Мне казалось, что Шушкевич будет жить вечно. Такие люди просто не могут умереть: бесконечный интерес к жизни и презрение к мелочам вроде возраста не позволят. 87 лет, говорят вокруг, такая долгая и насыщенная жизнь, да вообще это везение — столько прожить. Но не для Шушкевича. Старым он так и не побывал.

Он, впрочем, и молодым не слишком-то побывал. Как будто всегда был хрестоматийным чудаковатым профессором без возраста, которому можно было дать и сорок, и восемьдесят лет одновременно. Всегда в мешковатых костюмах и слегка обтерханном плаще — ну да, типичный представитель советской кафедры ядерной физики.

В главы государства он попал случайно. После августовского путча и запрета КПСС на всей территории доживающего последние месяцы СССР тогдашнего спикера Верховного Совета БССР Николая Дементея — представителя старой партноменклатуры — сместили на внеочередной сессии. И депутаты проголосовали за Шушкевича. Уже под его руководством та же сессия приняла закон «О придании конституционного статуса Декларации о государственном суверенитете Белорусской ССР». А потом был декабрь, и встреча в Вискулях, и Беловежские соглашения.

Союз к тому времени уже умер, оставалось лишь это зафиксировать. Конфедерация тоже была невозможна. И содружество оказалось единственной возможной формой сохранения прежних связей и отношений — с открытыми границами для людей, для совместных проектов, для информации. Вначале мы хотели назвать новую форму «ССГ» — содружество суверенных государств. Но Борис Ельцин сказал: «Хватит уже с нас этого «эсэс»», — и мы переименовали суверенные государства в независимые. Это была его поправка. Кстати, несколько лет назад МИД Швеции рассекретил дипломатическую переписку 1989-1991 годов. Так вот, в этой переписке СНГ называли шедевром дипломатии».

Шушкевич стал первым главой независимой Беларуси. Именно тогда белорусский язык получил статус единственного государственного, преподавание и делопроизводство были переведены на белорусский, государственным флагом стал тот самый бело-красно-белый, за который теперь сажают на долгие годы, а гербом — историческая «Погоня». Именно тогда в Беларусь приехал с официальным визитом президент США Билл Клинтон, а Станислав Шушкевич побывал с таким же визитом в Вашингтоне. Больше официальных белорусских визитов не было: в США Александра Лукашенко не приняли ни разу (поездки на ООНовские ассамблеи ничего общего с государственными визитами не имеют). Именно тогда белорусы поняли, что живут в маленькой европейской стране, а не в большой империи. После визита, помню, Шушкевич рассказывал: «Многие чиновники вообще не понимали, где наша страна находится. Спрашивали: Беларусь — это где? А у меня полиэтиленовый пакетик с собой был, на нем — карта Беларуси с соседними странами. Я им пакетик показываю: вот мы, вот Россия, вот Польша, а здесь Украина и Литва. И они мне: да ты что, правда? Да у вас же расположение просто золотое, на одном транзите жить можете отлично!»

Когда в 1994 году к власти пришел Лукашенко, он первым делом начал борьбу с тем, что сделал Шушкевич. Вернул русский язык и советскую символику, уничтожил парламентскую власть и пошел в атаку на то, что появилось в независимой Беларуси: предпринимательство, свободную прессу, гражданское общество. А Станиславу Шушкевичу досталась персональная пенсия размером в 1 доллар.

Но Шушкевич пенсионером так и не стал. Он ездил по всему миру с лекциями, дружил с Лехом Валенсой, писал статьи для ведущих мировых изданий. Отметив 80-летие, поехал в Америку, взял в аренду машину и проехал всю страну от Нью-Йорка до Калифорнии. Когда меня выпустили из тюрьмы, одним из первых, кто пришел в гости, был Станислав Станиславович. Без звонка, без предупреждения — просто ворвался шумно и весело, и сразу стало понятно, что мы все это сможем пережить. Хотя бы потому, что, в отличие от наших палачей, читали книги.

Но как же здорово, что Шушкевич у нас был.

Беларусь Шушкевича — это была молодая счастливая страна. Там на митинги выходили не омоновцы, а люди. Там было свободное белорусскоязычное телевидение, там шли открытые споры, там слово «оппозиция» было названием парламентской группы, а не ругательством. Там в паспортах с «Погоней» на обложке было очень мало страниц, ведь все думали, что очень скоро белорусы будут ездить по миру без виз, как их европейские соседи. Короткая, но полная надежд на будущее история. Мы помним ту Беларусь. Мы боремся за нее. Мы верим, что она вернется. Спасибо, Станислав Станиславович.