезли в Дом культуры на улице Ленина. Он лежал в открытом гробу — лицо у него было целое. Хоронили его в тот же день. Могилу накануне выкопали мужья сестер, помогали друзья с работы, они же бесплатно сварили ограду.
Проводить Алексея пришел весь посёлок, а население его, как следует из Википедии, более 4300 человек, в основном, русские и украинцы.
По словам Татьяны, пришли и те, кто знал Алексея, всегда улыбчивого, симпатичного и общительного парня, и те, кто не знал. Из полка прислали почетный караул. Глава Сковородинского района Прохоров произнес речь. Могилу буквально завалили цветами. Многие обратили внимание на пятерых рыдающих женщин — это были матери ребят-военнослужащих, находящихся в Украине.
В двадцатых числах июня Татьяна прислала сообщение, что друг Алексея Дима прилетел домой. Живой. С помощью родственников и обращения в прокуратуру ему удалось расторгнуть контракт и уволиться на гражданку.
Алексея посмертно наградили орденом Мужества. О его гибели и награде не сообщалось в СМИ или на официальных страницах в соцсетях. Местные ветераны хотели на День России открыть в школе мемориальную доску в его память, но потом решили перенести мероприятие на сентябрь.
У Алексея остались мама Ирина и младший брат Егор, которому в декабре исполнится 14 лет. По просьбе родных мать погибшего мы беспокоить не стали.
Делайте «Новую» вместе с нами!
В России введена военная цензура. Независимая журналистика под запретом. В этих условиях делать расследования из России и о России становится не просто сложнее, но и опаснее. Но мы продолжаем работу, потому что знаем, что наши читатели остаются свободными людьми. «Новая газета Европа» отчитывается только перед вами и зависит только от вас. Помогите нам оставаться антидотом от диктатуры — поддержите нас деньгами.
Нажимая кнопку «Поддержать», вы соглашаетесь с правилами обработки персональных данных.
Если вы захотите отписаться от регулярного пожертвования, напишите нам на почту: [email protected]
Если вы находитесь в России или имеете российское гражданство и собираетесь посещать страну, законы запрещают вам делать пожертвования «Новой-Европа».