В Дагестане выпускница на последнем звонке воспользовалась возможностью подойти к микрофону и сказать что-то перед множеством людей — и выкрикнула несколько антивоенных лозунгов. После этого ее, конечно, заставили извиняться на видео за свои слова, но слова прозвучали, и прозвучали громко, а цена таких извинений всем известна. Но можно ли, основываясь на этой истории, сказать, что школьники в целом настроены более оппозиционно, чем взрослые, и что они в массе своей против войны?

Большой Брат

Независимая статистика обычно показывает, что, чем моложе респонденты-россияне, тем меньше воодушевления они демонстрируют по поводу «спецоперации»: среди них значительно выше, чем в иных возрастных группах, процент тех, кто отрицательно относится к ней, и процент тех, кому происходящее в Украине безразлично.

Интенсивность обработки школьников пропагандой несколько стихла по мере приближения к экзаменам; сейчас, когда учебный год закончился и начались последние звонки, можно подвести некоторые итоги — с учетом того, конечно, что никто из детей, учителей и родителей не готов под своим именем разговаривать с прессой, прекрасно зная, что за этим последует. Для семей — будут вызовы в детскую комнату полиции, штрафы родителям за невыполнение обязанностей по воспитанию детей, а то и извинения на камеру, как в Дагестане. Для учителей — увольнение; случаев увольнения учителей по всей России уже немало, и хотя они совершенно незаконны, редко кто из учителей хочет возвращаться в ту школу, где уже произошел конфликт с директором, или, хуже того, на него донесли дети или родители.

В Севастополе на днях родителям школьников предложили подписать согласие на обработку их персональных данных и данных их детей «в целях осуществления мониторинга распространения в информационно-телекоммуникационных сетях, включая информационно-телекоммуникационную сеть «Интернет», информации, склоняющей или иным образом побуждающей несовершеннолетних к совершению действий, представляющих угрозу их жизни и (или) здоровью, а также жизни и (или) здоровью иных лиц». В документе указаны и персональные данные, которые будут обрабатываться: «фамилия, имя, отчество, дата и место рождения, адрес регистрации, телефон (мобильный), адрес электронной почты, образовательная организация, класс/группа, а также иная информация, относящаяся к моей личности, а также личности моего (- ей) сына, дочери, подопечного, доступная либо известная Организации, либо предоставленная мною лично». Все эти данные сначала поступят в Департамент образования и науки города, а затем — в московский «Центр изучения и сетевого мониторинга молодежной среды», — организацию, которая с 2018 года мониторит соцсети в поисках экстремистского контента.

В школах, где есть доверительные отношения между педагогами, родителями и детьми, как правило, есть еще и базовая договоренность не подставлять друг друга опасными разговорами и политическими демаршами: все понимают, что в нынешних условиях это может иметь для школы самые скверные последствия — такие, как замена директора, изменение кадровой политики и в целом — превращение той школы, которую все знают и любят, которой все дорожат, в очередное казенное заведение. Все, кто следит за московским образованием, видели, что случилось с частным лицеем «Ковчег — ХХI», директор которого Рустам Курбатов четко обозначил свою антивоенную позицию в чате для родителей. Родители переслали скриншоты на телеканал «Царьград», разгорелся скандал с участием депутата Государственной Думы Александра Бородая. Тот назвал действия Курбатова «изменой Родине». «Царьград» назвал школу «русофобским гнездом», Бородай и депутат от фракции ЛДПР Алексей Журавлев обратились в Генпрокуратуру и Следственный комитет, чтобы инициировать масштабную проверку школы.

Возможно, именно из любви к своей школе, а не из страха ареста, увольнения или штрафа, некоторые учителя не ходят стоять в одиночных пикетах и не делятся своими мыслями в открытых постах, а старшеклассники не носят в школу антивоенную символику и не ходят протестовать на городские улицы.

Поскольку учителя, родители и дети ясно осознают, что Большой Брат за всеми присматривает, они не слишком охотно делятся впечатлениями о происходящем: просят города не называть, школы не называть, имен не называть. Так что придется просто обобщить услышанное и прочитанное.

Война цветов

Среднюю картину настроений по школам нарисовать вряд ли возможно: уж очень разная у нас страна, разные в ней школы, разные люди в них учатся и работают. Война, разумеется, влияет на всех. Как и в 2014 году, в одном классе могут оказаться дети с принципиально разными взглядами — и спорить до изнеможения (некоторые учителя замечают, что дети при этом ухитряются оставаться друзьями). Как рассказывают учителя, младшие школьники без конца играют в войнушку — если не русских с украинцами, то хотя бы крыс с кошками или цветов с сорняками. Там, где в нашем детстве обзывались «фашистами», иногда обзываются «украинцами». Старшие в основном говорят про ЕГЭ и поступление — но могут брякнуть вместо традиционного «мне с моими баллами только в армию» — «мне с ними только в Украину». Кто-то приходит с буквой Z на футболке, кто-то с пацификом; школы объявляют, что «школа вне политики» и требуют исключить наглядную агитацию.

Закономерности, конечно, есть, и совсем просто их можно описать так: в столицах и крупных городах протестные настроения более выражены, чем в глубинке; в так называемых «хороших» школах — их больше, чем в обыкновенных районных. Если посмотреть записи во «Вконтакте» по хештегам, начинающимся с#Za — и#СвоихНеБросаем, можно увидеть, что больше всего усердствуют в казенном военно-патриотическом воспитании небольшие школы в депрессивных регионах, в маленьких городках, райцентрах, поселках. Судя по тому, что автору этих строк писали родители и учителя из разных городов после предыдущих публикаций, от маленьких поселковых школ не отстают в своем рвении и образцово-показательные «сильные» гимназии в крупных городах: георгиевская ленточка в виде буквы Z на форме и окнах, построение к подъему флага, патриотические уроки по методичкам. Многие родители не могут перевести детей в другие школы (типичный аргумент — «здесь хотя бы преподавание сильное, в других еще хуже»). Они предпочитают не воевать со школой открыто, ссылаясь на незаконность политической пропаганды, а просто не пускают ребенка в школу в те дни, когда ожидаются пропагандистские мероприятия: болел, не мог прийти.

«Патриотические уроки» проходят не слишком гладко: дети задают неудобные вопросы и вступают в споры с преподавателями. Тем приходится защищаться; в пылу полемики учителя ухитряются обвинить учеников в отсутствии патриотизма и равнодушии к чужим бедствиям. Впрочем, после 9 мая фотографии детей, выстроенных буквой Z, отчеты с уроков о смысле спецоперации и детские «письма солдату» почти полностью исчезли из соцсетей: кампания прошла, все отчитались, и школы, наконец, все-таки сосредоточились на своих прямых обязанностях в конце учебного года.

Во многих столичных школах с репутацией «сильных» требование уроков по методичкам было воспринято учителями с недоумением: не говоря уже о незаконности происходящего, у нас есть учебный план, почему мы должны от него отклоняться и проводить уроки по неизвестно чьим разработкам, за счет каких уроков? Школьники в этих же школах восприняли «спецоперацию» как катастрофу, крест на будущем, говорили о том, что внезапно оказались в сбывшейся антиутопии. Опрошенные столичные родители (с поправкой на нерепрезентативность опроса) говорят, что в их школах детям мозги особо не промывают.

Танцуй под отечественное

На последнем звонке некоторые выпускники уже позволяют себе обозначить свою позицию — пусть не так громко, как дагестанская девочка. В одной столичной школе на колокольчик, в который должна была звонить первоклассница, повязали желто-голубые ленточки. В другой — вставили в прощальную песню куплет: «Ваше благородие, госпожа Россия, мы свою судьбу решать вас не просили». В третьей… впрочем, родители, которые боятся за своих детей, просят других родителей даже под замком не выкладывать в соцсети свидетельства хотя бы минимального вольномыслия — не то что в прессе об этом не писать.

В нестоличных регионах никакое вольномыслие на последний звонок затесаться не могло. Весь сценарий подробно изучен педагогами на предмет крамолы, сообщает учитель из небольшого городка в предгорьях Алтая; более того — чтобы выпускники смогли станцевать вальс под песню иностранной группы, образовательные власти города от них потребовали представить полный перевод песни, историю ее создания и сведения о сексуальной ориентации членов группы.

Дети в региональных школах при этом — очень разные: кто-то выбривает на висках букву Z, кто-то не приходит в школу к подъему флага и пишет на обществознании в сочинении: «Россия будущего — свободная Россия». Кто-то переживает, что льготы беженцам и детям военных съедят все бюджетные места в вузах, кто-то констатирует: «Будущего нет».

Нынешним выпускникам вообще досталось от новейшей истории: два года на дистанте, а перед самыми выпускными экзаменами — война и смена всех планов. Кто-то уехал вместе с семьей, кто-то был вынужден поменять планы в последний момент, многим пришлось прощаться с уезжающими друзьями. И если о политике говорят не многие, то многим свойственно ощущение тупика: непонятно, куда стремиться, на кого учиться, если во время, когда железный занавес вот-вот закроется, а экономический кризис станет только глубже, любые умения могут оказаться ненужными. Надо делать выбор, не понимая, что и зачем выбирать; надо выходить во взрослый мир, который не обещает нынешним выпускникам ничего радужного. Недаром сразу несколько учителей рассказали, что для последнего звонка выпускники выбрали песню «Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко».