— Артем, в каком состоянии сейчас наша музыка?

— В переходном. Происходит активное перемещение музыки из России внутренней в Россию внешнюю. Уехало огромное количество музыкантов, и не только после начала войны, многие уехали раньше: Федя Чистяков, Илья Лагутенко, Женя Хавтан, Максим Покровский. Это перемещение продолжается, через нашу квартиру в Таллине периодически проезжают российские певцы и певицы.

В России происходит опустошение, а в диаспоре накапливается все больше музыкантов и, что очень важно, все больше русской аудитории. До сих пор у наших артистов modus operandi был такой: они жили в Европе и Америке, а зарабатывать ездили в Россию — в концертные туры, на корпоративы. Сейчас ситуация изменится и довольно сильно.

А в диаспоре наступит расцвет. Макс Покровский, Noize MC, Монеточка и Вася Обломов смогут спокойно гастролировать по всему миру, исключая Россию, и играть перед более или менее полными залами.

— А что раньше мешало?

— Русской аудитории на Западе было меньше в разы, и она состояла преимущественно из людей с ностальгическими синдромами, которые ходили на концерты Кобзона, Киркорова, Валерии. А сейчас большую часть аудитории составляют ребята 20-40 лет, ориентированные на гораздо более актуальную музыку. Уезжают люди молодые, примоднённые, с культурными запросами.

— Но ведь невозможно взять и механически перенести за границу целый пласт национальной культуры.

— Вполне возможно, более того, с русской музыкой это уже случалось — в ранних 1920-х, когда из России уехали сотни тысяч представителей аристократии, духовенства, интеллигенции. Была золотая эра русских кабаков в Париже, Праге, Стамбуле, Берлине. Знаменитый Петр Лещенко в Советском Союзе не выступал, он прославился исключительно за счёт концертов в Бухаресте. Это была великая культура: Вертинский, Шаляпин, Рахманинов. Но есть и международная практика, она, правда, касается в основном народов Ближнего и Среднего востока. Огромное количество музыкантов и прочей интеллигенции уехало, например, из Ирана. Они неплохо живут в Европе и Америке, у них своя сцена, культурные центры, свои залы, свои рекорд-лейблы.

— А какой прогноз для тех, кто остается в России?

— Если предположить, что дела будут идти в том же направлении и теми же темпами, как последние два года, это будет очень похоже на Советский Союз. С той разницей, что в СССР рок ассоциировался с культурной диссидентурой и был фактически запрещен, а теперь есть достаточное количество покладистых рокеров и говнорокеров, которые с удовольствием будут работать на государство, какое-нибудь «Наше радио» будет их активно крутить. Цензура чисто эстетического свойства будет несколько мягче, чем была в СССР. А идеологическая жёстче потому, что СССР был вялым старческим тоталитарным государством, а путинская Россия — это стопроцентно фашистское государство.

— А в чем разница?

— Вот простой пример — стукачи. При Брежневе они тоже были, их было дофига: были штатные сексоты, работавшие за зарплату, были анонимы-доброхоты, которые таким образом избавлялись от личных врагов. Было много ребят, которых ловили на легкой спекуляции или на том, что у них была машинописная копия «Собачьего сердца», вызывали и говорили: «Что же это вы, на третьем курсе учитесь, а до сих пор не поняли, что такое хорошо, а что такое плохо? Ладно, мы можем спустить вам это с рук, но вы должны писать ежемесячные отчеты о том, что тут говорят, кто какие анекдоты рассказывает». Таких людей было много, но это скрывали, это было позорище! Один мой знакомый оказался таким невольным стукачом, его разоблачили, устроили товарищеский суд. Он не смог вынести позора и выбросился из окна общежития. А сейчас никто не скрывается. Ты знаешь фамилии тех, кто пишет доносы на иностранных агентов, на собственных учителей и преподавателей…

— Исходя из своего многолетнего подпольного опыта, можешь дать какой-то совет нормальным ребятам, которые все понимают, но остаются в России?

— Полностью прекратить все связи с государством. Никаких контактов! Гребенщиков, Цой, Башлачев не просто так работали в восьмидесятые дворниками, кочегарами, сторожами. Это давало им возможность исчезнуть с государственных радаров. Все, их не было! Они не работали в так называемых коллективах, у них не было комсомольских и партийных организаций, не было профсоюзов, профкомов, месткомов.

Претендовать при этом на то, чтобы стать публичным человеком и много зарабатывать — ни в коем случае! От каждого публичного человека в Zетландии будут требовать, чтобы он или четко сказал, что он путинист, или валил из страны. Быть публичным человеком и отмалчиваться ни у кого не получится.

— И что делать? Уйти в подполье?

— Неизбежно, причем в глубокое. Я уверен, что оно уже есть. Технических возможностей для оперирования в подполье сейчас гораздо больше, чем в застойном СССР. Народ у нас грамотный по части обхода запретов в цифровой вселенной, так что в этом смысле всё будет в порядке. Другое дело, что в застойном СССР дел с задержаниями и арестами музыкантов было немного, реально посадили, насколько мне известно, четырех человек. Двоих участников ленинградской группы «Трубный зов», Лешу Романова из «Воскресенья» и Жанну Агузарову из «Браво». Надо отдать должное совку — это были единичные случаи. А в путинской Z-России таких случаев будут десятки, может быть, и сотни, все будет жестче, но это не означает, что творческих людей удастся запугать.

— Прогнозируешь ли ты расцвет рока и вообще независимой музыки, какой был в России в восьмидесятые годы? Несмотря на все запреты, а может быть, и благодаря им, тогда был настоящий прорыв.

— Уверенно прогнозировать не возьмусь, но да, предполагаю, что такое возможно. Предпосылки, бесспорно, есть, давно замечено, что лучший рок возникает в тяжелые минуты. Так было в СССР в начале 80-х, в Англии в середине 70-х, в Штатах в 60-е.

— Но то, что мы пока видим, противоречит этим надеждам. Прошло уже два месяца с начала войны, против нее так или иначе высказались почти все наши независимые музыканты, но новых сильных песен на злобу дня — по пальцам пересчитать. Покровский, Гребенщиков, ДДТ… Очень мало. Чем это объяснить?

— Да, это не идет ни в какое сравнение с тем, что происходило в Беларуси в 20-м году и происходит в Украине сейчас. А там просто взрыв! Написаны сотни песен, от народно-патриотических до моднейших электронно-индустриально-индипоповых. Несмотря на то, что ракеты летают и бомбы падают, прилив вдохновения огромный! У нас в этом смысле намного тише. Я думаю, дело в том, что справедливая война творческих людей вдохновляет, а подлая, грязная, захватническая внушает депрессивное чувство. И может быть, время ещё не пришло. Многие еще находятся в полуконтуженном состоянии. А многие боятся, власти за последние несколько лет основательно запугали народ. В той или иной степени этот страх на себе испытывают все, в том числе я.

— Те, кто уехал, тоже боятся?

— Конечно! Вот, скажем, суперзвездная пара Пугачева и Галкин, в которой Максим рассуждает вполне себе смело, а любимая и уважаемая мной Алла Борисовна молчит. С точки зрения общественного резонанса выступление Пугачевой было бы намного сильнее, чем выступление Галкина. Может возникнуть вопрос или даже претензия: как же так, почему наша Алла молчит? Если бы она прошлась по Путину и его деревянным солдатикам, вот это было бы круто! Но у них в России масса родственников, дети, внуки, в конце концов готический замок в деревне Грязь, и я их прекрасно понимаю. Так и слышу, как она говорит: «Нет, Максим, рано еще! Опасно!»

— Сталкивался ли ты с проявлениями русофобии в музыкальных кругах? Она действительно существует?

— Единственный народ, который выстрадал свое право на русофобию — украинцы. После того, что там наделали и продолжают делать наши солдаты, у украинцев есть полное моральное право ненавидеть русских. Так же, как русские ненавидели немцев после Великой Отечественной. Была лютая германофобия, потребовалось лет двадцать, чтобы она смягчилась. А что касается остальных, то это не русофобия, это путинофобия. Презрение к современному российскому укладу, к российской идеологии, полной насилия, понтов, лжи. Это есть. Но в тех кругах, где я общаюсь, никакой русофобии нет, ни с кем из иностранных музыкантов я на эту тему не поссорился и наверняка не поссорюсь. Нормальные люди все понимают. А идиоты, которые отменяют лекции о Достоевском, существуют везде, но их явное меньшинство.

Никаких проявлений ненависти, нормальные люди нормальных людей видят издалека. Но если на такой концерт придет дебил с буквой Z, выбритой на затылке, его могут и замочить.