— Ваша книга «Преемник» рассказывает политическую историю России и роль Бориса Немцова в этой истории до 24 февраля. Но на последних страницах книги сделана попытка реконструировать как бы повел себя Немцов во время политических событий, в которых он уже не мог участвовать, например, московских протестов 2021 года, кризиса в Беларуси и т.д. Если бы Немцов застал вторжение в Украину, то как бы он действовал: уехал, как многие, остался как его близкий соратник и друг Илья Яшин, или вернулся как Владимир Кара-Мурза или Леонид Гозман?

— Скорее всего, Борис Немцов не смог бы даже добраться до этой точки: он либо сидел бы в тюрьме, либо был вынужден уехать из России без возможности вернуться. Насколько мы теперь видим, Путин планомерно готовился к войне и делал это долгое время: очевидно, что и попытка отравления Навального, и его последующий арест, и усиление давления на СМИ — звенья одной цепи. И уж тем более у Путина стояла бы задача так или иначе решить проблему Немцова, потому что он знает по опыту 2014-го года, что Немцов — главный противник войны.

Поэтому с большой долей вероятности Путин задолго до 24 февраля сделал бы все, чтобы Немцов не мог свободно высказывать свои мысли и соображения, находясь в России.

— Что сделало Немцова таким непримиримым оппонентом для Путина? Что его отличало от остальных?

— Можно бесконечно много говорить о качествах Немцова как политика, его смелости, харизматичности, исключительно демократических взглядах и так далее, но мне кажется, что главная его черта — честность. Среди политиков, занимавших самые высокие посты в 1990-ых, Немцов оказался, может быть, единственным или одним из очень немногих по-настоящему неподкупных. Коррупция — широкое понятие, а при том уровне развития законодательства, которое существовало 30 лет назад, главным было действовать не по букве или даже духу закона, а самому себе устанавливать границы допустимого. Немцов устанавливал эти границы для себя крайне жестко, как будто бы он жил уже в развитом демократическом государстве, где наибольшая ценность политика — это его репутация.

Немцов сам как-то говорил — и этот эпизод есть в книге, — что, может быть, он и хотел бы взять взятку, но понимал, что его репутация — это его политический капитал, и надо ее беречь. Мне кажется, он такими практическими резонами прикрывал свои высокие этические стандарты, но так или иначе Немцов выстраивал вокруг себя и своих непосредственных подчиненных экосистему неподкупности. В ней не просто взятка, а даже какая-то личная нематериальная выгода никак не могла быть связана с его политической деятельностью.

— Но к его убийству все же привели другие события. В качестве одной из причин в книге вы упоминаете попытки Немцова расследовать участие выходцев из Чечни в теперь уже первой войне на Донбассе.

— С 2014 года Немцов пытался призвать к ответу кадыровских добровольцев, которые свободно пересекали границу с Украиной для участия в столкновениях в Донбассе. Активно говорил об этом публично, обращался в Следственный комитет. Окружение Кадырова и до этого считало, что Немцов — враг Кремля, враг Путина, и в этом смысле изгой, принадлежащий к касте, в отношении которой законы не работают, с такими, как он, можно делать все что угодно. Но своими выступлениями Немцов привлек к себе внимание, стал раздражителем. А Кадыров — насколько мы можем судить по судьбам правозащитников, адвокатов, журналистов, которые работали в Чечне — остро реагирует на раздражители, на тех, кто, как он считает, влезает в его дела, что-то расследует, пытается призвать к ответу.

— Предъявление в марте Руслана Геремеева в качестве одного из «героев» сегодняшней войне в Украине окончательно хоронит возможности привлечь его к ответственности в качестве одного из возможных организаторов убийства Бориса Немцова?

— Эти шансы мы похоронили раньше, когда стало понятно, что Путин принял решение остановить судебное разбирательство на непосредственных исполнителях [в июле 2017 года был вынесен приговор пяти исполнителям убийства, но заказчика убийства суд не назвал — прим ред.]. Появление в Мариуполе Геремеева, вероятно, связано с тем, что спустя семь лет Кадыров считает себя уже полностью свободным от любых претензий со стороны Кремля. Если раньше, возможно, такие претензии существовали, то теперь он может ничего не стыдясь и никого не боясь показывать Геремеева людям, несмотря на то, что в 2015 году тот был объявлен в розыск.

— Немцову как политику короткого демократического периода 1990-ых был крайне близок российский триколор. В своем последнем интервью в день убийства он говорил, что не готов отдавать «наш символ свободы в руки супостатов». С учетом тренда на замену российского триколора на бело-голубой флаг, и в целом большой дискуссии вокруг российских символов и культуры, на какой стороне в этом споре был бы Немцов?

— На правах его биографа рискну предположить, что его позиция была бы такая: «Флаг по-прежнему наш, отдавать его не будем. Что касается русской культуры — сейчас не до нее, она сумеет за себя постоять». Как и многие сегодня, Немцов бы предлагал сосредоточиться на том, что способно остановить войну и, конечно же, победить режим Путина, который уничтожает не только Украину, но и Россию. Не российская культура виновата в войне, а режим Путина. Поэтому нужно нанести ему такой ущерб, чтобы этот режим не подлежал восстановлению. Тогда и российская культура сама за себя постоит.

— Может ли такая убежденность в невиновности российской культуры быть проявлением имперских позиций самого Немцова, особенно с учетом его позиции во время конфликта с Чечней?

— Я не вижу у Немцова каких-либо признаков, тяги к империализму, и уже тем более тоски по империи. Да, он стоял на государственнических позициях во время первой и второй чеченских войн, но в силу не имперских амбиций, а представлений о том, что с бандитизмом нужно бороться, закон един для всех и на территории государства не может быть бандитских анклавов, которым по сути стала Чечня. Это такая идея порядка, установление которого и является государственной функцией. С этой позицией он работал в Правительстве, и до, и после, насколько я могу судить, он ее разделял.

Вспомните, как он себя вел и что говорил на Майдане осенью 2004 года во время первого конфликта Путина с Украиной. У него уже тогда было достаточно четкое представление, что дело не в «славянском братстве», а суверенная страна Украина должна быть независимой и свободной. И если Украина будет свободной, то и у России появится такой шанс. По крайней мере, он будет гораздо более осязаем. Точно так же он потом вел себя во время конфликта с Грузией, еще в 2006 году, т.е. до пятидневной войны [вооруженный конфликт между Грузией и Россией в августе 2008 года — прим. ред.]. Тогда он вовсю противостоял начавшейся в Москве антигрузинской кампании, чисткам. Немцов по мере сил боролся за свободу постсоветских республик от влияния Москвы и ценил их независимость.

— Как эти антииимперские взгляды Немцова сформировались? Кажется, что среда — я имею в виду и политические события в течение 1990-ых, и окружение, Ельцинская команда, к которой принадлежал Немцов — подталкивали его к обратному.

— Во-первых, насколько сам Ельцин был имперцем — вопрос неочевидный. Если спросить об этом, например, уже покойного Леонида Кравчука [первый президент Украины в 1991-1994 гг. — прим. ред.], то он, наверное, скажет: «Да, имперец», но это далеко не единственный возможный ответ. В конце концов, именно Ельцин подписывал Беловежские соглашения, а потом и Будапештский меморандум в 1994-ом году, о чём, к слову, Немцов не забывал напоминать. Я думаю, то, что называют имперскостью Ельцина, во многом производная должности: само кресло, статус, определенным образом понимаемая ответственность так или иначе сдвигают в эту сторону любого, кто сидит в президентском кресле. Как только ты становишься царём в Кремле, имперские демоны невольно начинают тебя обуревать, и Ельцин попал под это влияние, но, мне кажется, боролся с ним успешно и в итоге прошел это испытание достойно.

Во-вторых, Ельцин пришел в политику из свердловского обкома. У Немцова совершенно другой бэкграунд, чем у Ельцина и значительной части его команды. Немцов пришел в политику из науки, как представитель советской научной интеллигенции. Ему были ближе демократические, прозападные, либеральные установки. Его главная цель — Россия как европейская демократическая страна, которая должна быть частью Европы и частью мировой демократии.

— А Немцов выдержал бы это испытание президентским креслом? Насколько бы он смог остаться демократом на посту президента?

— Думаю, у него были бы великолепные шансы. Еще до появления реальной возможности стать президентом Немцов успел набить себе шишки, находясь внутри системы и будучи очень популярным политиком. За годы губернаторства он успел забронзоветь и разбронзоветь обратно, научившись смотреть на себя со стороны — я пишу об этом в книге. Кроме того, у Немцова есть важная черта: по своему мышлению, по образу мыслей он абсолютно антиконспирологичен. Это очень важно, потому что сегодня мы видим, что если у главы государства постоянно есть желание искать двойное дно, то в какой-то момент реальность просто исчезает и теряется за горизонтом. У Немцова этого никогда не было, он всегда прямой, непосредственный, в этом смысле очень разумный и даже склонный к упрощению человек. Это качество сильно бы помогало ему на президентском посту.

— Сейчас кто-то из российских политиков близок к Немцову по этим качествам, характеру?

— Ряд оппозиционных политиков сейчас настолько узок, что сложно кого-то назвать. Я хотел бы назвать Навального, но он все-таки иначе устроен. По взглядам, конечно ближе всего к Немцову Илья Яшин — очень близкий его соратник. И тоже очень смелый. Но мы не видели его в роли лидера оппозиции, не знаем, как бы он выдержал то, что пришлось на долю Немцова, поэтому трудно сравнивать.

— Что нужно сделать чтобы такие политики как Немцов — с демократическими, антиимперскими взглядами, и одновременно, выстраивающие вокруг себя экосистему неподкупности — появились в России после того, как текущий режим будет демонтирован, появится новое окно возможностей для реформ?

— Это очень важный вопрос, ответ на который, вероятно, позволит нам не повторить тот путь к диктатуре и войне, пройденный Россией за последние 20-25 лет. В 90-ые нас сильно подвела элита, оказавшаяся не готовой к испытаниям властью и в итоге разменявшая общественные интересы на свои личные. Политики, которые придут после смены политического режима в России, окажутся в голом поле. Им с нуля нужно будет выстраивать систему репутаций. Поэтому опять важную роль будут играть их ценностные установки, личные качества. Если они будут придерживаться тех же принципов, по которым жил Немцов — тогда у нового режима будет будущее. Но как этого добиться, я не знаю.