Евросоюз все-таки согласовал шестой пакет санкций против России. Самой спорной из мер, предложенных для обсуждения месяц назад, было эмбарго на импорт российской нефти, его принятие блокировала Венгрия, опасения высказывали Чехия и Словакия. Эти три страны не имеют выхода к морю и получают большую часть нефти из России по нефтепроводу «Дружба». В ночь на вторник, 31 мая, шестой пакет был одобрен.
Под эмбарго не попадают поставки, идущие по нефтепроводу «Дружба», это примерно треть всей нефти для Европы. При этом все страны, связанные с Россией этой трубой, кроме Венгрии, Чехии и Словакии, от получения российской нефти отказываются. Таким образом, под эмбарго попадает 90% российских нефтяных поставок в Европу — все морские перевозки и часть трубопроводных. Переходный период составит шесть-восемь месяцев. Глава Европейского совета Шарль Мишель написал в твиттере, что санкции призваны сократить «огромный источник финансирования военной машины» России. «Это максимальное давление на Россию с целью прекращения войны», — добавил он.
Что потеряет из-за эмбарго Россия и что грозит Европе без российской нефти — объясняет нефтегазовый аналитик, партнер консалтинговой компании RusEnergy Михаил Крутихин.
Михаил Крутихин. Фото из соцсетей
— Михаил Иванович, Европа действительно готова обойтись без российской нефти или это слишком храбрый поступок?
— Не совсем так. Эмбарго отложено, оно начнет действовать только через 6-8 месяцев. И касается оно не только нефти, это очень важно: в эмбарго вошли еще и нефтепродукты. То есть через полгода страны ЕС перестанут закупать у России сырую нефть, а через 8 месяцев — все нефтепродукты.
— Но они ведь боятся дефицита топлива без российских поставок, поэтому и дали себе отсрочку на шесть месяцев, а Чехии по ее просьбе — даже на восемнадцать?
— Эта отсрочка — вынужденная мера.
Между Россией и странами ЕС есть действующие контракты, их нужно закрывать. Поэтому и возникло такое положение: раньше чем через полгода Европа не может отказаться от российских поставок.
— Что эта отсрочка дает российским компаниям как продавцам нефти и нефтепродуктов? Что они смогут сделать за это время?
— Она дает возможность закрыть мощности по производству нефтепродуктов на нефтеперерабатывающих заводах (НПЗ). И еще дает возможность постепенно прекращать добычу нефти.
— Именно закрыть и прекратить? Иначе никак?
— Российские нефтеперерабатывающие предприятия так устроены: из нефти производится определенный объем бензина, определенный объем керосина, мазут, прямогонный бензин — так называемая нафта и все остальные полуфабрикаты. То есть для того, чтобы произвести какой-то объем бензина, надо выпустить еще и большой объем побочных полуфабрикатов. Обычно их отправляли в страны Европы, на европейские НПЗ и нефтехимические заводы, которые хорошо оснащены, там есть установки по гидрокрекингу мазута, они перерабатывают все это в более нужные нефтепродукты.
Через восемь месяцев в Европе спроса на российские нефтепродукты не будет, то есть вырабатывать эту экспортную продукцию наши заводы не смогут. Точнее, вырабатывать-то смогут, но все это будет оставаться в России, а здесь спроса на них тоже нет. В Китае, в Индии, на Ближнем Востоке на них тоже нет спроса. Это означает, что придется прекращать подачу сырой нефти на НПЗ, останавливать оборудование, а нефтяные скважины консервировать или ликвидировать. Потребность в керосине, кстати, у нас тоже снижается, потому что из-за санкций и вообще из-за падения экономики сокращаются авиаперевозки.
— Звучит это как уничтожение целой отрасли в стране.
— Так и есть. У нас эта отрасль такая уродливая именно потому, что главенствует тут не производство конечных продуктов — вроде высококачественного бензина. На очень многих российских НПЗ не выпускают ничего лучше, чем прямогонный бензин и мазут. Мазут у нас занимает 62% от всего производства нефтепродуктов. Это грязная жижа, которая в других странах идет разве что как судовое топливо, да и то от него отказываются, или как полуфабрикат для дальнейшей переработки. Чтобы на наших заводах наладить крекинг и делать из таких полуфабрикатов более высококачественное топливо, надо вложить 2 миллиарда долларов. Поэтому наши заводы не так обеспечены хорошими мощностями, как в Европе. А особенно плохие заводы, плохо модернизированные, естественно, у «Роснефти».
— Почему естественно?
— Потому что это государственная компания, у нее другая, как бы это сказать… Другая система получения прибыли для топ-менеджеров.
— Они же могут использовать эти восемь месяцев, чтобы вложить 2 миллиарда долларов в модернизацию и самостоятельно перерабатывать мазут.
— А зачем, если покупатели отказываются от российских нефтепродуктов в принципе? Придется закрывать заводы, а это безработица. Причем без заработка останутся еще работники компаний, которые обслуживают эту отрасль.
Говоря о нефтяных компаниях, у нас обычно приводят красивые цифры: доходы от нефти составляют всего 27 процентов в федеральном бюджете. Но если учитывать все компании, которые обслуживают отрасль, если учитывать корпоративные налоги на доходы, если учитывать налоги, собранные с персонала всех задействованных в этом секторе компаний, то доходы российского бюджета от нефтегаза зависят примерно на 60%. И к концу этого года, когда главный рынок нефти и нефтепродуктов для России закроется, бюджет потеряет около 25% всех доходов.
— Есть и другие рынки. Можно ли использовать эти полгода для поисков новых покупателей?
— А куда еще продавать нефтепродукты?
Кроме Европы они практически нигде не нужны. У Китая, у Индии, вообще в Юго-Восточной Азии и на Ближнем Востоке нефтеперерабатывающих предприятий — как гуталина на гуталиновой фабрике.
Они ждут от России сырую нефть, а не нефтепродукты. А нефтепродукты нам девать просто некуда. Поэтому придется от них отказываться.
— Может быть, эти заводы на что-то другое переориентировать? Помните, во времена Перестройки была такая штука — конверсия?
— У России нет других экспортных товаров такого же уровня, как это сырье.
— Зачем обязательно экспортных? Бензин нам самим нужен, внутри страны. Может, благодаря этому он у нас подешевеет до 14 центов, как в Саудовской Аравии?
— Повторю: не может быть производства бензина без тех побочных продуктов, о которых я сказал. Такие у нас заводы. А куда нам теперь эти продукты девать?
— В какие-нибудь хранилища — для будущей переработки.
— В России нет резервных хранилищ.
— А построить за восемь месяцев?
— Нет, это невозможно.
— Уточню: из-за большого количества побочных продуктов, которые некуда девать, в России даже бензина для внутреннего рынка выпустить больше невозможно. Так?
— Именно так. Да и бензина нам уже нужно меньше, чем раньше, из-за падения экономики в целом.
Фото: unsplash.com
— Разве здесь не действует такой закон экономики, что, снизив цены на бензин, мы увеличим его потребление?
— В России цены на топливо определяются налоговой политикой правительства. А тут, поскольку правительство будет получать меньше доходов от этой отрасли, цены только повысятся. Как-то ведь надо компенсировать потери. Так что цены точно не понизятся.
— Запад долго не мог согласовать это эмбарго. Что он потеряет, перестав закупать российские нефть и нефтепродукты? Почему там было такое сильное сопротивление против этой меры?
— Почему вы решили, что сопротивление было сильным? Сопротивление шло, в основном, от Венгрии и еще двух стран — Чехии и Словакии. Вместе они в год потребляют не больше 15 миллионов тонн российской сырой нефти, получая ее по нефтепроводу «Дружба». Что значит этот объем на фоне общего потребления в Европе — примерно 110 миллионов тонн российской сырой нефти в год? Эти три страны противились — и они пока будут по-прежнему сосать нефть по нефтепроводу «Дружба», если другие обстоятельства не вмешаются.
— А остальные страны ЕС как обойдутся без российской нефти?
— Многие из них уже отказываются от нее. Германия, которая была крупнейшим получателем российской нефти и потребляла ее очень много, независимо от эмбарго объявила, что до конца года откажется от 90% российской нефти и нефтепродуктов. Дания, Нидерланды обходятся без российской нефти. Объявила об отказе от нее Польша. И список таких стран растет.
— После введения эмбарго появилась новость о том, что Shell намерена обходить его, смешивая российскую Urals с еще какой-нибудь нефтью в порту Вентспилса. А «латвийская смесь» или «балтийская смесь» — это уже не российская, она под санкции не попадает. То есть все-таки наша нефть им очень нужна, раз такие способы придумывают?
— Этой «новости» уже месяца полтора. Когда эта информация впервые появилась, я как раз был в Латвии и говорил с местными специалистами. Они утверждают, что ничего подобного в Вентспилсе и вообще в портах Латвии не происходит. Да и смысла в этом я не вижу: покупать приближенную по качеству нефть, откуда-то везти, подмешивать к российской в танкерах, на рейде — это глупость несусветная. Это не имеет никакого коммерческого смысла. Такие «новости» исходят из «королевства кривых зеркал» — из России.
— При этом бензин в Европе уже очень сильно подорожал. Самый дешевый сейчас — 2 евро за литр. Вряд ли это понравится европейским налогоплательщикам.
— Это уже касается политики. Основную долю цены бензина в Европе составляют налоги, а не стоимость нефти, так что тут вопрос не ко мне.
— В Германии с 1 июня снизили налоги на топливо и ввели проездной на поезда за 9 евро на месяц, чтобы снизить потребление бензина. Какие меры принимают в других странах, чтобы ослабить удар?
— Не могу сказать точно, это тоже вопрос не ко мне. Но в первую очередь — это энергосбережение, энергоэффективность.
— Европа в перспективе грозит России отказом еще и от покупки газа. Это они серьезно?
— Потребление газа в мире и так снижается, так что со временем даже не придется вводить эмбарго на газ.
Еврокомиссия уже объявила, что ЕС сможет избавиться от зависимости от российского газа к 2025 году. А пока мы видим, что избавляются Финляндия, Латвия, Литва, Эстония, Польша.
Болгария, скорей всего, со следующего года тоже избавится от этой зависимости. Германия рассчитывает в следующем году принять совершенно новую программу по импорту газа. Все говорит о том, что даже без объявления эмбарго потребность в российском газе в Европе снижается и будет снижаться дальше. Если раньше российский газ занимал в Германии 44% от общего объема потребления, то сейчас уже — 22%. Совсем недавно Дания разорвала контракт, в Нидерландах снижается потребление.
— Насколько это обратимый процесс? Можно ли будет возобновить поставки в случае нормализации отношений с этими странами?
— Как показывает история, санкции с большим трудом поворачивают обратно. Требуется значительное время. И кто может гарантировать, что Россия не начнет какую-то агрессивную войну снова? Нет таких гарантий.
— Но я ведь спрашиваю не о политике. Чисто технологически, как быстро Россия сможет реанимировать эту отрасль — разморозить добычу, заново запустить заводы и так далее?
— Нефтяную отрасль очень трудно реанимировать. Если посмотреть на общее число скважин, которые придется ликвидировать, то возродить к жизни можно будет не больше половины. Придется какие-то новые скважины бурить. Но пока рынок говорит о том, что потребление углеводородов и вообще ископаемого сырья будет сокращаться. Мир идет к совершенно другой энергетике. А война ускорила выпадение России из этого мирового уравнения, где углеводородному сырью будет уделяться все меньше и меньше места.
— То есть, когда Россия сумеет нормализовать отношения с миром и предлагать ему свои углеводороды, этому миру ее углеводороды уже будут не нужны?
— Нет, так нельзя сказать, что углеводороды будут совсем не нужны. Из нефти производят много нефтехимической продукции. И газ останется переходным топливом на какой-то период. Но потребность в них серьезно сократится.
— И что делать в этой ситуации России?
— У меня есть рецепт, но его в России сейчас слушать не станут: прекратить войну, прекратить политику самоизоляции, развивать кооперацию с другими странами, что-то делать в собственной экономике, чтобы не быть уже сырьевым придатком.
