Утро 29 июня в Николаеве начинается не с кофе. Как по часам, последнюю неделю нас будят разрывы ракет около шести утра. Жара под сорок градусов не располагает к резким движениям, но ты за секунды скатываешься с кровати и отползаешь в относительно безопасное место. В нашем чате друзей все слышали разрывы, в разных точках города видны столбы дыма. «Насыпают» все более щедро и все более мимо каких-либо стратегических объектов. Вычисляем, что один из столбов поднимается над жилым кварталом, еще один — над гаражным кооперативом. То, что для нас было грохотом, дребезжанием стекол и подрагиванием стен, для кого-то стало смертью.
Фото: Георгий Иванченко
Самый страшный по своим последствиям удар пришелся по ничем не примечательной пятиэтажной хрущевке. Путин сказал: «Я вам покажу декоммунизацию», вот и показывают. В крайнем стояке полностью снесло два верхних этажа, третий частично уцелел, позже он рухнет прямо на моих глазах. На момент написания репортажа было известно о четырех погибших. Опознать удалось только одно тело, все остальные изувечены до неузнаваемости. Это буквально бесформенные куски мяса. Опознанная пожилая женщина — «мама Валика», волонтера из Красного креста. Его здесь ждут больше всего людей, родные и друзья. «Господи, да хоть бы он у женщины какой-нибудь ночевал, а сейчас дрыхнет, не знает ничего», — бросает один из волонтеров. До вечера Валика так и не находят.
Фото: Георгий Иванченко
Фото: Георгий Иванченко
За бело-красной лентой сидит загорелый, аккуратно подстриженный седой мужчина в сандалиях, джинсовых шортах и яркой полосатой футболке. Он время от времени смотрит на разбор завалов в небольшой бинокль, размером с театральный. Если бы не женщина рядом, с потерянным блуждающим видом, можно было бы предположить в нем скучающего туриста, совершенно неуместного здесь. Подхожу поговорить, мужчина убирает бинокль, глаза у него красные от слез. Они ждут дочку. Ей 22 года. Снимала в разрушенном ракетой доме квартиру вместе с подружкой — работали неподалеку.
Пытаюсь успокоить, мол, бывает, что и через сутки из-под завалов достают живых. Мужчина отвечает сухо и зло: «Кого достают, откуда? Только не в панельных домах».
Он кого-то набирает, подолгу молча держит телефон. Женщина бесцельно ходит, отстраненно покачивая головой, время от времени спрашивая: «Дима, ну что там, что, кто звонил, Наташа?» На мой вопрос она не отвечает, скользит сбитым с толку взглядом по лицу, начинает шевелить губами, но останавливается и ничего не произносит.
Слава, припорошенный пылью молодой мужчина в одних штанах, с голым торсом, выжил потому, что встал рано утром, чтобы приготовить завтрак для своей лежачей бабушки. Это его и спасло — от квартиры осталась только кухня. Бабушка осталась под завалами.
Слава: Фото: Георгий Иванченко
Фото: Георгий Иванченко
Двое мужчин садятся на лавочку рядом, предлагают поделиться с нами пивом, шутят. Объясняют, что празднуют «второй день рождения» одного из них. «Раньше было 9 июня, а теперь будет 29-го. Я рано встаю — хлеб развозить. Без двадцати шесть уже заводил машину. Квартиры у меня нет теперь, но зато живой», — рассказывает выживший. Его друг, в прошлом издатель бесплатной газеты, теперь фотограф в жанре ню («это куда лучше, чем снимать трупы»), рассказывает, что где-то здесь неподалеку вроде бы когда-то был гарнизон. Теперь его нет, но на старых картах, вероятно, значится. Этим он объясняет последний «прилет» и два предыдущих, которые были в этом районе.
Фото: Георгий Иванченко
Под завалами разрушенной ракетным ударом хрущевки, по словам спасателей, находилось всего 9-10 человек. По словам одного из жителей дома, это был самый населенный стояк — в соседнем, например, оставалось всего три человека, а тут жило от 15 до 20. На момент вечера среды тела еще не были найдены.
Среди собравшихся вокруг красно-белой ленты людей время от времени кто-нибудь задавался вопросом: «За что? Мы же им ничего не сделали…»
Российская пропаганда неоднократно и недвусмысленно на этот вопрос уже ответила: за то, что украинцы.
Фото: Георгий Иванченко
Фото: Георгий Иванченко